Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу - Смирнов Леонид Эллиевич - Страница 69

Если на кого и похожа нечисть в нашем живом мире – так это на грибы. Собрав плодовые тела, мы мало затрагиваем грибницу. Но, даже тщательно вытоптав ее, выкорчевав лес, который дает ей приют, мы не сможем истребить грибницу до конца. Пережив тяжелые времена, продремав несколько поколений, она дожидается, когда на вырубках поднимутся новые деревья, и прорастает, накапливает жизненные соки, набирается сил. И вот уже вновь неудержимо лезут из земли разноцветные круглые шляпки…

По Каменску протягивали все новые и новые провода, чтобы яркие лампы осветили каждый проулок, сквер, подворотню. Из соседних губерний в город шли эшелоны с катушками кабеля, фонарями, керосином и соляркой. Бригады электромонтеров и добровольцы валились с ног.

На какое-то время это спасло положение – ночнухи отступили в пригороды, в соседние леса. Но вечно жить при надрывной работе электрической станции невозможно. Запасы топлива ограничены. Кондовую сибирскую зиму с трескучими морозами под сорок Каменску будет не перезимовать.

Чем дольше продлится вторжение, тем сильнее в народе недовольство властями. А там и бунт не за горами. При этом недавно назначенный генерал-губернатор Трофим Чепалов, по кличке Хан, страшился своего народа больше, чем любых чудовищ.

Ночнухи же не собирались далеко уходить от бушующего огнями Каменска. Словно зная ситуацию с топливом, они «доедали» не успевшее удрать в город население близлежащих деревень и ждали, когда истощится сделанный на долгие морозные месяцы запас.

Недалек был час, когда в ход пойдут стратегические армейские резервы, – городские хранилища мазута и угля выметены подчистую, а эшелоны с углем и дровами приходят слишком редко. К тому же зимой им предстоит пробиваться сквозь снежные заносы. Но главное – соседи вовсе не желают делиться, боясь появления ночнух у себя.

Губернские власти наконец расписались в собственном бессилии и объявили осадное положение. К тому времени, когда они решили идти на поклон к уцелевшим Истребителям Чудовищ, Каменск бурлил вовсю. Терпение народное истощилось. Стены домов, где прежде были намалеваны призывы покончить с и-чу, теперь испещряли надписи: «Спасите нас!», «Убейте ночнух!» и даже «Долой Хана!».

В городе нас оставалась ровно дюжина. Всех и-чу содержали в казематах Баргузинского бастиона крепости святого Георгия Победоносца. Сидели мы в одиночках, перестукиваться не могли, потому что в стенах бастиона была создана изумительная акустическая система, – звуки отводились точнехонько в специальные слуховые закутки в кабинете начальника тюрьмы. Безымянный заключенный, которому пообещали свободу, творчески развил идеи ромейского театрального архитектора Паоло Паолини. А когда бастион был перестроен под тюрьму, заключенный сгинул в крепостных подвалах вместе со своим секретом.

После ареста в доме Боброва меня пару недель продержали в туруханском остроге, а затем перевезли сюда. Видно, собирали подходящую компанию для открытого политического процесса. И только нашествие ночнух помешало начать процесс в день рождения Ермака Тимофеевича – самый любимый народом государственный праздник.

И вот сижу я здесь третий месяц, пишу дневник, зашифрованный моим личным, никому на белом свете не известным кодом. Каждый вечер перед отбоем надзиратель забирает написанное мною за день – то ли для дешифровки, то ли в печку. И порой мне кажется: будет так идти год за годом – до самой смерти.

Сижу и конца моему сидению не видно, ведь обвинение мне до сих пор не предъявлено. Но однажды вместо положенного завтрака, состоящего из чечевичной похлебки и куска хлеба, приходит ко мне в камеру вице в скромном сером мундире с «терновыми веточками» министерства юстиции в петлицах.

Вице-губернатор Артамон Ивлев похож на грызуна: маленькие глазки, низкий лоб, бесцветные брови и ресницы, подвижный, длинный нос, тонкие, почти незаметные губы, гладкая, мучного цвета кожа, сизые, прилизанные волосенки, стесанный подбородок. Картину портил только умный, пронзительный взгляд. И становилось страшно от мысли: что будет с человечеством, если крысы обретут разум?

