Пауки - Словин Леонид Семенович - Страница 28

На вид Захарии было не меньше сорока.

—Могу я задать несколько вопросов? — спросил он. — Вы москвич?

—Да.

— Кем вы работали в Москве?

— Офицер, ведающий вопросами безопасности в частном банке. В прошлом ваш коллега.

— В звании…

— Майора милиции.

Он не ответил мне откровенностью. Это могло означать и работу в КГБ СССР. Такое не афишировалось.

— В стране вы один?

— Моя семья в Москве. У меня там произошли неприятности. На меня наехали.

— Как там Москва?

— Ждет нас…

Он начал мне верить. Я улыбнулся:

— Можем создать фонд бывших работников МВД и КГБ…

— Вы знали Холомина по Москве?

— Немного.

Я рассказал, как мы вместе получали лицензии на занятие частной детективной деятельностью.

—Хотите с ним встретиться?

Я решил не хитрить:

—У меня есть все основания полагать, что он погиб.

Это было рискованно. Но я сто раз убеждался в том, что никакие ухищрения не ведут нас к цели вернее, чем интуиция. После паузы Захария заметил негромко:

—И у меня такое чувство… Вы курите?

Захария немного добавил к тому, что я уже знал, однако любая мелочь могла мне помочь.

Как я и предполагал, он знал Арлекино по Москве. Отец Захарии, а попросту Захара, проходил по делу, значившемуся уголовным, но имевшему политическую подоплеку и курировавшемуся органами КГБ.

«Не ошибся ли я по поводу места работы его сына?»

Холомин вел это дело в качестве следователя — важняка прокуратуры республики.

—Николай сделал все, чтобы помочь отцу. Бескорыстно. Он не любил КГБ. Кто-то в его семье пострадал от этой организации. Никакие переименования, смены кадров уже не могут изменить отношение…

Я это знал. Хотя старался быть объективным.

—Он сказал вам, зачем приехал?

—Мы, по существу, даже не успели поговорить. Он взял в прокат «ауди» и автобус. И как-то быстро исчез… Мы должны были встретиться, как только он будет посвободнее.

— Когда вы его в последний раз видели?

Захария выпустил крохотное облачко дыма:

— В пятницу.

Мы видели Арлекино в один и тот же день. В день, когда он погиб. Арлекино сдал «Ауди-100», которая была известна его будущим убийцам…

— В пятницу он уехал от нас на белой «судзуки»… — Захария назвал номер, я записал.

— Машины так и нет?

— Нет. Он брал на неделю. Срок не закончился. Я звонил на автоответчик. Он ни разу не ответил.

«Естественно!»

— А что можно сказать по поводу автобуса? Зачем он был ему нужен?

— Не знаю. Мы обычно не интересуемся. Каждый может взять что хочет.

— Интересно, кого он возил и куда.

— Не знаю… А когда вы его видели?

— В тот же день, что и вы.

Захария раздавил сигарету в пепельнице:

— Будем надеяться, что у него все в порядке.

— Думаю, все как раз наоборот. Его засветили.

— Тогда рано или поздно они выйдут на пункт проката и придут с вопросами, как это сделали вы…

— Скорее всего, у них уже нет в этом необходимости.

Он сделал вид, что не догадывается, о чем идет речь.

— Что можно сказать о том, где использовали автобус?

— Дело тяжелое…

— Холомин не сказал, где он остановился в Израиле?

Захария подумал:

—Он что-то говорил об отеле в Бат-Яме…

Я выехал в Бат-Ям на следующий день рано утром. Ехать пришлось через Тель-Авив. Там меня ожидала пересадка.

Автобус был двухэтажный.

Спуск начался почти сразу, как только мы выехали из Иерусалима. Я сидел у лобового стекла на втором этаже, сверху было все хорошо видно. Горы круто шли вниз. Солнце вплетало в пейзаж жаркие краски. Автобус двигался в ущелье. Это был воспетый в песнях Баб эль Вад — знаменитое вади, где во время войны за независимость перестреляли геройских ребят, пытавшихся прорваться в осажденный Иерусалим. Через лобовое стекло видны были разбитые машины, которые должны были пробить блокаду вокруг Святого города. Ржавые их остовы лежали вдоль обочины. Тут же валялись высохшие венки, должно быть оставшиеся от празднования Дня независимости. Мы катили по Иудейским горам. Внизу мелькали мягкие, как складки одеяла, холмы, лощины. В поселениях, на окрестных холмах, под черепичными красными крышами шла своя жизнь.

