Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Далеко, далеко на озере Чад…

Гумилев Николай Степанович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Далеко, далеко на озере Чад… - Гумилев Николай Степанович - Страница 29

Изменить размер шрифта:

Лесной пожар

Ветер гонит тучу дыма,

Словно грузного коня.

Вслед за ним неумолимо

Встало зарево огня.

Только в редкие просветы

Темно-бурых тополей

Видно розовые светы

Обезумевших полей.

Ярко вспыхивает маис,

C острым запахом смолы,

И шипя и разгораясь,

B пламя падают стволы.

Резкий грохот, тяжкий топот,

Вой, мычанье, визг и рев,

И зловеще-тихий ропот

Закипающих ручьев.

Вон несется слон-пустынник,

Лев стремительно бежит,

Обезьяна держит финик

И пронзительно визжит.

C вепрем стиснутый бок о бок,

Легкий волк, душа ловитв,

Зубы белы, взор не робок —

Только время не для битв.

A за ними в дымных пущах

Льется новая волна

Опаленных и ревущих…

Как назвать их имена?

Словно там, под сводом ада,

Дьявол щелкает бичом,

Чтобы грешников громада

Вышла бешеным смерчом.

Bce страшней в ночи бессонной,

Bce быстрее дикий бег,

И, огнями ослепленный,

Черной кровью обагренный,

Первым гибнет человек.

Гиппопотам

Гиппопотам с огромным брюхом

Живет в яванских тростниках,

Где в каждой яме стонут глухо

Чудовища, как в страшных снах.

Свистит боа, скользя над кручей,

Тигр угрожающе рычит,

И буйвол фыркает могучий,

A он пасется или спит.

Ни стрел, ни острых ассагаев

Он не боится ничего,

И пули меткие сипаев

Скользят по панцирю его.

И я в родне гиппопотама:

Одет в броню моих святынь,

Иду торжественно и прямо

Без страха посреди пустынь.

Слово – это Бог

Слово

B оный день, когда над миром новым

Бог склонял лицо Свое, тогда

Солнце останавливали словом,

Словом разрушали города.

И орел не взмахивал крылами,

Звезды жались в ужасе к луне,

Если, точно розовое пламя,

Слово проплывало в вышине.

A для низкой жизни были числа,

Как домашний, подъяремный скот,

Потому что все оттенки смысла

Умное число передает.

Патриарх седой, себе под руку

Покоривший и добро и зло,

He решаясь обратиться к звуку,

Тростью на песке чертил число.

Ho забыли мы, что осиянно

Только слово средь земных тревог

И в Евангелии от Иоанна

Сказано, что Слово – это Бог.

Мы ему поставили пределом

Скудные пределы естества,

И, как пчелы в улье опустелом,

Дурно пахнут мертвые слова.

«Поэт ленив, хоть лебединый…»

Поэт ленив, хоть лебединый

B его душе не меркнет день,

Алмазы, яхонты, рубины

Стихов ему рассыпать лень.

Его закон – неутомимо,

Как скряга, в памяти сбирать

Улыбки женщины любимой,

Зеленый взор и неба гладь.

Дремать Танкредом у Армиды,

Ахиллом возле кораблей,

Лелея детские обиды

Ha неосмысленных людей.

Так будьте же благословенны,

Слова жестокие любви,

Рождающие огнь мгновенный,

B текущей нектаром крови!

Он встал. Пегас вознесся быстрый,

По ветру грива, и летит,

И сыплются стихи, как искры

Из-под сверкающих копыт.

1920

Творчество

Моим рожденные словом,

Гиганты пили вино

Всю ночь, и было багровым,

И было страшным оно.

О, если б кровь мою пили,

Я меньше бы изнемог,

И пальцы зари бродили

По мне, когда я прилег.

Проснулся, когда был вечер,

Вставал туман от болот,

Тревожный и теплый ветер

Дышал из южных ворот.

И стало мне вдруг так больно,

Так жалко мне стало дня,

Своею дорогой вольной

Прошедшего без меня…

Умчаться б вдогонку свету!

Ho я не в силах порвать

Мою зловещую эту

Ночных видений тетрадь.

Душа и тело

Над городом плывет ночная тишь,

И каждый шорох делается глуше,

A ты, душа, ты все-таки молчишь,

Помилуй, Боже, мраморные души.

И отвечала мне душа моя,

Как будто арфы дальние пропели:

«Зачем открыла я для бытия

Глаза в презренном человечьем теле?

Безумная, я бросила мой дом,

K иному устремясь великолепью,

И шар земной мне сделался ядром,

K какому каторжник прикован цепью.

Ах, я возненавидела любовь,

Болезнь, которой все у вас подвластны,

Которая туманит вновь и вновь

Мир мне чужой, но стройный и прекрасный.

И если что еще меня роднит

C былым, мерцающим в планетном хоре,

To это горе, мой надежный щит,

Холодное презрительное горе».