Князь лжи - Смирнов Андрей - Страница 25

– Как ты думаешь, что лучше отнести ей – «Священный напиток» Ямруза Экдельта или «Размышления о божественном естестве» Рэкла Сакайта Сильгера?

Эдрик оторвался от чтения и с любопытством посмотрел на девушку. «Странный выбор... – подумал он. – Неужели княжне интересно разбираться в этой зауми?»

– Сильгер в переводе? – спросил он.

– Нет, в оригинале. На стханатском.

– Твоя госпожа сможет это прочитать?

– А почему нет? – Вельнис не отвела глаз.

– Сколько ей лет?

– Мы одногодки.

– Ты знаешь, о чем эта книга?

Вельнис кивнула.

– Принеси ей лучше любовную лирику, – посоветовал Эдрик.

– Любовная лирика будет интересна ей лишь в том случае, если стихи написал сингайл, – парировала Вельнис. – Но измывательства над языком магов надоели моей госпоже несколько месяцев тому назад. Теперь ее привлекают философские категории, отношение между сущностью и явлением, реальным и кажущимся, актом и потенцией...

Эдрик молча слушал ее, стараясь понять, насколько всерьез она говорит о... о том, что говорит. «Вот откуда она знает Наречье, – пришла мысль. – Княжне от скуки нечем заняться, кроме чтения, и ее компаньонка, чтобы не потерять место, вынуждена читать те же книги, и интересоваться тем же, чем интересуется госпожа...»

– Думаю, ты куда лучше меня знаешь, чем увлекается княжна, – произнес Эдрик. – «Размышления» Сильгера – если продраться через тяжеловесный слог – по-своему... любопытны. Хотя это и странное чтение для молодой девушки. Вторую книгу я не читал. Ничего не могу сказать о ней.

– Ямруз строит свою философию на древней легенде, которую ты наверняка слышал, – начала рассказывать Вельнис, и Эдрику стало ясно, что уж она-то читала обе книги. – На легенде о том, как божественный напиток анкавалэн, эссенция бессмертия и творческой силы, был утерян богами в их войне, случившейся в начале времен. Утерян и пролит дождем в новосотворенном мире... Ямруз говорит, что «напиток» – лишь образ, поэтическая метафора, а что представлял собой анкавалэн на самом деле, нам невозможно и представить, как невозможно вообразить и божество вне человеческого или животного образа и как невозможно постигнуть свойства божеств вне известных нам индивидуальных и природных свойств. Анкавалэн проник в людей, и сделался их частью, самой тайной, самой невидимой... в другом месте, впрочем, Ямруз выдвигает предположение, что именно капли этого напитка превратили нас в то, что мы есть, отделив от животных... но при этом сущность анкавалэна так и остается скрытой, недоступной для нас, а ведь она то – что нас образует. Далее он рассуждает о человеческой природе и о том, при каких обстоятельствах эта бессмертная сущность могла бы быть пробуждена к действию, стать действующей силой, а не потенцией...

Она замолчала.

– И?.. – спросил Эдрик.

– Он пишет, что прежде всего должно измениться сознание. Мы плаваем на поверхности восприятия. Нужно заглянуть вглубь.

– Сменить внешнее восприятие на внутреннее?

– Нет, нет... Так мы ничего не добьемся. Поменяем одну картинку на другую. Вместо иллюзии, которую создают наши глаза, будем видеть иллюзию, которую создает разум. Будем жить во снах. Это очень важный момент, и Ямруз предупреждает об опасности.

– И что он предлагает? – Эдрику стало интересно. Как правило, мистики в поисках выхода из тюрьмы видимого мира, попадали в одну и ту же ловушку. Отвергая видимый мир, они придавали статус «реального» собственным фантазиям. Обращая взор от внешнего к внутреннему – они вовсе забывали о внешнем, старались изо всех сил отгородиться от окружающей реальности.

– Ямруз пишет, что восприятие должно стать... объемным, – Вельнис задумчиво почесала кончик носа. – Я не совсем понимаю, что он имеет в виду, но образы, которые он использует, заставляют задуматься. Он говорит: представьте себе сундук. На лицевой стенке одна картинка. Это наше обычное, «внешнее» восприятие, то, что мы видим глазами. На боковой стенке другая картинка. Это наш внутренний мир, очень интересный и сложный. Но нет никакой пользы менять одну картинку на другую. Мы должны видеть не ту или другую стенку, а сундук целиком.

– Так видят мир бессмертные и боги, – заметил Эдрик.