«Спальные города…»

Можно было удобно жить даже очень далеко, в горах. Ездить на работу оттуда.

«Машина, телевизор. Прекрасные дороги».

Самое тяжелое — думать на заданную тему. По крайней мере, для меня. Я все время откладывал мучительный для меня процесс. Бывало, там, дома, я сознательно отодвигал на последние минуты мучившие меня с самого начала мысли. Все равно в последний момент все решалось.

«Какой заказ был у Арлекиыо в Израиле? Кто был его партнером? Заказчиком?»

Мы уже въезжали в Тель-Авив. Я смотрел вниз на головы людей на тротуарах, словно с высоты ходулей. Водитель начал подъем к Центральной автобусной станции. Затормозил. Мы прибыли на третий этаж, а возвращаться в Иерусалим мне предстояло с шестого. Пора было выходить.

«Арлекино знал о том, что я в Иерусалиме…» — мелькнуло у меня, пока я спускался по лесенке вниз к двери.

Он наверняка узнал меня накануне, на перекрестке Цомет Пат, и на другой день приехал ко мне, предварительно сменив одежду, машину и номера. Возможно, он хотел предупредить меня! Или искал у меня зашиты? За ним уже следили.

«Прямо у подъезда втолкнули за узорчатую декоративную стенку и всадили нож… Все!»

Я уложился в срок.

Центральная автобусная станция, как всегда, была наполнена людьми. Всюду были видны солдаты — парии и девушки с оружием, которое они никогда не оставляли в частях, всюду таскали с собой.

Я выходил последним.

Что-то кричал продавец набитых овощами огромных метровых батонов — багетов.

Топкие, с абсолютно правильными чертами лица девочки-эфиопки о чем-то спросили у меня на иврите. Я пожал плечами.

Нищий у выхода согнул руку, взглянул на часы. Отметил начало рабочего дня…

Автобус Тель-Авив — Бат-Ям, принадлежавший фирме «Дан» — меньшей из двух компаний, монополизировавших автобусную сеть в Израиле, оказался не самым комфортабельным.

Ехать пришлось долго. Казалось, мы все никак не покинем Тель-Авив.

По тротуарам двигались сотни людей.

В угловых зданиях вывески нескончаемо повторяли названия отделений крупнейших банков — «Хапоалим», «Дисконт», «Мизрахи». В одном из офисов промелькнуло лицо девочки-оператора, на столе перед ней стоял стакан молока.

Я вспомнил помощницу президента банка Наташу и ее кружку с крупной надписью: «ВЫПЕЙ ВТОРУЮ!»

Промелькнувшая в витрине банка служащая осталась позади…

В лобовое стекло теперь видны были маленькие чистые городки, которые мы пересекали, — с узкими чистенькими улицами, со множеством машин, с пальмами на разделительных полосах, с обязательными магазинчиками на всех первых этажах аккуратных невысоких домов. Небольшие городки срастались в один Большой Тель-Авив. Мы проехали Старую Яффу. Узкие улицы, скученные дома. В кофейнях сидели старики в клетчатых платках — израильские арабы, жившие столетия бок о бок с евреями, знавшие иврит не хуже родного.

Баг-Ям был морским курортом. Я гадал, с какой стороны находится море. И все-таки ошибся. Оно показалось не там, где я его ждал.

В автобусе я не заметил никого, кто говорил бы по-русски. На одной из остановок молодая женщина, сидевшая напротив меня, закрыла маленький молитвенник, который всю дорогу читала, поцеловала его, положила в сумку. Приезжие читали в дороге газеты, детективы, большая часть местных молилась…

Показался первый отель.

Я вышел.

Вдоль моря тянулся строй гостиниц-дворцов. «Бат-Ям», «Армон-Ям»… Фигурировавшее в названиях словечко «ям» означало «море».

Стояла необычно теплая даже для этих мест погода. Было по-летнему жарко. Никакого сравнения с по-зимнему холодным Иерусалимом.

Внутри первого же отеля, в который я вошел, царствовала прохлада. Мощные кондиционеры загружали холл волнами холодного свежего воздуха. В дверях, по обыкновению, никто не спросил, живу ли я в отеле. О пропусках не могло быть и речи. У регистрационной стойки меня с улыбкой уже ждал дежурный.