Русский Бог (СИ) - Сорокин Александр Сергеевич - Страница 3

- Ах, Lise, как жаль, что ты немка! Тебе не понять , что греки наши братья по православной вере, не помочь им, всё равно, что предать болгар или сербов…

          Голова Александра  закружилась. Прекраснейшие гурии, похожие на тех хивянок, что прислал в дар прошлый год среднеазиатский эмир, окружили его в помутившемся, завертевшемся каруселью воображении.

        Александр пошатнулся. Царица и подбежавший лекарь-китаец подхватили его. Потерявший сознание император Александр не видел, как Елизавета Александровна переглянулась с лекарем.

                                                                *  *  *

         Экипаж Николая остановился у парадного подъезда Загородного театра. Камердинер спустил подножку кареты; запахнувшись в доху, Николай пошёл под театральные фонари.

          «Великий князь! Великий князь!» - слышалось по коридорам. Товарка Анны проводила Николая в гримёрную.

          Анна оторвалась от зеркала. Она была в пышном атласном, бордового цвета платье, открытом на груди и на плечах, перетянутом под грудью широкой зелёной тесьмой. Причёска а-ля Помпадур и мушка справа от верхней губы придавали ей игривость. Анна готовилась к выходу на сцену; гримировалась она самостоятельно, не доверяя никому. Хотя туалет Анны не был в порядке, а на лице таились следы давнишней и тайно скрываемой заботы, сегодня она показалась Николаю ещё более прелестной, чем день назад; большие голубые глаза, белокурые волосы – словно ангелочек с рождественской открытки. Николай щёлкнул каблуками, одёрнув прежде мундир бригадного генерала.  Анна протянула  великому князю пухлую ручку.

- Сударыня, разрешите выразить своё восхищение вашим выступлением в Зимнем дворце позавчера. Известные печальные обстоятельства помешали сделать мне это в день премьеры.

- Благодарю вас, великий князь, - смутилась Анна.

- Не называйте меня великим князем! – Николай пылко упал на одно колено, схватил руку Анны.- Я хочу быть для вас просто Николаем. Анна, умоляю вас не отталкивайте меня… Я не спал две ночи прежде , чем решился на сегодняшнее объяснение, - Николай горячо зацеловал ладошку Анны. – я люблю вас. Поедемте сегодня после спектакля ко мне в Петергоф.

          Анна порывисто встала из-за гримёрного столика. Щёки её дрожали, пятна возмущения покрыли лоб и шею.

- Опомнитесь, великий князь! Уже через четверть часа вы будете жалеть о своей недостойной слабости. Ваше поведение оскорбительно для царствующей фамилии…

          В гримёрной послышался слабый детский плач. Анна бросилась за стоявшую разноцветную японскую ширму. Николай, не раздумывая, двинулся следом. За ширмой в аккуратной детской кроватке под розовой пелеринкой лежал очаровательный в золотых кудряшках ребёнок.

- Олечка, крошечка, ну что ты? – бросилась к ребёнку Анна.- Приснилось что-то?

- Мама, спектакль уже закончился? – спросила девочка, хлопая сонными глазками.

- нет, деточка, спектакль поздно закончится. Спи…- Анна поправила розовую пелеринку, извинительно посмотрела на Николая. – Она немного приболела у  меня.

- Простите, сударыня ,- покраснев , с улыбкой поклонился Николай, - По незнанию я, кажется, пытался поколебать нравственность молодой матери. Впрочем, неудачно…

                                                *  *  *

           Николай вышел в коридор и чуть не столкнулся с нетрезвой компанией молодых офицеров и Елизаветой Алексеевной, о нет, он не мог ошибиться, это, несомненно, была она! На Елизавете Алексеевне развевался высоко подвязанный голубой хитон, открывавший длинные крепкие ноги, на голове её была диадема из перламутровых ракушек, икры обвивал переплёт кожаных античных сандалий.

          Lisе была разгорячена:

- После спектакля я отдамся лучшему из вас…или худшему, смотря по настроению. В уродах есть что-то пикантное…

- Елизавета! – схватил за кисть жену брата Николай.

