Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Людены, или Великая Октябрьская Социалистическая Контрреволюция (СИ) - Эшер Эли - Страница 1


1
Изменить размер шрифта:

Эли Эшер

Людены,

или

Великая Октябрьская Социалистическая Контрреволюция

Цзы-лу спросил: «Вэйский правитель намеревается привлечь вас к управлению [государством]. Что вы сделаете прежде всего?»

Учитель ответил: «Необходимо начать с исправления имен».

«…Если имена неправильны, то слова не имеют под собой оснований. Если слова не имеют под собой оснований, то дела не могут осуществляться».

Конфуций «Лунь юй», глава 13 «Цзы Лу…»

Предисловие

Вы держите в руках книгу по марксизму…

Вы уже очнулись? Так вот, не по тому марксизму, который вы изучали в школе, а тому, каким он стал бы в XXI веке не будь он бессовестно затерт и превращен в набор мертвых догм во времена СССР. Сейчас, в связи с «падением» СССР, Карл Маркс не воспринимается серьезно, а зря. Конечно, как у всякого политика у него было необъятное количество крайне спорных идей, но в ядре его теории все идеи были, что называется, первой категории и устойчивые к хранению. Собственно говоря, это и неудивительно — плохих он не брал. Практически все эти теории разработаны другими людьми, которые до сих пор весьма уважаемы во всем мире. Адам Смит, Давид Рикардо и многие другие. Тем не менее Маркс также вложил неоценимый вклад, а потому мы и называем описанное в этой книге «марксизмом». Он сумел выбрать из современной ему экономики, социологии, и политологии действительно яркие, верные и существенные идеи и собрал их вместе. А затем присыпал их с политическими целями таким откровенным… мда-м, американцы в печатных трудах называют это деликатно B.S. В общем, прибавил настолько пустой отсебятины, что отфильтровать ее не представляет ни малейшего труда.

Вполне возможно, что у вас имеется своего рода аллергия на слово «марксизм», так что услышав это слово, вы мысленно представили себе все, что я на ваш взгляд могу написать, тут же это раскритиковали, и довольные собой собираетесь закрыть эту книгу. Я не думаю, что я написал о том, что вы вообразили, но, конечно, не проверив — не узнаешь. Некоторые читатели наоборот потом говорили мне, что это и не марксизм вовсе, а придумано другими людьми или вообще лично мной. Ну, что тут я могу сказать? Многие ключевые принципы и выводы этой теории те же, что и у марксизма, по крайней мере, значительной его части. Но если вам легче назвать это каким-нибудь другим словом, я совершенно не возражаю.

А насчет других людей, надо понимать, что марксизм оказал таки огромное влияние на мировую философию, и очень многие люди могли развивать отдельные мысли в рамках совершенно других школ и совершенно необязательно соглашаясь со всем учением в целом. Те же теории Кейнса воспринимались правыми как «социализм». В принципе, после говорливых греков в философии вообще очень трудно сказать что-то новое. Моя цель не гоняться за авторством, а изложить целостную систему, которая позволяет объяснить, что и почему происходит в мире вокруг нас.

Вы скорее всего скептичны сейчас. Я тоже был скептичен по отношению к марксизму долгие годы. Но это изменилось.

В 1985-м году, когда я поступал в аспирантуру (нет, не по общественным наукам, по математике — да, да, еще один математик с оригинальными теориями), мама наняла мне репетитора по всеми ненавистному и опаснейшему предмету — марксизму. Поскольку вступительный экзамен — это серьезно. И я встретился с человеком, который предподавал марксизм, понимал его, и верил в него, и при этом отнюдь не являлся клиническим случаем. То есть, клиническим случаем он может и являлся, поскольку на моих глазах он кустарно изготовлял слабый раствор соляной кислоты и едкого натра для персонального внутреннего потребления, начитавшись народных целителей, рассуждавших о «живой» и «мертвой» воде, которую рекомендовалось производить в сосуде со слегка подсоленой водой, двумя электродами, и полунепроницаемой перегородкой посередине. Однако, марксизм он знал и понимал как никто из известных мне людей. Те из вас, кто жил в СССР, знают насколько невероятна была такая встреча. Ну, а насчет живой и мертвой воды, как известно, отличить гения от сумасшедшего при жизни пока что удавалось немногим.

