Восстание на золотых приисках - Линдсей Джек - Страница 2

Отец Дика стоял у границы своего участка размером восемь на восемь ярдов и беседовал с каким-то стариком.

— Мы сняли верхний пласт, — говорил старик, — углубились на двенадцать футов и напали на жилу. Вид был такой, словно смотришь в корзинку с золотистыми имбирными пряниками — так блестело там золото. Но в Маунт-Александер нам уже не так повезло, и мы перебрались в Биг-Бендиго.

— Но какое же место сейчас самое обнадёживающее? — спросил мистер Престон, хмурясь и похрустывая костяшками пальцев, что, как хорошо знал Дик, было у него признаком раздражения.

— В Иглхоке мои дела пошли лучше, — продолжал старик, не обращая внимания на то, что его перебили. — Золото просто блестело в кучах песка, и каждому старателю приходилось сидеть на своей куче с ружьём или пистолетом. Там было столько золота, что впору было делать из него кирки и лопаты.

— Иглхок, вы говорите? — спросил мистер Престон. — Я уж довольно давно собираюсь перебраться в другое место. Здесь мне не везёт. Золота тут, как говорится, и на булавочную головку не хватит. Там вон проходит отличная жила, а у нас одна пустая порода.

Старик оглядел участок и завёл разговор о том, в какую сторону идёт жила. Дик видел, что отец взволнован и готов принять решение двинуться дальше. Хотя Дик ещё недавно радовался предстоящей перемене, несущей с собой весёлое возбуждение, теперь у него пропало желание уезжать из Балларата; ему хотелось остаться и узнать, чем кончится восстание, к которому, по словам Шейна, готовились старатели.

— Поработаем ещё немного на этом участке, — вмешался он в разговор. — Я слышал, как кто-то рассказывал, что наткнулся на богатейшую жилу как раз тогда, когда собирался всё бросить.

— Да, да, — сказал мистер Престон, вновь заколебавшись. Он чувствовал себя несчастным, так как не знал, на что решиться. Прежде чем отказаться от места учителя в Мельбурне, он прочёл всё, что мог достать, по горному делу, но знал, видимо, меньше, чем любой старый золотоискатель из Калифорнии, который не умел даже подписать своё имя.

— Я спущусь вниз, отец, — сказал Дик.

Мистер Престон кивнул головой и направился к вороту. Дик поставил одну ногу в бадью и стал спускаться, держась рукой за канат. Глубина шахты достигала пятидесяти футов, и спуск был утомительно-медленным; заржавевший ворот скрипел и скрежетал, сматывая канат. Свободной рукой и ногой Дик отталкивался от стен, чтобы не удариться; бадья сильно раскачивалась и порой начинала вращаться. Но наконец Дик достиг дна шахты и с трудом вытащил из бадьи сапог, который всегда застревал там под тяжестью его тела. Затем он взял кирку и двинулся вперёд по проходке.

Штольня была недлинная, футов двадцать, но, при глубине в пятьдесят футов, света не хватало, и для освещения с кровли свисали два фонаря. Стены были небрежно забраны досками и корою, под ногами на целый фут стояла вода. Глина засасывала сапоги Дика, сверху на его широкополую шляпу капало, и он слышал, как за обшивкой осыпается земля. Дик поставил на место покосившуюся распорку. Потом, шлёпая по воде, подошёл к Сандерсу — костлявому шотландцу, компаньону Престона, отбивавшему породу при свете фонаря.

— Дело дрянь, вода поднимается.

— Да, придётся нам её вычерпывать, — сказал Сандерс, ухмыляясь и встряхиваясь. Он был так долговяз, что выпрямиться в штольне не мог.

— Вода расшатывает крепления. Если мы не будем следить за кровлей, она обрушится на нас.

— Брось, с кровлей всё в порядке, — сказал Сандерс. Он ничего не имел против того, чтоб копать землю или промывать золотоносный песок, но терпеть не мог возню с креплением и установкой стоек.

Дик решил серьёзно поговорить с отцом насчёт крепления. Все так спешили с проходкой, что пренебрегали простейшими предосторожностями. Вот почему было так много несчастных случаев.

— Лучше нам избавиться от воды, прежде чем двигаться дальше.

— Пусть будет по-твоему, — весело сказал Сандерс. — Я не против того, чтобы вычерпывать воду и ставить распорки, — лишь бы это не заняло много времени. Но в маленькой штольне это ни к чему. — Он показал на блестящую неровную стену, которой оканчивалась штольня. — Посмотри на неё. Кто знает, что там за нею? Может, целый мешок самородков.

— Или ещё куча глины, — ответил Дик, который был полон надежд, как Сандерс, но считал долгом охлаждать пыл слишком нетерпеливых взрослых.

— Что ж, всякое бывает, — согласился Сандерс, нащупывая у себя в рубашке жевательный табак.

Они вернулись к началу штольни, и Сандерс дал сигнал, чтобы его подняли наверх. Затем он спустил вниз кожаное ведро, и Дик принялся вычерпывать жёлтую воду, выливая её в железную бадью, подвешенную к канату. Штольня шла под уклон, так что дно шахты было вскоре осушено; Дику пришлось ходить взад и вперёд по штольне, продолжая вычерпывать воду. Штольня была вырыта неправильно, но мистер Престон считал, что золото можно находить только в нижних пластах, и потому проходка велась с уклоном вниз. Сандерс отказался выровнять штольню, ибо в этом случае пришлось бы заново крепить кровлю.

Вычерпывать при тусклом свете фонаря воду из проходки, где воняло глиной и корой, было довольно нудным делом, но Дику это нравилось. Он что-то напевал, спускаясь и поднимаясь по скользкому подземному проходу. Приходилось быть осторожным, чтобы не упасть: стоило схватиться рукой за одну из стоек, как кровля могла бы обрушиться.

Дик пел, потому что жизнь была захватывающе интересна. Он чувствовал, что на его плечах лежит ответственность за семью и золотоносный участок, не говоря уже о проблеме старательских прав; но это бремя его не тяготило. Дик часто спрашивал себя: что случится, если он перестанет следить за тем, чтобы мать не переутомлялась, отец не следовал советам каждого первого встречного, а Сандерс своей небрежностью не довёл шахту до полного разрушения? А ведь, кроме этих важных дел, ему надо было ещё выяснить поднятые Шейном вопросы о положении в стране.

Но всё это входило в игру. Он стал тихонько насвистывать.

Глава 2. Шейн Корриген

Шейн работал неподалёку на участке, владельцы которого приняли его в компанию, предложив небольшую долю. В течение последних трёх лет он бродил с одного прииска на другой, собирая золотой песок в спичечные коробки, а затем снова всё растрачивал. В 1851 году он служил палубным матросом на судне, но дезертировал, как только это судно прибыло в Порт-Филипп.

— Я был не единственным. Вся команда ушла. А если хотите знать, то и сам капитан тихонько посмеивался себе в бакенбарды. Я слышал, каким тоном он сказал, что ему не найти людей для новой команды, — впрочем, так оно и было, — а затем и сам отправился искать золото.

Дик знал, что в этом рассказе не было ничего невероятного.

Когда было найдено золото, все словно сошли с ума. Отец Дика, учительствовавший в Мельбурне, бросил работу и направился в Джилонг, но из-за своей нерешительности упустил момент, когда золото добывали диким способом, прямо на поверхности. Из Джилонга Престоны перебрались в Балларат. Иногда им везло, но за этим следовали недели, когда удавалось намыть всего несколько песчинок. Неудивительно, что мистер Престон был обескуражен. И всё же у него не хватало решимости всё бросить. Всякий новый рассказ про удачную находку, самородок или богатую жилу вселял в него новые надежды.

Дику нравилась бродячая жизнь, и всё же иногда он чувствовал, что здесь что-то не так; это бывало, когда они с отцом возвращались домой усталые и с пустыми руками, а в жалкой хижине-палатке их встречала миссис Престон и кормила скудным обедом, отдающим дымом сухой травы.

Но, слушая старателей, которые пели вокруг костра под аккомпанемент варгана, он сразу забывал все несчастья, а рассказы старых золотоискателей о Калифорнии увлекали Дика не менее, чем его отца.

Восхищали и рассказы Шейна. Шейн был ещё молод, ему недавно перевалило за двадцать, и пятнадцатилетнему Дику было лестно иметь такого друга. Шейн, казалось, объездил весь свет: в Южной Америке он сражался, в Китае играл в азартные игры, в Сан-Франциско вербовщики напоили его допьяна и отправили в плавание, потом на голландском судне он занимался ловлей жемчуга. И вот теперь, как только кончится работа, он должен встретиться с Диком.