Поцелуй горца - Монинг Карен Мари - Страница 31

— Уже почти полночь. Скорее, — настойчиво поторапливал он.

Гвен потянулась за одеждой, но горец остановил ее.

— Нет времени одеваться. Мне нужен твой рюкзак, Гвен.

Совершенно сбитая с толку, чувствуя себя неуютно без одежды, Гвен схватила рюкзак и подошла к Друстану. Живущий в ней ученый, несмотря ни на что, очень хотел узнать, как горец собирается доказывать ей свою правоту. К тому же, подумала Гвен, любовью можно будет заняться и позже.

Друстан, то и дело бросая быстрые взгляды на ночное небо, окунал пальцы в раствор рисовального камня и выводил последние символы на каменной плите.

— Возьми меня за руку.

Гвен схватилась за его руку. Он внимательно осмотрел вязь символов, потом покачал головой и громко выдохнул.

— Молю Амергина лишь о том, чтобы я не ошибся. Стой рядом со мной, Гвен. Здесь.

Гвен встала на указанное место и попыталась рассмотреть через его плечо последние символы, но Друстан нарочно загородил их.

— И что, по-твоему, должно произойти, Друстан? — спросила она, посмотрев на часы.

Удивительно, но в ее теле не осталось ни капли довольной расслабленности, в которой она купалась после секса. Она чуть не рассмеялась, осознав, что на ней надеты только часы и лямки рюкзака.

— Гвен, я… — Он осекся и посмотрел на нее.

Их взгляды встретились. Интересно, что он чувствовал, когда они занимались любовью? Гвен помнила о своей неопытности, и ей было очень интересно: эмоции, которые она испытывает, глядя на него, — это просто временный побочный эффект физической близости или?.. Она подозревала, что это чувство — начало чего-то большего, но сейчас было не время копаться в себе и строить предположения. Однако если Друстан испытывает те же эмоции, Гвен могла поверить в то, что связь между ними является реальной и четкой, как математическое уравнение. Взгляд Друстана скользил по ее телу, и под этим взглядом Гвен не чувствовала себя коротышкой. Она знала, что прекрасна и… вполне аппетитна. Ей всегда было немного неуютно в мире, где истощенные длинноногие модели заполонили все, от экранов телевизоров до журналов и газет.

Но с Друстаном это ощущение исчезло. Она видела свое отражение в его глазах и чувствовала себя идеальной.

— Как жаль, что у нас нет в запасе вечности. — Он действительно сожалел.

Гвен сжала его пальцы, надеясь на продолжение. И в тот же миг часы на ее руке отозвались тонким металлическим звоном, отсчитывая полночь. Гвен вздрогнула. Раз. Два. Три…

— Ты прекрасна, милая, — сказал Друстан, проводя пальцем по ее щеке. — И у тебя храброе сердце.

Пять. Шесть. Семь.

— Я нравлюсь тебе, Гвен? Хоть немного?

Она кивнула. Горло сжал спазм, и девушка не могла произнести ни слова. Друстан был серьезным и грустным, и она боялась ляпнуть что-то глупое и сентиментальное, выставив себя полной дурой. Она и так уже сказала то, чего не ожидала от себя, и теперь боялась, что очередная глупость отпугнет Друстана. Девять.

— Этого и моей веры в тебя должно хватить. Ты поможешь мне, если я окажусь в опасности?

— Конечно, — тут же ответила Гвен. А затем, уже более взвешенно, добавила: — А что со мной будет?

— Моя жизнь принадлежит тебе, — просто ответил он. — Не бойся меня, Гвен. Что бы ни случилось, пообещай, что не станешь меня бояться. Я хороший человек, клянусь тебе.

В его голосе звучала такая боль, что Гвен неосознанно потянулась к нему, погладила по щеке.

— Я знаю это, Друстан МакКелтар. Я не боюсь тебя…

— Но все может измениться.

— Это не изменится. Ничто не заставит меня бояться тебя.

— Надеюсь, что так. — Его глаза потемнели.

Двенадцать.

Тринадцать?

Он закричал, притянул ее к себе, жадно поцеловал — и в тот же миг мир Гвен Кэссиди затрещал, расходясь по швам. Она кружилась, вращалась в руках Друстана, ее бросало из стороны в сторону, вверх и вниз… а затем в направлениях, которые вовсе непривычны для людей.