Помимо подготовки к экзамену, он сделал для меня очень большую вещь. Он помог мне взглянуть на марксизм без предубеждений. Сказать, что у меня пелена спала с глаз было бы затертой фразой, но отражающей действительность.

Я был изумлен. Это ж надо, теория, которая объясняла все то вокруг, о чем советская интеллигенция возмущалась на кухнях и разводила в недоумении руками, именно такая теория все это время была у меня под носом! Хуже того, она была объявлена правящей идеологией и единственно правильным учением именно тех, кем возмущались на кухнях и никак не могли понять. Хуже того, меня ее заставляли учить чуть ли не из-под палки, и я относился к ней как француз времен д'Артаньяна к молитве в церкви на латыни — непонятно, и слава Богу!

Воодушевленный как и весь советский народ начавшейся гласностью, я послал статью, объясняющую что же происходит, в «Новый Мир». Ха. Ха. Ха. Последовательный марксист мог бы и догадаться, что средства массовой информации всегда служат правящему классу. Даже при гласности. Так что я хотя, конечно, и имел много публикаций, но на совсем другие темы. Книжку, которую вы держите в руках или читаете на экране, равно как и идеи, изложенные в ней, так в двадцатом веке опубликовать и не пришлось.

Итак…

Чего мы не заметили

В октябре 68 года нашей эры восставшие войска вошли в Рим вместе с новым императором. Старый император — последний из династии Юлиев-Клавдиев император Нерон — еще в июне был успешно отстранен от власти и отправился в мир иной к восторгу ликующей толпы. Все современники были уверены, что в этот день писалась история. Когда же история была написана, оказалось, что событие, столь волновашее тогда римлян, оказалось не слишком значительным. Кто сейчас мог бы сходу вспомнить, кто пришел на смену Нерону и какой провинцией он командовал до этого?[1] Не вижу леса поднятых рук… А кто вообще помнит, что тот командовал какой-то провинцией?

За пару лет до этого, крохотная, малозначительная и, с точки зрения римлян, в общем-то, совершенно бесполезная провинция восстала, и на ее подавление было брошено несколько легионов[2]. Ничего особенного, бизнес как обычно, в Риме постоянно были проблемы с какой-нибудь провинцией — сегодня эта, завтра — та. Незадолго до этого, в 60-м году было восстание королевы Буддики в Британии, в ходе которого был разрушен Лондодиниум (нынешний Лондон), и ничего. А уж в Верхней Германии вообще не прекращались мелкие проблемы. Словом, если бы подавившие эту провинцию римские командиры не стали бы потом один за другим императорами Веспасианом и Титом, сию, в общем-то, полицейскую операцию может в Риме и вообще не очень заметили бы. А уж в провинциях (кроме той, восставшей, разумеется и ближайших к ней) ее и так, и этак не очень заметили. Мы же теперь знаем о ней под названием Иудейская война, в которой был разрушен Иерусалим и Храм того самого Бога которому поклоняются иудеи, христиане, и мусульмане. То есть, большая часть населения Земного Шара.

Другой пример. Во время Французской Революции толпы народа выходили на улицы под лозунгами свободы, равенства и братства. Они верили, что создадут новый мир и начнется новая жизнь. Новая жизнь началась не для всех — для начала более 40 тысяч полегло жертвами якобинского террора и новомодного революционного изобретения называемого гильотина, около 100 тысяч жертв собрало подавление восстания на западе Франции и т. д.[3] Именно это и запомнили последующие поколения.