Первородство - Мартынов Леонид Николаевич - Страница 8

1 ы не имеешь на это права

В ночь, когда ветер восточный — трубач

Трубит долгий сигнал ледостава».

Слушай!

Вот мой ответ —

Реки Тишины нет.

Нарушена тишина.

Это твоя вина.

Нет!

Это счастье твое.

Сам ты нарушил ее.

Ту глубочайшую Тишину.

У которой ты был в плену.

101

НУВШИННА

Цвела кувшинка на Руси...

В пруду, где дремлют караси.

Купался ты. И вдруг она

Всплыла, как будто бы со дна.

И ты спросил ее во тьме:

— Цветок! В своем ли ты уме?

А если я тебя сорву?

— Сорви! Не бойся. Оживу!

...Кувшинкам трудно — до вершин.

Кувшинкам хочется в кувшин,

Хотя бы очень небольшой,

Но с человеческой душой.

102

ПИРЕТРУМ

Всю страсть, которая имелась,

И всех своих желаний зрелость

Он отдал вам. А где их целость?

Вы точно черная монашка.

...Так, черноморская ромашка

Качается под знойным ветром,

А получается —

Пиретрум!

103

СПОР

— Искусство — это подвиг! —

Я убеждал сестру. —

Искусство — это подвиг! —

Она в ответ:

— Умру!

— Нет, не умрешь! Ты сильной,

Сказал я. — быть должна! —

А день был душный, пыльный...

Крутые времена!

104

РАВНОПРАВЬЕ

Я знаю.

Что женщины

Тоже крылаты.

Мне ведомо это —

Ведь я не ребенок.

За матриархатом

Был век амазонок.

Кому ж равноправье свое отдала ты?

Открою глаза

И увижу я тотчас

Бесстрашных разведчиц

И яростных летчиц.

Густые леса и святые пустыни

Расскажут, какие у нас героини.

И были они и останутся явью.

А ты?

Где оно?

Где твое равноправье?

Зачем в обнаженный комочек ты сжалась,

Держась лишь за праве на слабость и жалость?

Ведь ты ж величава. Ответь не лукавя,

Кому отдала ты свое равноправье,

105

Ссылаясь на слабость и нежность здоровья?

Ведь ты же его заработала кровью.

А летчицы

В небе летают и ныне,

Актрисы

По сцене идут, как богини.

Ты знаешь про это.

Я был твой поклонник,

Я был твоего равноправья сторонник.

Я им и остался.

При чем же здесь сонник,

Свеча и обличие карточной дамы?

Ведь ты же была героинею драмы!

106

В МИРЕ СОРНЫХ ТРАВ...

За горизонтом,

В мире сорных трав,

Где блещут солонцовые плешины,

Лежат ничком старинные машины.

Старинные....

Сказавши так, я прав.

Агрикультура знает много тайн.

Таинственен и сложен чрезвычайно

И вовсе не походишь на комбайн

Ты, предок современного комбайна!

Не лошадьми ль толкаемый вперед,

Возник из австралийского ты зноя?

Австралия!

Там все наоборот!

А вот еще чудовище иное:

Котлы, каких не видывал и ад, —

К их тяжким чревам ржавчина пристал

Вы не жалели черного металла,

Конструкторы, полсотни лет назад!

И напролом ломилась эта сила,

Как будто паром был он сыт и пьян.

Такой Ойль-Пуль.

И вот его могила,

107

И шелестит вокруг него бурьян!

Здесь.

За холмами,

В мире сорных трав.

Где над солончаковою плешиной

Крушины ствол возвысился, коряв.

Стою я перед мертвою машиной

И отхожу, ни слова не сказав.

Но думаю:

Всегда бывает так!

Еще недавно твердь под ним дрожала.

Все грохотало

И толпа зевак.

Ликуя, как за чудищем, бежала.

И вот теперь

На грани роковой

Лежит недвижен, ржав, тяжеловесен...

А иногда

Бывае! таковой

Судьба людей, идей

и старых песен.

108

ЭРЦИНСНИЙ ЛЕС

Я не таил от вас

Месторожденья руд.

Пусть ваш ласкает глаз

Рубин, и изумруд,

И матовый топаз,

И золотой янтарь,

Я звал вас много раз

Сюда —

Недавно,

Встарь!

