Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу - Смирнов Леонид Эллиевич - Страница 94

– По-быстрому: одна нога здесь, другая – там, – сказал я.

Пенкин скрылся за высоченной резной дверью. Прошла минута, другая. А он не спешил возвращаться.

Прошелестела в голове дурная мысль: уж не засада ли? Теперь всюду мерещатся враги. В каждом шорохе, в каждой тени, в непонятности любой. Как только еще земля меня носит?

А потом на площади раздался дикий крик. Кричали трое или четверо. Так визжит свинья, вдруг сообразившая, что ее сейчас будут резать. Так орет баран со вспоротым волками брюхом.

Махнув ребятам, – за мной! – я сунулся на криком кричащую площадь. Очутившись на тротуаре, мы увидели, что зеваки в ужасе жмутся к стене вокзала, а вестовой Пенкин палит из карабина навскидку. Разрывные пули уходят в пыльное облако, поднявшееся на месте еще недавно аккуратного, чистого скверика. Затем пыль осела, и стало видно, как из-под вывороченных камней на брусчатку лезут зеленые змеи с человеческими головами.

Скорее всего погибали пассажиры таксомотора. Пустая машина с распахнутыми дверцами стояла посредине площади. Они уже перестали кричать. Головы высовывались из разинутых пастей, которыми заканчивалось каждое щупальце чудовища. А тела наверняка были наполовину переварены. Желудочный, вернее, щупальцевый сок взрослого земляного руканога может растворить сталь – что ему мышцы да кости?

Зеваки в оцепенении следили за движениями щупальцев. Они и знать не знали, что жуткой твари не нужно пересекать двадцать саженей, что отделяют ее от людей. Руканогу достаточно захотеть, и пространство как бы само собой улетучится. А еще руканог способен что-то та-кое-этакое учинить со временем, и тогда даже лучший в мире боец не сможет его упредить.

– Наза-ад!!! – заорал я что есть мочи, пытаясь вырвать зевак из ступора. – Бего-ом!!! – Послушались далеко не все. Им же хуже! Некогда тащить силком.

И тут Пенкин пропал. Только что он, присев на корточки, перезаряжал карабин, и вот уже карабин валяется на брусчатке, а его хозяина в одно мгновение уволок проклятый руканог.

Адъютант Ян Шиповецкий и вестовой Аббакум Свати-ков выхватили из подсумков на поясе по две гранаты и, размахнувшись, швырнули в переплетение щупальцев. Мы бросились на пыльный тротуар. Взрыва не было. Чудовище перенесло гранаты куда-то в другое место. Или в другое время.

Нам противостоял серьезный противник – слишком серьезный для троих плохо вооруженных и-чу. Осилит руканога лишь владеющий заклинанием времени. Если синхронизируешься с этой пакостью, справиться с ней проще простого. Меч разрубит руканога на куски, которые не смогут сползтись в кучу и срастись снова. Это ведь не гидра.

Заклинание времени знают Великие Логики, но они не доверяют нам, людям действия, ни на грош. Заклинание слишком опасно, чтобы передавать его полевым командирам: искушение собственной неуязвимостью может оказаться слишком велико.

Итак, заклинания я не знал. Нужно придумать что-то другое. Я прочитал самозаговор. Этот древний текст поведал мне Ли Хань, который уловил его в бытность свою мумией. В таком состоянии легко и просто устанавливаются связи с тонким миром, ведь ты уже наполовину – там…

Я встал на четвереньки и показал руканогу желтого глазуна. Земляной руканог пуще смерти боится эту маленькую, но дьявольски ядовитую тварь. Руканога охватывает ужас, и он мгновенно переносится куда-нибудь за тыщу верст, а еще лучше – на противоположный конец Земли.

Самозаговор был силен. Обретя пластичность, я долгих полчаса ощущал, как все вокруг колеблется, словно отражение деревьев в озерной ряби, меняется беспрестанно. Мне казалось, это не я стал пластилином, а внешний мир.

На посту губернского Воеводы волею судеб очутился младший логик Николай Федорович Пришвин. Он встретил нас троих на ступенях парадной лестницы, Блямба изрядно пострадала в недавних боях. То, что не осмелился сделать я, сотворили другие. Здание, в котором закрепились войска, верные фельдмаршалу Улусову, гвардейцы Виссариона Удалого расстреливали прямой наводкой, и в фасаде зияло несколько огромных дыр, заложенных мешками с песком. Выбитые окна были наспех забиты фанерой и досками.

