Немецкая карта - Комосса Герд-Хельмут - Страница 8

В министерстве обороны

После общего курса переподготовки в Бремен—Гроне и нескольких недель в качестве старшего офицера батареи меня неожиданно перевели в министерство обороны на должность начальника Контрольной комиссии по проведению ПМ (профилактические мероприятия) — предшественницы созданной позже Службы военной контрразведки (MAD). Работа в этой должности, допускавшей большую самостоятельность при проверке материалов и сведений, была весьма интересной. В этом ведомстве соискатели на основе их личных дел проверялись на предмет профессиональной пригодности, возможности допуска к службе в вооруженных силах и в соответствующих случаях отклонялись по соображениям безопасности. Процесс отбора был организован здесь с особой тщательностью не только в целях оберегания бундесвера от неподходящих соискателей, но и в целях соблюдения принципов справедливости в отношении каждого. Я очень переживал, когда мне иной раз приходилось отказывать какому–нибудь бывшему генералу вермахта в его желании быть принятым на службу в бундесвер. Но что поделаешь, если в плену он вел себя и некорректно, и хамовито?

Казалось, мне уже предначертано стать кадровым офицером контрразведки. Но не тут–то было. Да и сам я после долгих и мучительных размышлений понял, что хотел бы быть полезным армии в другой сфере. Я хотел руководить. В ноябре 1956  г. мой непосредственный начальник, командир третьего артиллерийского полка, полковник А., уговорил отдел личного состава откомандировать меня из министерства обороны в третий артиллерийский полк, хотя отдел личного состава к тому моменту уже издал письменное распоряжение о моем переводе в министерство обороны.

Германский союз военнослужащих бундесвера

К нам пожаловал гость. Из мюнстерского лагеря приехал подполковник Молинари из танковой школы, который намеревался провести в новой воинской части агитацию в пользу своего рода солдатского профсоюза, как мы тогда понимали это объединение. Мы, офицеры, считали такое объединение абсолютно излишним. В армии за все, что нужно солдату, ответственность несет и впредь будет нести исключительно командир. Он обязан заботиться о том, чтобы его солдат был обеспечен всем, в чем он нуждается и что ему положено иметь. Он осуществляет руководство и обеспечивает наилучшую экипировку и надлежащее обучение. Так у нас было поставлено дело в войну. Соблюдение этого принципа показало свою эффективность на фронте, особенно на Восточном. К чему тогда это новшество? Однако довольно скоро наше мнение изменилось, а именно после того, как мы узнали, что Управление вооруженными силами ограничило полномочия командира в новой армии, бундесвере. Многие сотрудники административно–хозяйственной службы бундесвера ложно интерпретировали положение Клаузевица о главенстве политики, воспринимая его как требование о главенстве гражданского начала, и соответственным образом вели себя, к неудовольствию генералитета. Идейным главой этой новой и иной программы был министериаль- директор Вирмер. В первые годы существования бундесвера он играл значительную роль в министерстве обороны. В стенах министерства между военным и политическим руководством постоянно происходили столкновения и недоразумения. Вирмер яростно боролся против уравнивания статусов генерального инспектора и статс–секретаря. Требовал, чтобы различие статусов обязательно было отражено даже в классификации денежного содержания. Он настоял на своем. Главенство политики означало для министериаль–директора, что генеральный инспектор при любых обстоятельствах является «подчиняющейся инстанцией». Во всяком случае, он боролся за то, чтобы было так.

Своей деятельностью в течение всего периода своего существования Германский союз военнослужащих бундесвера завоевал расположение солдат. Старания основных профсоюзов, в первую очередь профсоюза общественной службы, транспорта и коммуникаций (ТУ), добиться влияния в армейской среде, тем более пополнить свои ряды за счет военнослужащих бундесвера какого–либо мало–мальски приметного результата не дали. Причины неудачи были очевидны. Как можно было доверять профсоюзу, использующему любой возможный повод, чтобы провести демонстрацию против возрождения армии? Как бы то ни было, Германский союз военнослужащих бундесвера со временем завоевал доверие солдат.