- Фи! Я вас не знаю! – вздрогнула Lisе, попытавшаяся сразу вырваться.

- зато я вас слишком хорошо знаю! – не отпускал Елизавет Николай.

- Господа! Да помогите  же спастись от этого нахала!

          Высокий усатый корнет грудью разъединил Елизавету и Николая:

- Слишком высока честь для тебя! – Николай оттолкнул корнета плечом. – Ах, Lisе, Lisе!

- Я вас вызываю!

          « Великий князь» шепнул кто-то из офицеров задире. Тот стушевался. Весёлая  компания развернулась и двинулась по коридору.

 - Господа! Не обращайте внимания на этого дурака. Он принял меня за шлюху, а я ведь честная женщина, не правда ли?! Корнет, вы вели себя мужественно, у вас право первой ночи…- пьяно говорила Lisе.

          Офицеры хохотали.

                                                                  *  *  *

          Тяжело вздохнув, Николай поднялся по лестнице в амфитеатр.  Давали «Калигулу и  прекрасную сириянку». Вскоре на сцене появилась сама сириянка, пленная царевна, сохранившая честь перед грязными домогательствами императора. Её играла Авдотья, или Анна, как предпочитал называть Николай, Истомина.  Как она танцевала!..

          Сириянку сменила пьяная и бездарная императрица, исполнявшая Мессалину. Инкогнито Елизавета Алексеевна посещала Загородный театр, отдавалась здесь искусству и офицерам. Нехорошие слухи о её двойной жизни давно уже тянулись по Петербургу, подрывая авторитет императора.

- Воистину Мессалина! – прошептал Николай и стал спускаться по лестнице вниз.

                                                                   *  *  *

          У кареты Николая догнала в античном хитоне товарка Анны, разбитная подвижная девушка, исполнявшая в спектакле одну из небольших ролей, переодеться она ещё не успела:

-  Ваше величество…

- Высочество,- поправил Николай.

- Ваше высочество!.. Несколько лет назад  Анну обманул и оставил один негодяй из высшей петербургской знати… Анна очень страдает… Ваше высочество,  у вас больше способов разыскать негодяя. Анна очень любила недостойного человека, он отец её дочери…

- Не уверен, смогу ли помочь…

- Вот этот перстень остался от негодяя, он забыл его на туалетном столике… Видя страдания несчастной, я выкрала его. Хотела отдать в полицию, но теперь даю вам.

          Между пальцами Николая оказался большой чёрного металла перстень с выгравированными на нём серебром цифрами «71».

          Покачав головой, Николай сел в экипаж.

                                                 *  *  *

          Александр Павлович полевал цветы в зимней оранжерее. Цветы были его страстью.  Согласуясь с инструкциями Лобеля, он выливал два стакана воды под тюльпаны, восемь -под  гиацинты, три – под ирисы, - левкоям доставалось по четыре стакана. Садовник держал лейку, царь ёмкую  стеклянную мензурку с делениями. По утрам  часов до одиннадцати император позволял себе походить в просторном шлафроке и колпаке с кисточкой. Сегодня он не изменил своему обычаю. Следом за царём переходившему от гиацинтов к гладиолусам, двигались Аракчеев, в парадной генеральской форме, и его жена – Настасья Минкина в бело-голубом платье, с материей, натянутой на самый широкий в Империи обруч.

- Пагубны характер и образ жизни Императрицы,- горячо продолжал Аракчеев,- сказываются и на делах государства. Я уверен, что не без влияния Елизаветы Алексеевны вы, государь, настаивали на Государственном совете на посылке наших войск в Германию для содействия немецкому объединению под эгидой  Южногерманского союза, учитывая, что мать нынешней императрицы – Амалия, герцогиня Баденская,  воздействует на дочь злонамеренными письмами.  Высшие же интересы России требую помощи нашим братьям балканским славянам и грекам в их борьбе против оттоманов.  Вы прекрасно осведомлены, государь, что на острове Хиос  турки вырезали 98 тысяч греков из почти 100—тысячного населения. История не простит нам предательства славян и русских, волею судеб, оказавшихся за пределами государства…