Ивлев поздоровался, поддернул брюки, сел на принесенный надзирателем табурет и не спеша обрисовал мне сложившуюся ситуацию. Он выдержал внушительную паузу, очевидно рассчитывая, что меня проймет до самого нутра, а потом призвал спасти этот прекрасный город, на время позабыв о вражде и обидах.

– Предлагаю заключить сделку, – молча выслушав вице-губернатора, негромко произнес я. – Договор должен касаться всех двенадцати пленников. Без моего согласия никто из и-чу с вами дела иметь не будет. Это я вам гарантирую.

Похоже, он мне верил.

– Конкретней! – буркнул господин Ивлев. Его миссия была ему поперек горла. Как ни посмотри, впереди маячат сплошные неприятности. Откажись я – Хан по головке не погладит. Натвори мы чего во время операции – опять же Ивлев будет виноват.

– Амнистию просить не буду – бесполезно, – разогнул я первый палец из сжатой в кулак пятерни. – Денег нам не надо. Тем более здесь. Тем более от вас – то есть награбленных у народа. – Второй палец пошел в дело – вернее, вышел из него.

– Короче! – пробурчал Ивлев.

– Скоро дело делается, да не скоро сказка сказывается, – произнес я издевательски, да еще голосом Временного Правителя Сёмина-Ворчалова.

Потом мне рассказали, что старик почил в бозе за три дня до этого разговора. Временный Правитель лишь чуть-чуть не дожил до подготовленного сибирской гвардией дворцового переворота. Той самой гвардией, чьи бронированные дивизии снискали славу на полях Мировой, затем были расформированы, а личный состав спешен и сослан в дальние гарнизоны.

Действия заговорщиков были столь тщательно законспирированы, что Корпус Охраны так ничего и не узнал. Корпус Охраны, в руках которого находятся сейчас все реальные рычаги власти в стране, располагал лишь смутными слухами о растущем недовольстве в армии. Другое дело, что жандармы теперь всегда наготове.

Но Временный Правитель умер. И потому обе эти могучие силы застыли в ожидании дальнейших событий, не зная, как им поступить. Кто из сибирских политиков или партий рискнет и попытается взять бразды правления? В какие альянсы и контр-альянсы войдут претенденты? Какая будет международная обстановка? Чего ждать от чудовищ, а чего от ушедших в глубокое подполье и-чу?

Ивлев метал взглядом молнии. Он был убежден: пользуясь случаем, я вздумал над ним поиздеваться. И для меня было столь же ясно: мой собеседник выждет и непременно найдет возможность на мне отыграться.

Я продолжил:

– Господин генерал-губернатор подпишет соглашение и зачитает его по «тарелке». Заключенным в крепость и-чу отныне предоставляется пожизненное право сражаться с чудовищами, атакующими сибирскую землю. Мы приступаем к работе тотчас после первого их обнаружения на территории Каменской губернии.

У Ивлева глаза полезли на лоб.

– Зачем вам это нужно?

Я хотел было ответить: «Не твое собачье дело!» – но передумал.

– Пусть народ знает, кто на самом деле ратует за него. Тогда он сможет решить…

– Быдло никогда и ничего не решает, – процедил сквозь зубы вице, и лицо его на миг превратилось в крысиную мордочку. – Сколько можно питаться иллюзиями?

– Порой даже пирамида переворачивается вниз вершиной, а вода на огне замерзает.

– Ваше право – мечтать! – раздраженно махнул рукой Ивлев. – Мое дело – довести информацию до генерал-губернатора. Барская воля… – Поднявшись с тюремного табурета, он подошел к двери, стукнул кулаком и, как только она открылась, выскользнул в коридор.

Обитали ночнухи в тайге вокруг Каменска, облюбовав себе вершины вековых елей и лиственниц. Сосну они почему-то не жаловали. Не имея корма, чудовища медленно худели, слабели. Но гораздо скорее они теряли осторожность и выходили на охоту еще в сумерках, не покидая пригороды до самого рассвета. Голод – сильнее страха, жажда – сильнее боли…

Теперь они охотились с закрытыми глазами, с помощью одного лишь внутреннего зрения; отдельные особи начали приспосабливаться к свету. Естественный отбор перешел на галоп. Так что защититься от ночнух становилось все труднее.