Лето никогда - Смирнов Алексей Константинович - Страница 8

Взвыла сирена, распугивая ворон — еще один сюрприз военрука. Тот был не слишком горазд на выдумки.

Игорь Геннадьевич совсем потерял лицо и подобострастным шепотом осведомился:

— Пора?

— Секундочку обождите, товарищ полковник. Этот лопух с мячом приперся. Сейчас отнесет в палату, вернется, и можно будет.

Военрук полуматерно крякнул и топнул на Жижморфа офицерским ботинком.

Паук налился важностью, и, с противогазной сумкой на поясе при том, что сам противогаз можно было не надевать, показался себе очень взрослым. Он даже стал строго смотреть на Дроздофила, который, стоя в задней шеренге, вытащил резиновый хобот и толкал соседей, показывая, как ловко приладил эту штуку к штанам. Аргумент решил не отставать и приложил всю маску, тыча пальцем в стеклянные глаза — два круга, дескать, а посередине — шланг, ничего не напоминает, а?

Солнце припекало, и среди скаутов поднялся тихий ропот. Все вдруг смекнули, что ничего хорошего в «Зарнице» нет, и лучше было бы заняться плаванием. Но тут вернулся Жижморф, и поход начался, а военрук, спохватившись, выстрелил из стартового пистолета.

Марш начался.

В спину угрожающе жужжал Шамиль, который, согласно либретто, уже приближался к Манхэттену.

Барабан и горн были предметами внутреннего использования; вышли тихо. Все немного волновались, испытывая чувство незащищенности, которое всегда возникало при выходе за ограду. Убогий деревянный забор представлялся достаточно надежной защитой от внешнего мира, магическим кругом; за чертой, стоило ее пересечь, караулило зло — без имени и без формы. Впрочем, одно имя у него было: дружная недоброжелательность, которая воплотилась за первым же поворотом. Мимо колонны проехала телега, на которой сидел, свесив ноги, местный подросток. Надменный и развязный, а главное — свободный и не зависящий ни от Миши, ни от Игоря Геннадьевича, он презрительно сплюнул при виде галстуков и пилоток. Плевок получился равнодушный и ленивый, в нем было вялое, снисходительное предупреждение. Ездок показывал, что это только начало, первое приветствие нормального, делового мира, и спешить совершенно некуда, главное разбирательство — впереди, еще успеется; смотрите, мокрицы, куда ставите ноги.

Миша недобро оглянулся, и подросток спокойно выдержал его оценивающий взгляд.

— Подтянулись! — Миша и сам подобрался, ускорив шаг.

— Смотри, ночью понатыкали, — Котомонов толкнул Букера в бок, указывая на синие и красные флажки, торчавшие на обочине.

При виде флажков, которыми за каким-то дьяволом был обозначен героический маршрут, всем стало легче: лагерь продолжался и тянул свои охранительные щупальца в неприветливый мир свободных людей, не знающих дисциплины.

— Всю ночь, небось, ползал, — пробормотал Букер, поглядывая на военрука. Тот деловито сосал из фляжки; потом протянул ее Мише, и тот, поколебавшись мгновение, взял и сделал быстрый глоток.

Вскоре прозвучала команда перейти на бег, и все окончательно скисли, хотя бежали не больше минуты. Игорь Геннадьевич старался не отставать и, когда бежал, смотрел прямо.

«Есть ли у него сын?» — вдруг подумал Малый Букер. Игорь Геннадьевич был ему настолько неприятен, что он представил, как было бы хорошо ненадолго усыновиться, совсем на чуть-чуть, на родительский День, укороченный. Букер предался мечтам, воображая соблазнительное торжество над записным авторитетом.

Отдуваясь, Игорь Геннадьевич перешел на шаг и шел невозмутимо и чинно.

«Наверно, у него дочь, « — решил Букер.

— Скоро придем-то? — пробормотал Котомонов и передвинул надоевшую сумку за спину.

— Стой, раз-два! — Миша резко затормозил и повернулся лицом к скаутам. Дима и Леша сразу отошли в сторонку, устроились на пригорке и закурили. Военрук придирчиво стрелял глазками.

— Прямо по курсу — неизвестный колодец! — объявил Миша. — Кто хочет пить?

— Мы! Мы!!…

Строй смешался; замыкавшие Дьяволы, дыша в спины Кентаврам, поднажали, и Тритоны растворились в куче мала.

