Брестская крепость - Смирнов Сергей Сергеевич - Страница 33

Немцам удалось занять большинство помещений в юго-восточной части казарм, откуда ушли основные силы бойцов 84-го полка. Шли упорные бои за клуб и развалины штаба польского корпуса, и здания эти по нескольку раз переходили из рук в руки. Все чаще немецкие танки проникали через трехарочные ворота во двор Центрального острова. Они подходили вплотную к казармам и прямой наводкой в упор били по амбразурам окон, а иногда и врывались внутрь здания через большие, широкие двери складских помещений первого этажа. Однажды на участке 455-го полка немецкий танк вошёл в казарменный отсек, над дверью которого наш санитар вывесил большое, заметное издали полотнище с красным крестом. Здесь, в этом отсеке, на бетонном полу лежали тяжелораненые. Крик ужаса вырвался у всех при виде появившегося в дверях танка, а машина, на мгновение приостановившись, с рёвом ринулась внутрь — прямо по лежащим телам. Танк резко притормозил на середине помещения и вдруг, скрежетнув гусеницей, принялся вертеться по полу, безжалостно давя беззащитных людей…

Как ни упорно сопротивлялись защитники крепости, враг постепенно одолевал их. С каждым днём перевес его становился все более подавляющим.

В этих условиях не имело никакого смысла дальнейшее пребывание в крепости женщин и детей. Их неминуемо ждала смерть от тяжёлых бомб, которые авиация противника ежедневно сбрасывала на крепость. Как ни жесток был враг, как ни тяжело и унизительно было попасть в его руки, все же оставалась надежда на то, что он пощадит женщин и детей. Вот почему решено было отправить их в плен..

И как ни плакали женщины, как ни умоляли оставить их в крепости, готовые разделить судьбу своих мужей, приказ командования был категорическим, и они, взяв детей, вынуждены были выйти из подвалов и сдаться на милость врага.

Ожесточение боев все росло. Торопясь покончить с крепостным гарнизоном, противник, не считаясь с потерями, бросал на штурм все новые силы.

В последние дни июня особенно напряжённая борьба шла на северном участке Центрального острова, около трехарочных ворот, где сражались бойцы Зубачева и Фомина — главное ядро осаждённого гарнизона. Немцам удалось занять несколько казарменных отсеков, примыкающих к трехарочным воротам с запада, но затем группа, державшая здесь оборону, остановила продвижение автоматчиков внутри кольцевого здания. А бойцы Фомина и Зубачева срывали все попытки врага закрепиться в восточном крыле казарм. Это крыло было тупиковым, и, стоило противнику прочно занять первые помещения, примыкающие к трехарочным воротам с востока, автоматчики смогли бы теснить наших стрелков внутри здания в сторону тупика.

Эту опасность сознавали все, и борьба за помещения, смежные с воротами, отличалась особым ожесточением. По нескольку раз в день автоматчики врывались туда, но тотчас же, передаваемый из отсека в отсек, по всей линии восточного крыла казарм проносился тревожный сигнал: «Немцы в крайних комнатах!» — и бойцы, не ожидая команды, дружно бросались отбивать эти помещения в бешеной рукопашной схватке. Так продолжалось изо дня в день, и вскоре крайние помещения были до половины окон завалены убитыми гитлеровцами и телами советских бойцов, но и на этих горах трупов по-прежнему яростно дрались гранатами, штыками, прикладами, и всякий раз противнику не удавалось закрепиться в этих ключевых комнатах.

Тогда немецкое командование послало к воротам подрывников. Как только начиналась очередная атака автоматчиков, подрывники по крышам и чердакам пробирались в восточное крыло казарм. Мощные толовые заряды спускались по дымовым трубам в первые этажи, внезапные взрывы обрушивали на головы бойцов потолки и стены, и здание постепенно, метр за метром, превращалось в развалины, под которыми гибли последние защитники этого рубежа.

Здесь, отбиваясь от наседавших автоматчиков, был похоронен под грудой камней писарь штаба 84-го полка, рядовой Федор Исаев, хранивший у себя на груди боевое знамя полка. Здесь, израненные и обессиленные, были захвачены в плен дравшиеся вместе с Фоминым и Зубачевым бойцы Иван Дорофеев, Александр Ребзуев, Александр Жи-гунов и другие.

Именно здесь 29 и 30 июня во время такого взрыва был завален обломками стен тяжело контуженный и раненный боец Александр Филь. Гитлеровцы извлекли его из-под груды развалин вместе с несколькими другими защитниками крепости и отправили в лагерь для военнопленных.

Что произошло с остальными его товарищами, в том числе с Фоминым и Зубачевым, он не знал. Лишь потом, в плену, ему рассказывали, будто Фомин, оглушённый взрывом, полуживой попал в руки фашистов и был расстрелян ими, а капитан Зубачев якобы погиб в бою. Но все это были только слухи, которые ещё предстояло проверить.

Об одном только Филь говорил с полной уверенностью. Борьба в крепости продолжалась и после того, как он попал в плен. В лагерь, где он находился, время от времени привозили других пленных, захваченных в крепости позже. Но какие силы сражались там после 1 июля и кто ими руководил, все это оставалось пока неизвестным. Надо было искать других участников обороны, дравшихся в крепости дольше, чем Филь.

Вот что помнил Филь о боях в Брестской крепости. Всё это было тщательно застенографировано во время наших бесед. Наступил момент, когда я снова спросил его о том, что произошло с ним в плену и как случилось, что он был обвинён в измене Родине. И тогда Филь подробно рассказал мне историю своего пребывания в гитлеровских лагерях и освобождения из плена.

Захваченный врагами без сознания в развалинах крепости, он был сначала доставлен в лагерь около польского города Бяла Подляска, в нескольких десятках километров от Бреста. В этом лагере, разделённом колючей проволокой на клетки, так называемые «блоки», под открытым небом, почти без пищи содержались многие тысячи советских солдат и командиров, попавших в руки врага на разных участках фронта.

Рана Филя заживала медленно, и последствия контузии ещё давали себя знать. Он только начал выздоравливать, когда гитлеровцы решили провести учёт пленных в том блоке, где находился Филь. Сначала пришёл лагерный переводчик, проводивший предварительный опрос. Это был польский еврей, владевший немецким языком, человек, который, впрочем, понимал, какая судьба ожидает его у фашистов. Он сочувствовал пленным и старался помочь им в меру своих возможностей.