Я говорил, что дик

Мой отдаленный край.

Я говорил: — Язык

Деревьев изучай! —

Я звал вас много раз

Сюда, в Эрцинский лес,

Чьи корни до сердец,

Вершины до небес.

Я звал вас много раз

И на степной простор,

Где никогда не гас

Пастушеский костер.

Я звал вас в пыльный рай

109

Необозримых стад.

Делить все, чем богат,

Я был бы с вами рад!

Но посылали вы

Сюда лишь только тех,

Кто с ног до головы

Укутан в темный грех.

Ведь правда было так?

Труби, норд-ост могуч.

Что райских птиц косяк

Летит меж снежных туч!

Косяк безгрешных душ

Ему наперерез.

Пути, зима, завьюжь!

В снегах Эрцинский лес.

В снегах Эрцинский лес,

В снегах Эрцинский лес,

Чьи корни до сердец,

Вершины до небес!

110

МЕТЕЛИ НАЛЕТЕЛИ

Метели

Налетели,

Окошки запотели,

Пупырышки на теле...

Мы скорбны, мы угрюмы,

Я знаю ваши думы,

Когда морозный сон

Сошел на стадион, нагой, как полигон.

И стынут на бульварах, оградах и заборах,

На складах, на амбарах, вокзалах и соборах

Промерзлые пласты звенящей пустоты,

Павлиний хвосты, нет тела у которых.

И сам ты как кристалл, который отблистал.

О ты, студеных скал ничтожная частица,

Во что бы превратиться сегодня ты мечтал?

В мехов пушистый ворох?

— Нет!

В топливо в моторах?

— Нет!

В динамит и порох!

111

ПОДСОЛНУХ

1

Сонм мотыльков вокруг домовладенья

Порхал в нетерпеливом хороводе,

Но, мотыльков к себе не допуская.

Домохозяин окна затворил,

И мне, судьбой дарованному гостю,

Открыл он двери тоже неохотно.

Я понял, что ночное чаепитье

Организовано не для меня.

Я это понял.

Что же было делать?

Вошел я.

Сел к столу без приглашенья.

Густое ежевичное варенье

Таращило засахаренный глаз;

И пироги пыхтели осуждая;

И самопар заклокотал, как тульский

Исправник, весь в медалях за усердье, —

Как будто б я все выпью, все пожру!

— Она приехала! — сказал художник.

И вот я жду: поджавший губки ангел.

Дыша пачулями, шурша батистом.

Старообразно выпорхнет к столу.

112

Но ты вошла...

Отчетливо я помню,

Как ты вошла — не ангел и не дьявол,

А теплое здоровое созданье.

Такой же гость невольный, как и я.

Жена ему?

Нет!

Это толки, враки.

Рожденные в домашнем затхлом мраке,

Ему, который высох, точно посох.

Вовек не целовать такой жены!

Я это понял. Одного лишь только

Не мог попять: откуда мне знакомы

Твое лицо, твои глаза, и губы,

И волосы, упавшие на лоб?

Я закричал:

— Я видел вас когда-то,

Хотя я вас и никогда не видел.

Но тем не менье видел вас сегодня.

Хотя сегодня я не видел вас!

И повторяя:

— Я вас где-то видел,

Хотя не видел...

Чаю?

Нет, спасибо! —

Я встал и вышел.

Вышел на веранду.

Где яростно метались мотыльки.

Ты закричала:

— Возвратитесь тотчас! —

Я на веранду дверь раскрыл широко,

Л. Мартынов

113

И в комнату ворвалось сорок тысяч

Танцующих в прохладе мотыльков.

Те мотыльки толклись и кувыркались,

Пыльцу сшибая с крылышек друг другу,

И довели б до головокружения,

Когда б я не глядел в твои глаза.

2

Не собирался он писать картину,

А вынул юношеские полотна

В раздумий: нельзя ль из них портянки

Скроить себе? И тупо краску скреб.

Затем его окликнули соседи.

Надевши туфли, он пошел куда-то.

Оставив полотнище на мольберте

И ящик с красками не заперев.

Заманчивым дыханием искусства

Дохнули эти брошенные вещи,

И я — хотя совсем не живописец —

Вдруг ощутил стремленье рисовать.

Тут маковое масло из бутыли