Советские партизаны. Мифы и реальность - Пинчук Михаил Николаевич - Страница 4

Лично я сильно в этом сомневаюсь. Рассмотрим другой пример.

В конце октября 1942 года в Сальскую степь была послана — наряду с другими — диверсионная группа № 66 «Максим» под командованием 28-летнего старшины Леонида Черняховского[2]. Она состояла из 15 человек — двенадцати парней и трех девушек. Пятерым еще не исполнилось 18 лет. Помимо стрелкового оружия (8 карабинов, 6 автоматов ППШ, пистолет ТТ), диверсанты имели при себе 40 кг тротила и три коробки спичек — поджигать бикфордов шнур.

В ночь на 2 ноября радистка группы приняла шифрограмму, приказывавшую «любой ценой» перекрыть железную дорогу Сальск — Котельниково — Сталинград в районе между станциями Куберле и Орловская. Но что могли сделать диверсанты на ровной как стол степной местности со своими 40 килограммами взрывчатки?! Днем они заложили несколько зарядов, а вечером, когда вдали показался поезд с немецкими войсками, разворотили взрывами рельсы.

Район действий группы «Максим».

Эшелон остановился, высадились солдаты мотострелковой роты полка «Нордланд» из дивизии СС «Викинг» и за полчаса покончили с диверсантами. У них на 15 единиц оружия, включая пистолет, было 4500 патронов — всего по 300 на ствол! Несколько парней и одна девушка остались в живых. Немцы взяли их в плен, допросили, а потом расстреляли.

Движение по линии было прервано только на четыре часа. Чем эта диверсия (и многие другие, подобные ей), принципиально отличается от «диверсии» Зои Космодемьянской? И если это не акт отчаяния, то что?

Кстати говоря, никто не узнал бы об этом трагическом, но незначительном эпизоде войны, если бы не Овидий Горчаков (1925–2002) — бывший военный разведчик, ставший писателем[3]. В конце 1960-х годов он опубликовал повесть «Максим не выходит на связь», где заявил — ни много, ни мало, что группа № 66 сыграла исключительно важную роль в разгроме танковой группы генерала Германа Готта (!) Сыграла тем, что задержала ее на 4 часа, которые якобы оказались «решающими»! Что ж, как литератор, занимавшийся восхвалением «бессмертных подвигов» советских разведчиков и диверсантов, он поступил правильно. Врать — так по-крупному!

Замаскированные партизанские базы в лесах, это конечно хорошо, но главное все же не базы, а объекты, подлежащие уничтожению. Практика показала, что до них от базы может быть несколько десятков километров, идти туда надо не одни сутки, ведь «маскировщики» и партизаны передвигались исключительно пешком. Радиосвязи у них не было, так как советская радиопромышленность не выпускала тогда портативных надежных «коротковолновок».

Если наложить все эти детали на схему «глубокой операции», то получается ерунда: зато время, пока «маскировщики» или «партизаны» доберутся до нужного объекта на вражеской территории либо собьются в отряд численностью 50—100–200 человек, быстроходные танки БТ и кавалерия уйдут далеко вперед, и диверсанты автоматически переместятся в тыл своих войск. Объект, подлежащий уничтожению, окажется уже на своей территории. Словом, чепуха на постном масле. Вот почему Тухачевский планировал использование «маскировщиков» только на начальном этапе наступательной операции — в период проведения «приграничного сражения», для уничтожения заранее намеченных конкретных объектов — для одиночных, по сути, акций[4]. После этого предусматривался перевод саперно-маскировочных взводов на переформирование.

Вот Сталин и упразднил кадры диверсантов и партизан — за ненадобностью. Он самонадеянно считал Красную Армию оч-ч-ч-ень сильной, способной осуществлять наступательные операции огромного масштаба. Что же касается тактики собственно партизанских действий — борьбы на своей территории с оккупационными частями противника, то подобных выкладок в советской военной теории не существовало в принципе. И.Г. Старинов в этом вопросе просто лжет.

Вот что пишет об этом B.C. Батшев:

«До начала войны правительство и командование Красной Армии не предполагало прибегать к такой форме сопротивления как партизанское движение.

Партизанская война исключалась из военных методов по двум причинам. Во-первых, уверенность в мощи Красной Армии была настолько сильна, что военные действия предполагались только на вражеской территории; во-вторых, руководство считало, что вооружение народа — слишком рискованное предприятие.

Партизанская война, ее методы и возможности не изучались в Советском Союзе ни в одной из военных академий (…). С 1928 по 1941 год в военных вузах не было, например, ни одной диссертации на тему о ведении партизанской войны в тылу врага».

Илья Старинов, с «подачи» журналистов превратившийся в «главного советского диверсанта».

Кстати о Старинове… Российские историки партизанского движения постоянно опираются на него как на главного эксперта по части партизанской войны, принимая практически все, что он говорил, в качестве аксиомы. Но на наш взгляд Илья Григорьевич Старинов (1900–2000) достаточно часто порол чушь. В своей книге «Большая кровь» Сергей Захаревич уже отметил, что Старинов — «мыльный пузырь», неимоверно раздутый пропагандой (примерно так же, как безголосый Дима Билан в современном шоу бизнесе проходит под маркой «выдающегося певца»)[5].

Он никогда не был экспертом в области партизанской войны хотя бы потому, что мало что о ней знал. Две вещи, в которых Илья Григорьевич действительно разбирался, это железнодорожный транспорт (закончил Ленинградскую школу железнодорожных техников, затем испытывал технику на полигоне железнодорожных войск в Гороховце) и подрывное дело. Но партизанская война требует навыков не только железнодорожника-минера. Никогда не был Старинов и рядовым диверсантом — всегда ходил в начальниках. Он и в Испанию отправился в качестве советника при группе диверсантов (кстати говоря, единственный источник сведений о его «подвигах» там — мемуары самого Старинова). А во Вторую мировую Илья Григорьевич командовал сперва группами, после — бригадами.

Минирование дома номер 17 по улице Дзержинского в Харькове, которое историки почему-то включают в хронику партизанской войны как диверсионную спецоперацию, осуществила оперативно-инженерная группа Юго-Западного фронта (5 саперных батальонов, столько же оперативных групп) — в соответствии с планом общего минирования «второй столицы Украины» при отступлении советских войск. Киев изуродовали тоже они.

Партизанской войной, как таковой, Илья Григорьевич занимался лишь тогда, когда был заместителем начальника Центрального штаба партизанского движения (П.К. Пономаренко) по диверсиям, то есть в конце 1942 года, и позже — когда занимал должность заместителя начальника Украинского ШПД. И хотя он постоянно открещивался от участия в провальных операциях по массовому разрушению железных дорог (типа «Концерт»), сваливая вину на «дилетантов» вроде Пономаренко, однобокая направленность этих акций — именно подрыв, именно железных дорог (единственное, в чем хорошо разбирался Старинов) ясно указывает на торчащие из-за кустов уши подлинного инициатора всех этих «рельсовых войн».

Короче говоря, в предвоенный период в СССР концепция партизанской войны не была разработана.

Мелкие группы или большие отряды?

Молниеносный разгром Красной Армии в приграничных сражениях несколько отрезвил «глубоких прорывателей» Страны Советов. Они поспешно приступили к созданию партизанских отрядов и групп для действий на занятой противником территории. Отряды эти первоначально подчинялись созданному в Наркомате обороны СССР Управлению по формированию партизанских частей. В последние дни июня 1941 года первые такие отряды, наспех сформированные на левом берегу Днепра (в районах Могилёва и Орши) были отправлены в тыл к немцам.