Вначале он рекрутировал своих членов из рядов унтер- офицеров, впоследствии в союз стали вступать и офицеры. Однако в силу того, что он, естественно, в первую очередь всегда заботился о младших чинах, командиры практически с самого начала его существования воспринимали его прежде всего как организацию, представляющую интересы унтер- офицеров. Так — cum grano salis (с известной долей скептицизма) — они воспринимают его и сегодня. Атмосфера, в которой устанавливались отношения между армией и профсоюзами, была отнюдь не дружественной. Но она определялась не армией, которая всегда стремилась к повышению степени эффективности отношений — как правило, втуне. Холодность по отношению к бундесверу, а отчасти и его неприятие со стороны профсоюзов, а в равной мере и со стороны социал- демократов, вели к напряженности, отнюдь не желательной для армии. Старания армии вплоть до середины 80–х гг. установить доверительный диалог с профсоюзами, как правило, не давали результата из–за скептицизма функционеров в Объединении немецких профсоюзов (ОНП), прежде всего его среднего и низового звена. Во время демонстраций, направленных против бундесвера, на каждой публично устраиваемой Большой вечерней зорьке профсоюзы стояли бок о бок с молодыми социалистами, членами Коммунистического союза Западной Германии или Германской коммунистической партии (ГКП) и срывали мероприятия.

Солдат способен в два счета определить, когда политик говорит с ним честно, а когда врет в глаза, обещая армии то, о чем через несколько дней ни слова не проронит на пленарном заседании немецкого бундестага — видимо, от внезапно наступившего беспамятства. Возможно, не каждый командир имеет дар заглядывать в человеческое нутро, но большинство из них все–таки способны делать это. Политика, играющего с ним краплеными картами, он легко выведет на чистую воду.

С годами отношения между бундесвером и немецкими профсоюзами явно смягчились. Возможно, это в значительной мере обусловлено и тем обстоятельством, что во главе профсоюзов встали люди, сумевшие выработать совершенно нормальное отношение к армии. Как бы то ни было, большинство солдат, стремящихся установить какую–либо связь вне иерархии, присоединится к Германскому союзу военнослужащих бундесвера и будет искать у него поддержку в социальной сфере, которую в соответствии с действующим законодательством ему не может оказать его армейский командир. Председателями союза избирались толковые люди, которые очень много сделали для создания ему доброй репутации в армии и среди общественности. Сегодня ни одна политическая партия не может игнорировать Германский союз военнослужащих бундесвера. Большинство политиков, вероятно, и не имеют такого намерения. А многие из них — те, кто каким–либо образом связан с армией и сам является членом союза, — состоят в организации солдатской взаимопомощи или в организации социальной помощи военнослужащих бундесвера. Официальные представители союза сумели снискать себе признание и уважение в армии. Во многих сферах они стали подлинными партнерами командиров и командующих.

В Идар—Оберштайне солдаты новой немецкой армии, вначале не очень комфортно чувствовавшие себя в новом обмундировании, вскоре были распределены по формирующимся частям. Меня же солдатская судьба сначала привела в Бремен—Грон. Там после кратковременной подготовки мне предстояло обучить военному делу первую партию только что призванных на службу солдат.

Как я говорю об этом моим солдатам?

В начале октября 1956  г. я в первый раз после Второй мировой войны предстал перед построенной ротой молодых солдат первого призыва. Вначале я чувствовал себя несколько неуверенно. Последний раз перед относительно крупным подразделением солдат я стоял в советском лагере. Что должен был я сказать парням, призванным в бундесвер спустя одиннадцать лет после окончания войны? Тем парням, которым образ солдата вермахта был известен по средствам массовой информации, рисовавшим его в черных красках. Что должен был я с моим опытом почти шести лет войны и советского плена сказать им? Разве так уж здорово быть солдатом? Мои сверстники еще в школе узнали, что «умереть за отчизну и сладостно и почетно». Такими словами в Третьем рейхе пытались побудить 12–14–летних подростков немедленно взяться за оружие и броситься навстречу врагу. Да, за отчизну, как тогда, в 1914  г., под Лангемарком. Но в 1956–м ни о какой «сладостности» не могло быть и речи. Мы снова жили мирной жизнью. Руины были убраны. Конечно, многие здания еще были отмечены следами от разрывов гранат и бомбежек. И на стенах Кёльнского собора по–прежнему виднелись отметины от бомбардировок. Офицер в 1956  г. не мог уклониться от вопроса своих солдат о том, зачем ему, равно как и им, нужно было стать солдатами. Он обязан был дать ответ и на те вопросы, которые они не задали, но которые, как он совершенно точно знал, беспокоили стоящих перед ним парней. Тогда я, помимо прочего, сказал моим солдатам следующее: