Еврейский взгляд на русский вопрос - Эскин Авигдор - Страница 4

Стремление вернуться в Израиль охватило значительную часть советского еврейства в семидесятые и восьмидесятые годы. Однако большинство наших соплеменников по-прежнему не слышали зова Сиона и продолжали ассимилироваться. Не скрывая своей главной цели – полного возвращения на Землю Израиля всех евреев, мы нашли в советской системе особо слабое звено, позволявшее вести эффективную и правдивую пропаганду.

Исконный еврейский язык был запрещен в СССР де факто с 1927 года. Иврит был объявлен реакционным языком. Чудовищная мера жестокости, которую я в период лоббирования в США и Европе охарактеризовал как «культурный геноцид». Ни одной книги не было издано на иврите в СССР после 1927 года. (Исключение составил словарь моего дальнего родственника Феликса Шапиро.) Пожалуй, история не знает примера такого жестокого культурного и духовного подавления.

Расправа с учителями иврита была одной из весомых задач основанного Ю.В. Андроповым Пятого управления КГБ. Невзирая на аресты учителей и запугивание участников этих уроков на частных квартирах изучение иврита превратилось в обширную эпидемию в глазах борцов с сионизмом на Лубянке. В те времена поднимали голову националисты во многих республиках, а на Старой площади начинали активизироваться группы реформистов. Сегодня можно смело сказать, что идеологическое управление КГБ занималось разработкой учителей иврита, никак не представлявших угрозу самой державе. А вот на реальные угрозы не хватило времени – так, что ли?

На практике иврит можно было изучать в трех вузах, откуда выходили работники МИДа, разведки, аналитики, дикторы и переводчики. Никаких учебников и книг не печатали с двадцатых годов. Даже текстов речей Брежнева на иврите не существовало.

Уже в семидесятые годы любой человек в СССР мог преподавать любой язык частным образом. Он должен был задекларировать властям факт частного преподавания и платить налоги. Никаких документов о специальном образовании не требовали. А вот учителей иврита просто не регистрировали.

Такого рода юридические зацепки помогали нам доказывать, что иврит был под запретом в СССР. Кампания вокруг запрета на язык, которую мы вели тогда на Западе, имела отголоски в Союзе, и так пробуждалось у новых людей желание узнать больше о собственных корнях. Следствием такого поиска в те времена всегда становилось стремление к репатриации в Израиль.

Можно сказать, что нам важен был тогда не столько результат, сколько сам процесс. Неуклюжая реакция советских властей была залогом нашего успеха. Они не могли удержаться от преследований и репрессий, но не решились отпугнуть жестокими преследованиями сталинского масштаба, а только нанесли несколько точечных ударов, привлекающих внимание и без того скептически настроенной еврейской молодежи. Один из ветеранов движения так комментировал мне тактику противодействия со стороны властей: «Самые большие сионисты сидят в Политбюро. Вот разрешили бы они частное преподавание иврита, и пару тысяч людей начали бы посещать эти кружки. А они сами превратили это в международную проблему».

Притеснения на почве желания знать родной язык были беспрецедентным видом дискриминации и в СССР и в мире. Пропаганда против запрета приводила в действе механизм еврейского самосознания у наших ассимилированных соплеменников. Так, в начале восьмидесятых помимо традиционного лозунга «Let my people go» появился новый – «Let my people know!»

Возвращаясь к тем временам, мы можем ясно и четко сформулировать все основные требования еврейских активистов в СССР и Государства Израиль к Москве:

1. Свобода репатриации в Израиль.

2. Свобода изучения языка иврит и еврейской традиции.

3. Освобождение всех узников Сиона.

4. Конец политике государственного антисемитизма и особого антагонизма к Государству Израиль.

Никаких других ультимативных требований к России у нас не было. Очень важно подчеркнуть, чего мы никогда не требовали от властей СССР:

1. Мы не говорили ни слова о демократизации или либерализации советской системы.

2. Мы не критиковали внутренний уклад советского общества и не пытались его менять.

3. Мы и не помышляли о развале СССР.