— Стоп! — Миша растопырил руки и загородил колодец. — Чему вас учили на занятиях?

Военрук похаживал в стороне и загадочно улыбался.

— Колодец мог быть отравлен противником, — напомнил Миша. — Кроме того, вода может быть просто грязной, и вы все подхватите дизентерию или холеру. При виде незнакомого источника необходимо перво-наперво произвести обеззараживание воды.

С этими словами старший вожатый расстегнул сумку, достал пакет с крупными белыми таблетками и торжественно бросил в воду несколько штук.

— Получается не очень вкусно, хлоркой отдает, но зато погибает все живое…

— Ах ты, паразит! — послышался крик.

Миша недоуменно посмотрел и увидел, что к нему, переваливаясь и глядя себе под ноги, спешит неуклюжая баба в латаном ситце и резиновых сапогах.

— Ты что же, гадина, с колодцем делаешь, а? Это что — твой колодец, зараза чертова?

— Погодите, погодите, — Миша приветливо улыбнулся. — Не надо ругаться, вы же видите — я с детьми.

— Гоша! Гоша! — заголосила баба, не обращая никакого внимания на мишины объяснения. — Гоша, иди сюда быстро, посмотри, что они делают!

Игорь Геннадьевич полез в карман.

— Пистолет достанет, — прошептал Дроздофил, проникаясь к отставнику уважением.

Но Игорь Геннадьевич вытащил деньги.

— Возьмите, возьмите, товарищ, — крикнул он испуганно. — Мы ничего такого…Сколько мы вам должны?

Малый Букер уже понял, что будет дальше, и, чтобы ничего не видеть, вышел из кучи и наплевательски уселся под гражданский куст. Леша и Дима сидели совсем близко, и он улавливал отрывки их разговоров.

— Ну, все… плакал полтинник…

— Какое там, смотри — он стольник ей хочет сунуть, козел…

— Припухли за флажками-то, на воле — героизьм! Я всегда говорил, что эти «микроинъекции зла» — одна видимость…

Дима ответил какой-то шуткой, в которую Букер не въехал.

— Да нет, я серьезно… Чего по чайной ложке-то? Вот тебе результат… Какая-то тетеря завизжала, и все лапки подняли.

— Если больше, можно дозняк схватить. Злобный. Как ты вот. Подсел, теперь у тебя ломки…

— Ну да, так бы и разорвал. Пусть старший прикажет…

Возле колодца военрук и Миша наперебой совали бабе под нос ведро, полное студеной воды. От избы уже спешил неприглядный Гоша.

Дойти ему не дали: баба, зажав в кулаке целых полторы сотни, махнула, и Гоша, вооруженный косой, немного постоял, чтобы удостовериться в общей гармонии.

Миша прошипел беззвучное ругательство и сплюнул. Он взял Игоря Геннадьевича под руку и отвел в сторону. Скауты стали свидетелями унизительной сцены: разъяренный Миша выговаривал военруку, а тот задыхался, прижимал к груди руки и, наконец, перешел на визг и свист, которые стали слышны всем:

— Вы не понимаете, вы молоды! А я иначе не могу, я так воспитан, я такой человек! У меня принсипы!..

— Как я в глаза им буду смотреть?! — не слушал его Миша.

Леша принял общее командование.

— Привал! — распорядился он. — Разойтись, заняться личными делами. Далеко не расползаться!

Отряды облегченно распались. Кто-то помчался в кусты; другие, сдирая ненужные сумки, улеглись на траву. Дима и Леша мрачно оглядывали усталое стадо, а Миша продолжал наступать на Игоря Геннадьевича, трусливое козлячество которого в мгновение ока лишило игру боевого духа.

— Спорим, что дальше не пойдем? — перед Букером отважно возникла рука Паука.

Паук был парией, а Букер не терпел панибратства изгоев и сразу же пресек попытку контакта.

— Знаешь, что бывает после таких шрамов? — спросил он, бесцеремонно тыча пальцем в рот несостоявшегося спорщика.

— Ну, что? — с деланным равнодушием ответил тот и стал игриво разглядывать небо, как будто приглашал Букера обратить назревающее оскорбление в шутку, товарищескую условность, общий секрет.

— Роза-паук, — беспощадно ответил Букер, зажал шрам двумя пальцами и слегка потянул. — Вот прямо тут. На таких губах рано или поздно расцветает ядовитая роза-паук.