Перекресток - Слепухин Юрий Григорьевич - Страница 97

— Ну, знаешь, Татьянины обещания… ого, решил, значит, идти напролом. Так, так… А что, собственно, у нее за дела сегодня такие?

— Да она собиралась идти со своим отрядом на лыжную базу.

— Ах, так… девица на полевых тактических занятиях… Сергей, ты невнимательно играешь, получай за это шах.

— Ух ты… Как же это я… Александр Семеныч, да это не только шах!

— Разве? Ну, тем хуже для тебя, не лови ворон.

Сергей ошеломленно уставился на доску, с досадой дернул себя за ухо и смешал фигуры.

— Вот так, брат. — Полковник подмигнул ему и встал из-за столика, потягиваясь и сдерживая зевок. — Извини, Сергей, устал я что-то…

— Так я, может, пойду? — смутился Сергей.

— Сиди, сиди. Я ведь отдыхать не собираюсь, мне все равно скоро уходить.

Он взял с буфета чайник и включил его, потом посмотрел на часы.

— Ну, если Татьяна не явится, будем ужинать без нее. Ты как же думаешь планировать теперь свое будущее, а, Сергей?

— Да как, Александр Семеныч, что тут особенно планировать… Решил я идти в вуз сразу, не откладывая. На вечернее отделение, если удастся. Ну, и работать.

— М-да… Это трудно, Сергей.

— Знаю, — отозвался тот. — Все оно трудно, Александр Семеныч… Мамаша моя говорит, что жизнь, мол, прожить — не поле перейти… Я вот подумал недавно: а ведь как верно! Такие кругом трудности, ну куда ни глянь… а может, скучно было бы жить без этого, кто его знает. Я вот, когда думаю о том, как придется в вузе учиться и работать, так мне даже как-то невтерпеж становится — скорее бы…

Полковник прошелся по комнате и сел на диван, зябко сунув руки в карманы и положив ногу на ногу.

— Да, — сказал он, — в трудностях есть своя… э-э-э… привлекательная сторона. Тем более в твоем возрасте. В какой институт ты думаешь идти?

— Думаю — в Ленинградский электротехнический. Мне наш Арх… ну, преподаватель физики — он сам там учился — советует поступать именно туда. Знаменитый, говорит, институт, старый. Между прочим, там до революции директором был Попов, изобретатель радио.

— Вот как, — сказал полковник, разглядывая блестящий носок своего сапога. — Значит, ты хочешь именно в Ленинград…

— Да. У меня там и друг учится, на первом курсе кораблестроительного.

Полковник кивнул:

— Теперь-то я начинаю понимать, почему это Татьяна последнее время все пытается меня убедить, что лучше Ленинградского университета нет в мире.

— Ну да, — смутился Сергей, — она, Таня то есть, она действительно думает поступать в Ленинградский, на филфак…

— Ну, еще бы. Было бы странно, если бы она теперь думала поступать куда-нибудь… э-э-э… в Казанский.

Сергей совсем побагровел:

— Плохо, брат, твое дело, — сочувственно сказал полковник. — Но от такой оказии, как говорится, не застрахован никто.

— Александр Семеныч! — Сергей собрался с духом. — Я вот как раз насчет этого хотел с вами поговорить…

— Со мной? Давай, брат, я слушаю.

— Понимаете, Александр Семеныч… мы с Таней решили, что нам нужно пожениться.

Полковник высоко задрал левую бровь.

— Вот как, — сказал он после недолгого молчания. — Надеюсь, не завтра?

— Нет, что вы, — заторопился Сергей, — потом, уже в Ленинграде, когда поступим…

— Не закончив образования?

— Нет, почему, среднее-то у нас уже будет!

— Разумеется. Разумеется. И ты считаешь, что среднего образования достаточно, чтобы обзавестись семьей?

— Так при чем это, Александр Семеныч? — тихо спросил Сергей. — Для этого не образование нужно, а…

— Любовь, ты хочешь сказать? Правильно, Сергей, любовь, разумеется, главное. Но я тебе скажу откровенно: мне не думается, что в вашем с Татьяной возрасте любовь может быть настолько уже зрелой и… э-э-э… серьезной, что ли, чтобы на таком фундаменте строить семью. Не знаю, брат, не знаю… Я вот помню себя в реальном училище… Ну, все мы увлекались в старших классах, благо женская гимназия была рядом, и думали, конечно, что эта любовь — самая настоящая и до гроба. А теперь смешно вспомнить. Да что теперь! — через два уже года все эти гимназические романы были наглухо позабыты. Так что я просто не советовал бы ни тебе, ни Татьяне торопиться с таким важным делом. Дело ведь очень важное, Сергей, ты об этом не забывай.

— Вы не знаете, насколько это серьезно… у нас с Таней, — глухо сказал Сергей, глядя в сторону. — Это только словами не расскажешь, а если бы…

В прихожей металлически щелкнул замок.

— Вот и Татьяна. — Полковник встал и посмотрел на Сергея, как тому показалось — немного растерянно. — Сергей, я тебя попрошу — не будем пока продолжать при ней этот разговор…

Робко вошла Таня в лыжном костюме, поправляя примятые шапкой волосы и держа у глаза платок.

— Что еще случилось? — строго спросил полковник.

Таня улыбнулась Сергею, потом дядьке.

— Ничего, Дядясаша, не пугайся… может, будет немножко синяк, я не знаю: я заходила к Людмиле, она что-то прикладывала…

Она отняла платок — на скуле, под самым глазом, действительно намечался уже основательный синяк.

— Кто тебя? — вскочил Сергей.

— Ой, это снежком — мы проводили военные занятия, просто снежком. Ничего страшного, уже совсем не болит, правда… Дядясаша, я купила пудру — нарочно Для этого, — достань, пожалуйста, она осталась в кармане куртки…

— Черт знает что! А еще собирается… — не договорив, полковник возмущенно крякнул и вышел из комнаты.

— Страшно по тебе соскучилась — целуй скорее, — шепнула Таня, подставляя ушибленное место. — Давно сидишь?

— С пяти. Действительно не болит?

— Болит, конечно… еще раз, пожалуйста…

Сергей едва успел выполнить просьбу, как вошел полковник.

— Татьяна, мне нужно уходить, так что поторопись с чаем.

— Сейчас, Дядясаша!

С помощью пудры синяк был приведен в более пристойный вид. Таня переоделась, быстро накрыла на стол.

— Дядясаша, объясни мне такую вещь! Что, в конце концов, мы должны говорить пионерам по поводу наших отношений с немцами? — спросила она, разливая чай. — Получается ведь какая-то нелепость: с одной стороны, фашисты есть фашисты, ребятам это внушали с первого класса. А с другой — Гитлера теперь и обругать нельзя лишний раз, потому что тебя сразу ущучат. Мне за эту стенгазету несчастную так влетело…