Хрустальный мир - Баллард Джеймс Грэм - Страница 7

— Бальтус, в чем дело?.. — начал было Сандерс, но священник оттолкнул его в сторону. Крутя распятие, словно пропеллер, он следил, как изливается наружу его свет, всецело поглощенный изгнанием тех сил, которые, как он считал, в нем находятся.

Предупреждающе вскрикнул один из торговцев, и доктор Сандерс увидел, как издалека к месту происшествия приближается местный сержант полиции. Толпа немедленно начала рассеиваться. Тяжело дыша, отец Бальтус опустил один конец распятия на землю. По-прежнему сжимая его в руках, будто затупившийся меч, он смотрел вниз, на тусклую поверхность креста. Кристаллические ножны будто растаяли в воздухе.

— Непотребство, непотребство… — бормотал священник доктору Сандерсу, когда тот схватил его за руку и потащил за собой мимо прилавков. Приостановившись, Сандерс отбросил распятие на покрывавший прилавок его владельца голубой чехол. Крест, сделанный из какой-то полированной древесины, на ощупь походил на сосульку. Вытащив из бумажника пятифранковую купюру, Сандерс сунул ее продавцу и подтолкнул отца Бальтуса вперед. Священник уставился в небо — и на далекий лес, маячивший за рынком. В глубине, между могучих сучьев, листья мерцали тем же резким светом, которым только что пылал крест.

— Вы что, не понимаете?.. — у причала Сандерс схватил отца Бальтуса за руку. Бледная ладонь священника оказалась столько же ледяной, как и распятие. — Это же своего рода хвала. В этом не было никакого кощунства — вы же в своей жизни видели множество украшенных драгоценностями крестов.

Священник, похоже, наконец узнал Сандерса. Повернув к нему узкое лицо, он пристально уставился на доктора и выдернул свою руку:

— Вы ничего не понимаете, доктор! Этот крест отнюдь не драгоценность!

Доктор Сандерс стоял и смотрел, как он уходит: голова и плечи словно застыли в ярости самодовольной гордыни, изящные кисти рук раздраженно переплелись за спиной, словно потревоженные змеи.

Ближе к вечеру, когда они с Луизой Пере обедали в безлюдном отеле, доктор Сандерс сказал:

— Не знаю, каковы мотивы преподобного отца, но уверен, что церковное начальство их бы не одобрило.

— Вы думаете, он мог… переметнуться? — спросила Луиза.

— Это, пожалуй, слишком сильно сказано, — рассмеявшись, ответил Сандерс. — Но я подозреваю, что, если говорить в терминах его профессии, он скорее пытался подтвердить свои сомнения, а не умерить их. Этот крест на рынке поверг его в неистовство — он буквально пытался вытрясти из него душу.

— Но почему? Я же видела всю эту местную резьбу — красиво, но достаточно заурядно.

— Нет, Луиза. В этом-то все и дело. Как хорошо известно Бальтусу, она совсем не заурядна. Что-то связано с испускаемым этими фигурками светом — у меня не было возможности присмотреться к ним повнимательнее, но кажется, что исходит он изнутри, а не от солнца. Резкий, насыщенный свет, какой вы можете увидеть в Порт-Матарре повсюду.

— Я знаю, — рука Луизы потянулась к темным очкам, лежавшим рядом с ее тарелкой — в пределах досягаемости, словно некий могущественный талисман. Время от времени она непроизвольно складывала и вновь раскрывала их. — Когда впервые попадаешь сюда, все кажется темным, но потом смотришь на лес и видишь, что среди листьев горят звезды. — Она постучала ногтем по очкам. — Вот почему я ношу их, доктор.

— Серьезно? — Взяв очки, Сандерс покрутил их в воздухе. Он не был уверен, что видел когда-либо такие большие очки: каждое стекло в диаметре около трех дюймов. — Где вы их раздобыли? Они чудовищны; они, Луиза, делят ваше лицо на две половины.

Луиза пожала плечами. Нервно закурила сигарету.

— Сегодня двадцать первое марта, доктор, весеннее равноденствие.

— Равноденствие? Да, конечно, солнце пересекает экватор, и день равен ночи… — Сандерс задумался. Повсюду вокруг них в Порт-Матарре царило, казалось, это разделение на свет и тьму; оно проявлялось и в контрасте между белым костюмом Вентресса и черной сутаной Бальтуса, и в белизне галерей с тенями в нишах, и даже в его мыслях о Сюзанне Клэр, темном двойнике молодой женщины, не спускающей с него своего искреннего взгляда.