– Да, – Вельнис кивнула. – Разница только в том, что их «сундуки» пусты. Или заполнены различными предметами, но главного сокровища – анкавалэна – у богов и бессмертных нет. Оно есть у людей.

– Мало увидеть «сундук», – сказал Эдрик. – «Сундук» заперт на замок, и нужно найти к нему ключ.

– Хм... – Девушка задумалась. – Ямруз об этом ничего не пишет.

«Если бы писал, я бы заподозрил, что он проходил обучение в Школе», – подумал Эдрик.

– И какой, по-твоему, это ключ? – Вельнис испытующе посмотрела на собеседника.

– Какой?.. – Эдрик рассмеялся. – Если бы я знал, я бы давно уже открыл «сундук». Но... ты не забыла, что мы говорим об метафоре Ямруза?

– Ты считаешь, она неверна?

– Метафора – это только метафора.

– Мне думается, она очень хорошо отражает настоящее положение дел... И твои слова про ключ и замок – тоже.

– Брось. Я всего лишь тебе подыграл.

Некоторое время Вельнис молчала.

– Знаешь, – сказала она затем. – Я думаю, это любовь.

– Что именно?

– Ключ. Ключ, которым открывается замок.

Эдрик пожал плечами с видом «да, может быть...». Камеристка княжны была необычной... пожалуй, это – самое странное знакомство за всю его жизнь... но она, несмотря на всю свою наблюдательность, на весь свой ум, на непринужденность и детскую чистоту восприятия – несмотря на все это, она жила в иллюзорном мире. Как и все остальные люди. Не следовало об этом забывать. Она говорила глупости, но не следовало ее в них разубеждать. Да он и не сумел бы. Людям так хочется верить, что законы, которыми управляется этот мир, в основе своей благи; что то, что важно для них самих – доброта, справедливость, любовь – важно и для всей вселенной... Не стоит лишать их иллюзий.

Поэтому он промолчал.

Но тут...

– Ты не согласен, – сказала Вельнис. Не задала вопрос, а констатировала факт. – Не согласен, но не хочешь со мной спорить. Почему?

Эдрик не вздрогнул только потому, что двадцать пять лет обучения в Школе Железного Листа слишком хорошо научили его контролировать себя. Но внутри что-то сжалось. Она что – читает его мысли? Это было уже слишком.

– Я не думаю, что смогу тебя переубедить, – признался он. Произнося эти слова, смотрел ей в глаза. Он больше не видел в ней симпатичную девушку. Видел – противника.

– Попробуй, – предложила она. Как вызов на поединок.

– Почему – любовь? Это лишь одно из чувств человека. Ничем не лучше ненависти или печали. Множество людей испытывало это чувство. Ни к какому целостному виденью они не приходили, «сундука» не открывали. Это – лишь картинка на стенке.

– Нет, – удивленно возразила она. – Любовь это не чувство. То есть, есть и чувство, которое называют этим словом, но я говорю о другой любви. Настоящая любовь – это отношение воли, ее устремление к чему-либо. Такая любовь может быть совершенно бесстрастной, не сопровождаться ничем лишним. Когда любовь – это чувство, желаешь, чтобы и другой любил тебя. Когда любовь – отношение воли, желаешь, чтобы другой был счастлив.

Эдрик задумался.

– Не думаю, – сказал он наконец, – что воля должна растрачивать себя на отношение к чему-либо. Или к кому-либо. Это – потеря силы, а не приобретение ее.

– Воля, которая ни к чему не относится – воля, которой нет. Так не бывает. Все любят что-то. И твои последние слова – про потерю силы – лишний раз это доказывают. Ты не хочешь любить Другого только потому, что уже любишь Силу.

– А что любишь ты? – спросил Эдрик.

– Не скажу, – озорная улыбка заиграла на ее губах. – Разгадай меня.

«Все женщины играют, – подумал Эдрик, разглядывая ее лицо. – Решила поиграть и она. Что это?.. Кокетство, за которым – желание соблазнить или быть соблазненной?.. Скука? Любовь с первого взгляда?.. Нет. Что-то другое...» Но он, как ни пытался, не мог увидеть фальши в ее поведении, словах, голосе. Все было совершенно естественно. И он должен был реагировать так, как следовало бы реагировать обычному мужчине: включиться в игру или – соблюдая правила – отказаться от участия. От умеренной порции романтики с интимом Эдрик совсем бы не отказался, тем более что последние семь лет он провел не только без еды и питья, но и без женского общества. И все же... и все же Эдрику не давало покоя ощущение, что за предлагаемой ему «картинкой» скрывается нечто большее.