Время и пространство менялись, само существование сдвигалось, и в какой-то момент это движение вырвало Гвен из объятий Друстана. Рюкзак соскользнул с ее плеча и утонул в водовороте света.

Гвен увидела руки Друстана, которые тянулись к ней издалека, но они показались ей странными. Мир словно обрел дополнительные измерения, которые ее сознание не готово было воспринять. Гвен пошевелила пальцами, стараясь привыкнуть к новому состоянию. Ее ладони, запястья, руки стали… другими.

Ей показалось, что она увидела Друстана, кружащегося в водовороте новых пространств, а затем услышала удар. Это было невероятно: она двигалась на сверхзвуковой скорости и чувствовала себя беспомощной, как бабочка, попавшая в торнадо. Ощущение урагана, отрывающего слабые крылышки, было почти физическим.

Ерунда, подумала Гвен. Тот, кто преодолел звуковой барьер, не слышит звукового удара.

Последовала вспышка света, резанувшая по всем чувствам сразу. Гвен потеряла ощущение времени, пространства, она не чувствовала даже своего тела. Белый свет наполнил ее изнутри: она глотала его, дышала им, чувствовала, как свет движется под кожей, заполняя каждую клеточку ее естества, перестраивая ее по какому-то иному принципу. «Предельная скорость, которую набирает парашютист, — холодно напомнил внутренний голос, — в среднем составляет сто сорок восемь — двести километров в час. Звук распространяется со скоростью около трехсот тридцати метров в секунду при высокой влажности воздуха. Вторая космическая скорость, необходимая для преодоления притяжения планеты, равна одиннадцати километрам в секунду. Скорость света — триста тысяч километров в секунду». Мысли спутались. «А вот кошка всегда приземляется на лапы. Сводит кинетический момент к нулю».

Она по-прежнему не ощущала движения, только голова шла кругом. Не было звуков, тишина давила на уши. Гвен не чувствовала своего тела, но и ощущения пустоты не было. Вторая космическая достигнута и превышена, белый свет стал белым холодом, а Гвен оказалась на длинном мосту или в туннеле. У нее не было даже тела, которое инстинкт подстегнул бы страхом.

Белизна исчезла так же внезапно, как и появилась, возникла темнота, плотная и твердая, как кирпичная стена. К счастью, вернулись звуки и образы.

«Или к несчастью», — подумала Гвен. На языке и в горле осел кислотный металлический привкус, было жутко ощущать собственный вес после невесомости.

Гвен подавила тошноту и подняла голову, которая, как теперь казалось, напоминала раздавленный помидор и весила пару тонн.

Вокруг взрывом проступала ночь. Град сыпался на землю, дождь рассеивал плети тумана. Ветер хлестал и выл, срывал с деревьев листья и ломал ветви. Крошки льда больно хлестали по голой коже.

— Друстан! — закричала Гвен.

— Я здесь. — Он шагнул к ней из тумана, поскользнулся на градинах, которые засыпали траву, и упал на колени.

— Друстан, что происходит?

Когда он с трудом поднялся на ноги, Гвен заметила, что его лицо побледнело и осунулось. Проступили морщинки у рта, которых она раньше не замечала. Друстан с ужасом глядел на свои руки. Гвен попыталась рассмотреть, что его так напугало, но ничего не смогла различить из-за тумана.

— Я ошибся в последних символах! — хрипло крикнул он. По его щеке чиркнула огромная градина, оставив кровавую полосу. — Нас занесло слишком далеко. Я думал, что пойду с тобой, но теперь не получится. Прости меня, все должно было быть совсем не так!

— Что? — Вой ветра оглушал, и Гвен со страхом смотрела на МакКелтара.

Ветер разметал ее волосы, пряди лезли в лицо, в глаза, обвивались вокруг шеи. Буря была такой сильной, что от ветра болела кожа. Градины оказались крупными и острыми, голова у Гвен заболела от десятков ударов. Девушка подалась вперед и схватила Друстана за руку. Она чувствовала, как напряглись его мышцы, но при этом рука казалась почти нематериальной. Дело было не в тумане — силуэт Друстана сам стал нечетким, туманным, тающим.

— Что с тобой происходит? — Ей приходилось перекрикивать вой ветра.