Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу - Смирнов Леонид Эллиевич - Страница 15

Бешеные собаки перли, казалось, изо всех щелей. Они были стремительны, но, по счастью, не умели летать. Пули были быстрее… И-чу делали из бросающихся на них псов ситечко. Дюжина «петровых» долбили руины поселка спецпереселенцев, руша висящие на честном слове карнизы и заборы, кромсая гнилые доски, выбивая облачка пыли из громоздящейся всюду рухляди.

Наконец песий напор ослаб, и пришло время покончить с голубым облаком. Вскарабкавшись на гору трупов, пятеро бойцов ринулись внутрь сарая. Они жарили в пять стволов, сметая все на своем пути. Когда диски «петровых» закончились, некому было кинуться на перезаряжавших автоматы и-чу. Облако не исчезло, однако перестало слепить. Позади него теперь не копошилась груда тел – создавать собак было не из кого.

– Пора заканчивать, – громко сказал отец, когда перестали трещать «петровы».

И-чу оттаскивали собачьи трупы, чтобы расчистить дорогу в сарай. Поганая работенка.

– Интересно, кто все это устроил? – спросил я.

– Ты думаешь, узел не мог возникнуть сам собой? – поднял на меня глаза отец.

– А кто меня учил, что всегда надо предполагать наихудший вариант?

– Хм.

Время от времени радист передавал отцу сообщения из штаба. На подходах к оцепленному району полицейские кордоны десятками задерживали сомнамбул. Всего около двухсот несчастных устремились сюда с разных концов города. Они вяло сопротивлялись городовым, солдатам и добровольцам, позволяли усадить себя в летучку и отвезти в городскую психиатрическую больницу. Там-то их приведут в чувство. «Дурочистом» скорее всего – грубым, но надежным средством, снимающим порчу и сглаз.

Наконец путь был свободен. Перешагивая лужи крови, отец вошел в сарай и стал раскладывать вокруг облака белые пирамидки размером с каравай хлеба, с торчащими из вершин стержнями, которые концентрируют логическое поле. Ему помогал Кирилл Корин. Меня отец не допустил внутрь, и теперь я стоял у забора рядом с дверью сарая.

Генератор поля, заключенный в специальный защитный кокон, лежал на заднем сиденье «пээра» под усиленной охраной. И-чу называют его «Алтарь». Согласно легенде, реакция внутри этого идеально круглого золотого шара была инициирована самим Аристотелем. Зарядить его с нуля можно лишь одновременным усилием двенадцати Великих Логиков. А вот подзарядка происходит регулярно – раз в полгода. Когда мой отец отдает «Алтарю» свою логическую энергию, он валится с ног и неделю не встает с постели.

Внезапно один из пятерых автоматчиков, что прикрывали теперь вход в сарай, бросил на землю «петров» и кинулся внутрь.

– Вася! – закричал кто-то из парней. – Стой, дурак!

Боец налетел на стоящего к нему спиной Корина и толкнул его на один из концентраторов логической энергии.

– Стой!!! – закричал отец.

Кирилл, падая, напоролся грудью на стержень, торчащий из пирамидки. Отец успел подставить бегущему ногу. Боец упал. Отец навалился на него, прижав к земле. И-чу резко мотнул головой, ударив отца затылком по носу, и сумел освободиться. Сила у него сейчас была нечеловеческая. Вскочив на ноги, боец оттолкнулся от пола и нырнул в голубое облако.

Четверо автоматчиков стояли за порогом и как завороженные смотрели на происходящее, даже не пытаясь остановить своего товарища. Остальные парни из отцовской команды были слишком далеко, чтобы помочь отцу. А я растерялся – очень уж мало походила на тренировку настоящая жизнь. Никогда не думал, что придется поднять оружие на своего.

Превращение началось. Поднявшись, отец выхватил свой знаменитый маузер. Он грохнет новорожденного пса у всех на глазах.

Второй автоматчик нагнулся, аккуратно положил свой «петров» на землю и тоже пошел к облаку. Отец не видел его и не слышал, а потому обернулся, когда тот был всего в двух шагах. Боец ткнул отца пальцем в шоковую точку на шее, и знаменитый Истребитель Чудовищ Федор Иванович Пришвин кулем повалился на пол. Сейчас и-чу шагнет в голубое облако… А до рождения первого пса оставались считанные секунды.

И тут словно пелена упала с моих глаз: я сообразил, что нахожусь ближе всех к облаку, и понял, что постыдно струсил. Ощутив, что снова владею своим телом, я оттолкнулся от забора и перепрыгнул через отца. Схватил, недолго думая, один из логических атрибутов – пирамидку, бросился к бойцу, готовому шагнуть в облако, и шанда-рахнул ему по башке. И-чу охнул, качнулся, я едва успел подхватить его. Еще мгновение – и он рухнул бы туда, куда стремился.

Из голубого облака высунулась морда новорожденной собаки. А у меня – пустые руки. Проклятие! Разозлившись на себя, я отшвырнул оглушенного и-чу и кинулся навстречу псу. Мы столкнулись в воздухе. Сжатая в кулак правая рука вошла в его разинутую пасть, протолкнулась в гортань.

Мы рухнули на пол и покатились. Задыхаясь, псина рвала когтями мою куртку и брюки, полосовала кожу на груди и бедрах. Я бил ее свободной рукой – резкими, короткими ударами. Казалось, схватка никогда не кончится и собака не оставит на мне живого места… Наконец пес захрипел, у него пошли судороги.

Я навалился на собаку и продолжал молотить, молотить уже бездыханное тело, пока ребята не схватили меня за плечи. Потом они осторожно высвободили мою руку. Бывало и хуже.

Тем временем Иван Раков занимался отцом. Привести в чувство выключенного для опытного и-чу – пара пустяков.

Придя в себя, отец вырвался из заботливых рук Ивана, пружинно вскочил на ноги и протолкнулся сквозь толпу к облаку и пирамидкам. Восстановил круг, вернув на место атрибуты. Теперь порядок… Подскочил к лежащему на земле Корину, спросил:

– Дышит?

Иван Раков как раз щупал Кириллу пульс.

– Живой!

– Слава богу, – выдохнул отец, будто вынырнув с глубины. Распорядился: – Тащите в мотор – и в больницу! Живо!

И-чу бегом приволокли носилки, уложили на них раненого и вчетвером понесли к «пээру».

– А что с этим? – Отец показал на оглушенного мною бойца.

– Сотрясение мозгов, наверное-Когда раненых увезли в гарнизонный лазарет, отец вернулся к прерванному занятию. На сей раз он заставил бойцов отойти подальше от сарая с облаком, и теперь именно я помогал ему расставлять и настраивать пирамидки. Узнай мать, что он подвергает смертельному риску ее первенца… Но ведь мы ей не скажем. И никто не скажет. Среди и-чу не бывает болтунов.

И вот белые пирамидки образовали полный круг, стержни концентраторов поля нацелились в сердцевину облака. Отец осторожно, на вытянутых руках, внес «Алтарь» в хибару. Прочитал ключевое заклинание активации, и золотой шар, генерирующий логическое поле, стал раскаляться, наливаясь краснотой, словно стальная болванка в кузне. Отец уже с трудом его удерживал и в тот момент, когда пальцы начали разжиматься от нестерпимой боли, выпустил из рук. «Алтарь» не упал, а медленно поплыл по воздуху вперед – к облаку.

Не обращая внимания на боль в скрюченных пальцах, отец читал одно заклинание за другим. «Алтарь», не встретив сопротивления, вошел в центр голубого облака, и оно тоже засветилось красным. В облаке пошла реакция, и вско-Ре его излучение приобрело страшноватый сиренево-бордовый цвет.

Шар в облаке завертелся, с каждой секундой наращивая скорость. Теперь голубое облако наматывалось на него, как паучья сеть. Крыша с треском просела, но магический шар удержал ее на весу. И пока отец не вывел его из хибары логическим притяжением ладоней, рухнувшая крыша висела в воздухе вопреки закону всемирного тяготения.

Облако несло слишком большой заряд зла. Компенсируя его, «Алтарь» потерял львиную долю запасенной энергии, и его придется заряжать сызнова. И где – после Мировой войны – прикажете сыскать двенадцать Великих Логиков? Но это уже совсем другая история…

Прошло две недели. Руки у отца зажили, я тоже был как огурчик. И оглушенный боец быстро поправился. А вот Кирилл Корин поначалу был очень плох, но теперь и он пошел на поправку. Все-таки и-чу – крепкие ребята. К тому же они знают множество лечебных упражнений, самозаговоров и рецептов целебных снадобий.