Мое выступление в 13 лет в защиту Солженицына было осмысленным шагом протеста. Но это было мое индивидуальное решение, а после присоединения к сионистским кружкам я уже не мог бы себе позволить ничего подобного. Да, мы подчеркнуто избегали совместных действий с теми, кто говорил о полном комплексе «прав человека» в СССР. Я хорошо помню, как уже в конце восьмидесятых годов государственные структуры Израиля строго запрещали посылаемым в СССР учителям иврита и пропагандистам репатриации вступать в контакты с «Саюдисом» и «Рухом»… Были же времена, однако…

Невзирая на кажущуюся узость подхода, еврейское движение преуспело намного больше всех других, кто бросил вызов кремлевским властям в тот период. По прошествии четверти века уместно спросить: кто из нас был прав? Глядя на нацистские шествия на Украине и в Прибалтике, я рад тому, что был среди тех, кто не ратовал за развал СССР.

Уже в конце восьмидесятых годов я повернулся лицом к России с благодарностью за то, что мне довелось сменить накопившееся чувство обиды на естественное доброжелательство. Все наши требования к советским властям потеряли актуальность. Они полностью выполнялись уже с начала девяностых, и безо всякого труда для советской стороны.

В эти дни мне приходится получать письма от старых соратников, возмущенных моей поддержкой антифашистского курса Кремля на Украине. Дескать, помнят, как активно боролся я против той системы, а сейчас оказался с теми, кто по «неправильную сторону истории», как изволил выразиться Президент США Барак Хуссейн Обама. Не понимают мои зложелатели, что никогда мы намерений против России не имели, а только ратовали за возвращение своего народа на свою землю и к своим духовным корням. И как было нам разрешено то немногое, что было подобно кислороду, мы снова повернулись лицом к России.

И это нисколь не вступало в противоречие с тем, что альфой и омегой для меня во все времена было служение учению Торы и Израилю. Все наши старые претензии потеряли свою актуальность. Их место заняли вопросы обновленного обустройства отношений России с Израилем.

В начале 1992 года я опубликовал эссе под названием «Сион и Россия: перспективы». Предлагаю несколько выдержек из нее, не утративших актуальности.

Едва ли есть сегодня еще одна страна в мире, которая вызывала бы у евреев столь сильную эмоциональную реакцию, как Россия. Старшее поколение справедливо возразит, что с Германией было связано наибольшее количество переживаний. Но взаимоотношения евреев с немцами стали наследием страшного прошлого и не имеют серьезного будущего, по всей видимости. Историческое сплетение Сиона с Россией является одним из основных вопросов глобальной еврейской политики сегодня и требует серьезного и глубокого анализа. В этой статье мы заранее откажемся от попыток объяснить себя русскому окружению – она будет направлена исключительно на выявление традиционной политической линии Израиля, истоки которой мы черпаем у древних пророков и мудрецов Талмуда. Мы не будем предъявлять обвинений россиянам и не скатимся на дешевую апологетику в свете предъявляемых нам претензий. Постараемся только понять, чего хочет от нас Бог истории в эти критические дни.

Семьдесят лет насильственной ассимиляции и фальшивого интернационализма никак не повлияли на особое отношение к евреям в России. Израиль и «еврейский вопрос» продолжают волновать русских людей куда больше, чем их насущные национальные проблемы внутри России. Ассимилянтский лепет о том, что евреи такие же, как все, звучит особенно неубедительно в свете событий последних лет.

Русский антисемитизм имеет глубокие корни, он иррационален и отвратителен, как любая форма бессознательной ненависти. Однако сегодня он питается в немалой степени и грубыми ошибками евреев-ассимилянтов. Полагаю, что даже самая правильная линия поведения со стороны евреев не сведет к нулю разгулявшийся антисемитский шабаш, ибо нет для слабоумных и бездуховных более удобного способа объяснить собственные неудачи, чем объявление небольшой группы людей козлом отпущения. Однако это не освобождает нас от необходимости беспристрастной и честной оценки собственной роли в происходящих в России событиях.