Перекресток - Слепухин Юрий Григорьевич - Страница 104

Я почему-то вспомнила этот разговор, когда написала, что «современная жизнь не располагает к уединению». Может быть, это и есть то, о чем говорил Серг. Митр. Действительно, сколько раз я замечала — например, со знакомыми девчонками, — что многие сейчас и в самом деле не могут побыть наедине с собой и одного часа. Одной ей «скучно». Возьмет книгу, почитает час-другой, а потом бежит хотя бы играть в волейбол, лишь бы быть в компании. Мальчики, как правило, другие. У тех почти у каждого какие-то свои интересы — ну, скажем, техника. Он и будет сидеть, с чем-то возиться, что-то мастерить. Сергей — так тот вообще способен забыть обо всем на свете, дай ему только в руки технический журнал с интересной статьей. Я один раз видела их осенью у киоска: он во что-то впился, а Танюшка стоит рядом с несчастным видом и переминается с ноги на ногу.

Они, кстати, сейчас видятся только в классе и по воскресеньям — очень чинно. Дело в том, что он, бедняга, нахватал себе уроков и мечется по городу как угорелый заяц. В. ехидствует — «генеральная репетиция роли обремененного отца семейства». Но тот, судя по всему, предстоящей ролью очень доволен. Хотя и отощал. А покинутая Танюша зачастила к Аграновичам. Очередной психоз — искусствоведение. Ведет она себя там непристойно — явится, выберет книгу потолще и сидит до ужина. А потом ест и терзает Б.И. вопросами: почему то, почему это, в чем принципиальное различие школ Мейерхольда и Станиславского, и почему нельзя возродить античный театр, и правда ли, что Гамлет — это просто гнилой интеллигент и ничего больше. Невероятно, но факт — ее там любят, несмотря на все это.

Учится она сейчас почти с блеском. Непонятное существо — никогда не знаешь заранее, что она выкинет. Еще возьмет и окончит с отличием!

Дневник я все-таки доведу до конца уч. года. А там будет видно. Может быть, сделаю перерыв до того времени, когда придет пора писать мемуары. Как они будут называться — «Сорок лет служения Науке»? Ох, тошнехонько мне, молодешенькой. Или — коротко и скромно — «Записки физика». А наверху — еще скромнее — «Л.А.Земцева. Доктор физико-математических наук, член-корреспондент АН СССР». Или лучше «действительный член», на меньшее я не согласна ни за какие коврижки. Вот так. Смейся, паяц, что тебе еще остается.

9.III.41

Отвратительная гнилая погода, туман. Обидно, когда такое воскресенье. Но это уже весна, и на моем столе стоит в рюмке букетик подснежников. Это вчерашний сюрприз С.М. Вчера его урок был первым, и он пришел с чем-то завернутым в газету. Перекличку он всегда делает вслух. Спросил Абрамовича, Андрющенко, потом Машу Арутюнову. Та, как и все, с места отвечает: «Здесь», а он говорит: «Прошу вас подойти», — разворачивает свою газету и вручает ей букетик. Та ничего не поняла сразу, даже покраснела. Дошел до Инны Вернадской — и ей тоже. В общем, у него оказалось ровно семнадцать штук — по числу девушек в классе. Потом он встал, торжественно нас поздравил и говорит: «Надеюсь, молодые люди не обидятся? Собственно, это вы должны были бы дарить сегодня цветы своим одноклассницам, но, коль скоро никто из вас не догадался, я позволил себе взять это на себя. Будем считать, что цветы преподнесены мужской половиной человечества». Мальчишки сидели все красные!

Какой милый старик. Вот о чем я буду больше всего жалеть, вспоминая школу, — о наших чудесных преподавателях. Какие мы, в сущности, все к ним невнимательные, даже неблагодарные. Поговорить с препом полчаса на школьном вечере — и то уже считается чуть ли не великим подвигом. А ведь они всегда с такой охотой посещают школьные вечера, так рады каждому случаю поговорить со старшим учеником попросту, вне класса, по-дружески. А мы? Я уж не говорю о младших классах — там учителей зачастую просто травят. Но даже мы все относимся к ним в лучшем случае только терпимо. Терпим до поры до времени как нечто неизбежное. И свиньи же!

На его уроке писали сочинение. Тема несколько банальная — «Мои планы на будущее», но в нашем положении не лишенная злободневности. С.М. сказал: «Тема эта слишком обширна, чтобы исчерпать ее за сорок пять минут. Поэтому не думайте о литературных достоинствах на этот раз, просто излагайте свои мечты и свои планы. Неважно, каким слогом это будет изложено. Задание общее, но сегодня восьмое марта, и я особенно интересуюсь тем, что напишут девушки. Не забывайте, что вы уже взрослее своих одноклассников, для некоторых из вас аттестат станет окончательной путевкой в жизнь и, пока ваши сверстники будут продолжать свое образование, вы уже начнете самостоятельную жизнь. Вот об этой жизни и пишите. Разумеется, это в равной степени относится и к тем, кто собирается в вузы. Планы на будущее у вас всех должны уже быть, так или иначе».

Я сдала пустой лист — сослалась на головную боль. Писать о тех планах, которые созданы для меня помимо моего желания, я не могла. Не могла лгать преподавателю, которого я бесконечно уважаю. А что другое я могла написать? Что меня совершенно не тянет наука, что мне больше всего хотелось бы просто иметь семью и воспитывать детей — воспитывать их так, как, на мой взгляд, должны воспитываться будущие граждане коммунистического общества? Напиши я правду — с какими же глазами я потом сказала бы С.М., что иду в науку? Я ведь все равно не могу объяснить ему, что иду туда только потому, что так было решено с детства, что такова традиция моей семьи, что мой отказ был бы для мамы катастрофой всей ее жизни. Но какое право имеет человек становиться ученым без призвания!

16.III.41

Буду теперь записывать сюда по воскресеньям, все равно в другие дни некогда. Записывать, кстати, почти нечего — обычные «школьные будни». Что ж, скоро будем вспоминать о них как о чем-то невозвратном. Что-то я хандрю последнее время, нужно взять себя в руки. Глупо ведь, в самом деле! Столько впереди интересного, нового. А вдруг физико-математическая премудрость так меня захватит, что я только посмеюсь над своими теперешними настроениями? Может быть.

Но что мне делать с Татьяной? Вызывали ее в горком. Я ведь видела, как она туда собиралась, с каким волнением и какой надеждой! Вовсе ей это не «все равно», видно же! А зашла оттуда ко мне — опять ироническая улыбка. Спрашиваю: «Ну что?» «Все то же. Разумеется, Шибалин не прав, он перегнул, все это так, мы понимаем, но и ты должна понять, что допустила серьезные промахи в своей работе, кроме того, дисциплину ты нарушила совершенно явно» и т.д. и т.п. «А Шибалин, конечно, не прав, мы ему поставим на вид, проследим, чтобы таких случаев больше не повторялось» и т.д.