Вторжение - Соколов Василий Дмитриевич - Страница 17

Демин выслушал доклад дежурного по аэродрому и, уже направляясь к деревянному домику, уютно стоявшему под елями, спросил:

— Погода летная?

— Последние трое суток без изменений. Нормальная. Наши летают спокойно. А немцы уверяют, что из–за плохой погоды сбились с курса…

— Как вы думаете?

— Похоже, они принимают нас за детей. Во всяком случае, аргумент сомнителен.

В домике Демин увидел немецких летчиков… Двое — в одинаковых светло–зеленого цвета комбинезонах. Маленький, с рыжеватыми и мягкими, как утиный пух, волосами на голове, и другой, сухощавый, с продолговатым носом и голубыми глазами, расположились на скамье, привалясь спинами к печи. Третий сидел на табурете возле стола. В его внешнем облике Демин уловил что–то от бюргера: полнеющий, с крутым, раздвоенным подбородком, крупным носом; светлые взлохмаченные брови и серые настороженные глаза, о которых можно сказать, что при любых обстоятельствах они остаются холодными и непроницаемыми. В отличие от своих спутников, он был в черных кожаных унтах с "молниями" и в куртке с цигейковым воротником. Завидев вошедшего полковника, немец неторопливо поднялся.

— О, герр полковник! Рад, очень рад! Позвольте представиться? Оберст–лейтенант Эрих фон Крамер. Это мой экипаж. — Он кивнул головой в сторону покорно вставших летчиков.

Демин сухо поздоровался и обратил внимание, что Крамер хорошо говорит по–русски, хотя акцент был довольно выразителен.

— Садитесь, господа, — предложил Демин. — Я думаю, мой вопрос не удивит вас, если спрошу: откуда и с какой целью вы прибыли к нам?

— Разумеется, герр полковник, — с подчеркнутой вежливостью улыбнулся Крамер. — Хотя, наверное… вам докладывали… — Он неторопливо достал сигарету и закурил.

Пауза была сделана намеренно.

— Да, мне доложили, что за последние трое суток погода благоприятствовала полетам, — стараясь подавить раздражение, произнес Демин. — Тем более странно, что вы утверждаете обратное и, как мне кажется, не можете концы с концами свести.

— О, герр полковник слишком подозрителен! Я даже не предполагал, что дружеские отношения между нашими странами могут дать повод для этого.

Демин понял, что Крамер начинает играть и склонен к демагогии. Вступать же в полемику с нацистом ему представлялось малоприятным.

— Россия — страна более чем загадочная, — продолжал Крамер. Особенно ее политический аспект. Ваш суверенитет является признанным и законным. И такая великая держава, как Германия, тоже признала его, подписав договор о ненападении. Поэтому беспокойство, которое проявляете вы по поводу случайных инцидентов, необоснованно. Германское правительство уважает международные договоры…

Демин неожиданно рассмеялся. Оберст–лейтенант посмотрел на него удивленно:

— Очень жаль, герр полковник, что вы не хотите понять меня.

— Простите, господин Крамер, но вы отвлекаетесь. Я отдаю должное вашему умению вести разговор. Не ответив на мой вопрос, вы принуждаете меня оправдываться. И все же я еще раз задам его: что послужило поводом для вашего визита? Только не говорите о плохой погоде.

— В таком случае, погода была прекрасная, — холодно и вызывающе ответил Крамер. — Но мы все–таки сбились с курса и вынуждены были сесть на этот аэродром. Теперь можете не дать нам бензина… и можете интернировать нас. Мы ваши гости или ваши пленники. Как будет угодно.

"Вот ведь каналья! — подумал Демин. — Опять разыграл из себя овцу". Он понял, что разговор с немцем ни к чему не приведет, если не применить власти. Крамер же вел себя нагло, вероятно зная, что в любом случае никакого насилия со стороны советского командования не будет.

Вошел дежурный по аэродрому и, наклонившись к Демину, что–то сказал. После этого полковник с явным неудовольствием обратился к немцу.

— Когда вы хотите лететь, господин Крамер?

— О, это деловой разговор, — оберст–лейтенант преобразился. — С вашего позволения, герр полковник, — он взглянул на часы, — через сорок минут.