— По крайней мере, вы можете, доктор, выбрать что-то одно. Не осталось ничего размытого или серого. — Она наклонилась вперед. — Почему вы приехали в Порт-Матарре? Вы и вправду разыскиваете своих друзей?

Сандерс отвел глаза:

— Слишком сложно объяснить. Я… — Он колебался, не довериться ли ей, затем с трудом взял себя в руки. Выпрямившись, коснулся ее руки: — Послушайте, завтра надо попробовать нанять машину или лодку. Если сделать это в складчину, мы сможем дольше пробыть в Монт-Ройяле.

— Охотно отправлюсь вместе с вами. А вы считаете, это не опасно?

— Сейчас — нет. Что бы там ни думала полиция, уверен, дело тут не в вирусе. — Он ощутил под рукой изумруд в золоченом кольце на пальце у Луизы и добавил: — Я, в некотором роде, почти эксперт в этих вопросах.

Не убирая руки, Луиза спокойно произнесла:

— Не сомневаюсь, доктор. Я переговорила сегодня днем со стюардом на пароходе. — Потом добавила. — Повар моей тетушки сейчас на попечении вашего лепрозория.

Сандерс заколебался:

— Луиза, это не мой лепрозорий. Не думайте, что я не мыслю своей жизни без него. Как вы сказали, у нас теперь, быть может, есть четкий выбор.

Они допили кофе. Сандерс встал и взял Луизу за руку. Видимо, из-за ее сходства с Сюзанной ему казалось, что он понимает язык ее движений, когда она касалась его бедром или плечом, — словно уже начинала возрождаться новая версия привычной близости. Луиза избегала встречаться с ним глазами, но и не отстранялась от него, пока они проходили между столиками.

Они вышли в пустой холл. Клерк, сидя за своей конторкой, спал, свесив голову на крохотный внутренний коммутатор. Слева от них в мутном свете тускло поблескивали латунные перила лестницы, вялые ветви высаженных в кадки пальм свешивали свои листья к стертым мраморным ступенькам. Все еще сжимая полную руку Луизы и чувствуя ее прохладные пальцы у себя на руке, он выглянул из двери наружу. Его глаза скользнули по башмакам и брюкам прислонившегося к колонне в тени галереи мужчины.

— Слишком поздно идти куда-либо, — сказала Луиза. Сандерс перевел на нее взгляд и вдруг осознал, что на этот раз и вся инерция сексуальных условностей, и собственное его нежелание интимной близости с кем бы то ни было ни с того ни с сего рассеялись. Вдобавок он чувствовал, что за прошедший день двойственная атмосфера опустевшего Порт-Матарре неведомо как привела их к ключевой точке, на самую ось равновесия между темными и светлыми тенями равноденствия. В подобные моменты — в мгновения достигнутого равновесия — возможен любой поступок.

Когда они подошли к дверям его номера, Луиза высвободила свою руку и шагнула в полумрак комнаты. Войдя следом, Сандерс закрыл за собой дверь. Луиза повернулась к нему; бледное сияние неоновой вывески, пробивавшееся снаружи, освещало половину ее лица и рот. Очки упали на пол, когда их руки соприкоснулись, и Сандерс обнял ее, освободившись на какое-то время от Сюзанны Клэр и ее темного лика, словно тусклый фонарь маячившего у него перед глазами.

Вскоре после полуночи раскинувшийся на своей кровати Сандерс внезапно проснулся, почувствовав, как Луиза трогает его за плечо.

— Луиза?.. — Он потянулся и обнял ее за талию, но она высвободилась из его рук. — В чем дело?

— Окно. Подойди, взгляни на юго-восток.

— Что?.. — Сандерс всмотрелся в ее серьезное лицо; освещенное лунным светом, оно указывало ему в сторону окна. — Сейчас, Луиза…

Она ждала у кровати, пока он пройдет по выгоревшему коврику и отодвинет противомоскитную сетку. Взглянув вверх, он всмотрелся в усыпанное звездами небо. Прямо перед собой в сорока пяти градусах над горизонтом он отыскал созвездия Тельца и Ориона. Мимо них двигалось какое-то светило немыслимой величины, отбрасывая перед собой пышную корону света и затмевая на своем пути меньшие звезды. В первый миг Сандерс не узнал в ней спутник серии «Эхо». Яркость его возросла по меньшей мере десятикратно, превратив ничтожную булавочную головку света, столько лет добросовестно бороздившую ночное небо, в сверкающее светило, уступающее яркостью только Луне.