Давненько я не видел своего брата. В первый миг показалось, что он мало изменился: все тот же соломенный блондин, высокий как каланча, стройный, голубоглазый. Правда, кожа потемнела и заморщинилась, под глазами мешки набрякли, на лбу тугие складки пролегли. Так что выглядел он на все сорок, если не на сорок пять. Жизнь изрядно его потрепала.

– Где конвой?! – были мои первые слова – вместо приветствия.

– Конвой погиб, – выдавил из себя Коля. Был он мрачен, нервно покусывал губы. Куда подевалось его прежнее неколебимое спокойствие? – На полпути к вокзалу сварился в «пээре» – как в кастрюле. Асфальт кипел, деревья и трава на газонах вспыхивали от жара. Горячий червец позавтракать задумал – слышал о таком? Отныне простые горожане ему не по вкусу, одна страсть – полакомиться и-чу…

«Итак, горячий червец плюс земляной руканог. Похоже на заговор, – подумал я, во второй раз за день ощутив тяжесть на сердце. – Ч-черт! Все повторяется. И кто же теперь против нас?» Ответить на вопрос было некому.

– Зачем вызывал? – спросил я в коридоре, по которому мы шагали куда-то в глубь охваченного ремонтом здания. Кабинет Воеводы остался в стороне.

– Об этом потом, – буркнул Коля.

Стучали молотки, вжикали рубанки, скрипели сверла, переругивались мастеровые. Пахло свежей древесиной и известкой. «Вся страна – одна большая стройка. Отстроим – будет что палить», – вдруг подумалось мне.

Воевода завел меня в малюсенький кабинет, обустроенный в бывшей каморке какого-нибудь писца, тщательно запер дверь и, усевшись на узкий письменный стол, произнес веско:

– Здесь стены не имеют ушей.

– А там? – из приличия спросил я.

Он не ответил, указал рукой на жесткий деревянный стул. Потом произнес с особенным выражением – глубоко спрятанная улыбка светилась в углах глаз:

– У меня к тебе два дела. Во-первых, я с удовольствием встану под твое командование, если ты готов взять на себя губернию и согласен с нашими планами. – За словом «нашими» несомненно стояли какие-то могущественные силы. Вот только не верил я уже ни в чье могущество.

Я молчал, ожидая продолжения. Коля поерзал на столе и, не дождавшись моей реакции, вынужден был продолжить:

– А во-вторых… – Пауза должна была придать его словам значительности. – Во-вторых, князь не вечен.

– С этим утверждением не могу спорить. Все мы смертны, – произнес я насмешливо.

– Боюсь, власть его будет недолгой. И мы обязаны воспользоваться представившимся случаем – раз и навсегда обезопасить Гильдию от любых перемен наверху.

– На Луну, что ли, отбываем – все скопом? – пошутил я, хотя стало мне совсем не весело. Вспомнил о покойном Шульгине, который три года назад в этом самом здании тоже вынашивал грандиозные планы. И к чему эти попытки привели и-чу? То-то и оно.

– Когда мы выполним все, что нам должно, я охотно посмеюсь вместе с тобой, Игорь, – с долей обиды сказал Коля. – И даже спляшу на могиле наших врагов. Если они нас не опередят… Тебя сегодня подстерегали по всем правилам. Молодец – выкрутился. А если бы нет? Или мы нанесем упреждающий удар, или нас сметут. Гильдия слишком ослабла, чтобы обороняться, но наступать мы еще способны. Хоть и не привыкли к этому, – с расстановкой произнес он. – Вот ты – не разучился атаковать?

Что-что, а это я всегда умел.

– Говори конкретней – недомолвки вот у меня где, – провел я пальцем по горлу. – Предлагаешь свергнуть князя?

Воевода качнул головой:

– Упаси боже… Просто мы не должны мешать, когда появится могучая супротивная сила. Реально способная отобрать власть. И нужно так подгадать… – В глазах Коли зажглись недобрые огоньки. – Если начнется буча, мы выступим третьей – примиряющей силой.

Боже мой!.. Я хорошо знал Колю. Если упрется, ни в жисть с места не стронешь. Аргументы «про» и «контра» небось давно продумал, выбрал наилучшую стратегию и теперь пойдет до конца.