— Обслужите немецкий самолет, — бросил Демин дежурному.

— Герр полковник очень любезен. Я бы не хотел так просто проститься с вами. Мы должны выпить по бокалу вина… за дружбу, герр полковник. Затем Крамер обратился к сухощавому немцу с голубыми глазами: — Штольц, зиген зи битте вайн*.

_______________

* Принеси, пожалуйста, вина.

Штольц тут же направился к двери.

— Проводите его к самолету, — приказал Демин дежурному.

Когда было принесено вино, Крамер наполнил два бокала.

— А ваши коллеги — трезвенники? — спросил Демин.

— В немецкой армии младшие чины не должны позволять себе вольности в присутствии старших офицеров, — заметил Крамер.

— Ну что ж, — произнес Демин, — выпьем за то, чтобы между нами не было разлада. Пожалуй, это единственное, чего можно желать сейчас в отношениях между нашими странами. Не правда ли, господин Крамер?

— О, да, конечно, — с улыбкой пробормотал Крамер. Он отпил глоток кислого рейнского вина. — Только печально, что эти отношения не греет русский климат. — Крамер на мгновение мысленно перенесся в ставку фюрера: там опасались, что из–за позднего вскрытия рек и тяжелого бездорожья нельзя будет раньше начать русскую кампанию. Затем он взглянул на Демина и как можно вежливее спросил:

— Скажите, герр полковник, как долго будут продолжаться холода?

— Природа имеет свои законы. А нам, русским, не привыкать к холодам. Но почему это интересует вас?

— О, обычное любопытство… Холод — нехорошая вещь, — поморщился Крамер. — Весной много воды… болота. Дороги непроходимы… В таких условиях нелегко жить.

— Никто не выбирает себе родины, господин Крамер.

— Вы любите Россию, — немец улыбнулся. — Конечно, в ней просторно, много земли… А Германия живет тесно, как в клетке…

— Поэтому вы и решили расширяться…

Поняв намек, Крамер не проговорил ни слова. Только прикусил тонкие губы. Его пальцы так крепко сжали бокал, что, казалось, он вот–вот хрустнет.

— Нет–нет, — наконец заговорил он. — Немецкий народ и мой фюрер добры. Я не ручаюсь за достоверность, но, как мне сказал один авторитет, прабабушка нашего фюрера крестилась в русской церкви. Кажется, Осташково.

— Может быть. Но этот факт мало что меняет в наших взглядах на вещи…

— Герр полковник, — с настойчивостью перебил Крамер. — Я понимаю, русские положительно не желают, чтобы германское оружие было… в общем… неудобно направлено… Но если русские будут иметь благоразумие удержаться от войны, то последствия побед германского оружия могут быть очень выгодны для вашей нации.

— Наше правительство строго придерживается нейтралитета, — сказал Демин, вглядываясь в глаза немца. — Но если кто захочет неудобно направлять пушки или вот летать неудобно направленным маршрутом, то это может для них плачевно кончиться. Советские люди по натуре очень добры, но не любят, чтобы их тревожили. Позвольте вам рассказать анекдот, не лишенный правды.

— Пожалуйста! Будем слушать! — ответил с вежливой ухмылкой Крамер.

— В тридцать девятом году, — заговорил Демин, — приехал к вам, в Германию, один из наших дипломатов… Все шло, как вам известно, нормально. И в знак уважения Риббентроп повел нашего дипломата в ботанический сад, чтобы показать редкостные растения. "Вот альпийская фиалка… Австрийская сирень… Французский тюльпан. Вот наши германские, маки, — похвалялся Риббентроп и подвел гостя к довольно непривлекательному кусту и сказал: — А теперь, господа, полюбуйтесь на русскую красоту. Вот она, русская крапива!" Советский дипломат подумал, попросил подойти поближе и ответил: "Господа, на всю эту альпо–франко–германскую и прочую красоту я сажусь вот этим местом. А вот вы попробуйте сесть на крапиву!" закончив, рассмеялся Демин.

Эрих фон Крамер долго молчал, вытаращив на него недоуменные глаза.

— Что есть крапива? — наконец спросил он.

— А это такое растение, — все еще ухмыляясь, ответил Демин. — Чуть прикоснешься к нему, так обжигает…