Большая книга приключений кладоискателей (сборник) - Дробина Анастасия - Страница 40

Юлька, которая с утра не успела ни о чем расспросить просидевшего всю ночь за компьютером кузена, была злая, как ведьма, и, выходя из метро, ворчала так, что на нее оборачивались:

– Вот чем он там на своих лекциях занимается? Щас возьмет и вообще не явится! Как мы без него разговаривать станем? И не рассказал ничего, что в Инете нарыл! А всю ночь сидел, кофем Натэлкиным хлюпал!

– Не кофем, а кофе, – автоматически поправила Соня, взглянув на часы. – Паша сказал, что будет вовремя.

– Сказал он… – пробурчала Полундра, оглядываясь по сторонам. – Ну где его носит?

– Здесь я, – послышался знакомый голос, и Пашка помахал всем рукой с другой стороны улицы. – Шевелись, братва, время идет! Дедуля-антиквар ждет! Точность – вежливость королей!

– И кто тут король? – съязвила Соня.

– Я, – без лишней скромности заявил Пашка. – Ходу, ходу прибавляем, королева моя Софья! Уже почти пять!

«Дедуля-антиквар» Шампоровский жил в большой квартире в Озерковском переулке, которая, видимо, когда-то была коммунальной, но теперь стояла пустой: жильцы разъехались. Но фанерная табличка с художественно выжженными буквами возле кнопочки звонка осталась, и Соня, изучая ее, пробормотала:

– Вот нарочно такого не придумаешь…

Табличка гласила: «Пяткиным звонить один раз, Амбарцумян – два, Шампоровскому – три раза до семи часов, Колотышкиной О.В. – четыре раза, громко стучать и кричать».

– Старая, наверно, совсем эта Колотышкина О.В., – вздохнула Белка. – А почему Шампоровскому только до семи?

– Потому что дедуля не дурак, – предположил Атаманов. – После семи, наверное, вообще боится к двери подходить – жулья везде полно, а у него там ценности…

В соответствии с инструкцией Юлька позвонила три раза. Когда за дверью послышались шаги, она прокричала:

– Мы от генерала Полторецкого, по договоренности!

– Детка моя, что же вы так орете? – удивился бодрый голос «дедули», и дверь распахнулась.

На пороге стоял высоченный, широкоплечий, бандитской наружности дядька в джинсах и тельняшке. Загорелая лысина сверкала в свете лампочки под потолком, которой антиквар почти касался головой. Сползшая с плеча тельняшка являла взглядам татуировку: русалка, вырывающаяся из объятий рогатого черта. Черт весело ржал и был подозрительно похож на хозяина татуировки. Черные разбойничьи глаза дядьки с интересом осмотрели всю компанию.

– Я извиняюсь, вы что, все внуки генерала Полторецкого?

– Внуки – это я и вот эта Орала-мученица, – пояснил Пашка, не обращая внимания на яростный тычок в бок от кузины. – Томная газель – моя невеста. – Последовал второй тычок, теперь уже от «томной газели», Сони. – Все остальные – наши друзья, лица, так сказать, заинтересованные. Здравствуйте, Соломон Борисович!

– Приветствую, проходите. – Дядька посторонился, пропуская гостей, и уткнулся внимательным взглядом в лицо Сони. Смотрел он долго, и стоящий рядом Пашка уже начал хмуриться, когда Соломон Борисович спросил:

– Девочка моя, вы, случайно, не имеете отношения к Рахили Понизовской?

– Имею, – немного растерянно ответила Соня. – Только она теперь не Понизовская, а Гринберг. Понизовская – девичья фамилия… Я ее дочь. А это моя младшая сестра.

– Вот я так и знал! – с удовольствием отметил антиквар. – Красота – вещь вечная. В молодости с вашей матери можно было писать Афродиту, но она так и не согласилась мне позировать в… надлежащем, так сказать, виде.

– Вы знакомы с мамой? – хором спросили Соня и Белка.

– Еще как! Более чем знаком! – взмахнул огромной рукой дядька. – Но сколько лет прошло, страшно подумать! Впрочем, что же я болтаю… Прошу в комнату!

Комната была большой, пыльной и страшно захламленной. Вдоль стены стояли три дивана: деревянный с гнутыми ножками, обтянутый тканью в мелкий цветочек, рыжий плюшевый и вполне современный кожаный в кабинетном стиле. Два огромных серванта были забиты фарфоровой посудой, на каждом сверху стоял самовар. Необъятный письменный стол был завален бумагами, книгами, серебряными ложками, газетами, заставлен статуэтками, подсвечниками и мраморными слониками. А среди всего разнокалиберного «добра» как-то умещался вполне современный компьютер. Старинный рояль тоже чуть не трещал под тяжестью бронзовых канделябров и статуэток в античном стиле. Из-под тяжелых бархатных портьер на окне выглядывала золотистая парча, из-под парчи – зеленый шелк, из-под шелка – кружевной тюль. Стены были увешаны картинами, и первое, что увидели ребята, войдя в комнату, – большой, в резной раме, портрет… Сони.

– Оба-на… – ошалело прошептал Пашка.

Белка громко ахнула. А Юлька завопила:

– Откуда это у вас?!

– Что значит «откуда»?! – немного обиженно спросил Соломон Борисович. – Генерал Полторецкий не говорил вам, что в молодости я баловался живописью? Портрет моей работы. К счастью, у меня вовремя хватило ума понять, что Рафаэлем мне никогда не стать, а по мелочи работать незачем.

– Но это наша Соня!

– Не ваша Соня, а моя Рахиль, здесь – еще студентка консерватории. А закончил я портрет за неделю до того, как она дала согласие босяку Семке Гринбергу. До сих пор не понимаю, чем тот ее взял. Я говорил ее отцу, что девочка уходит не в те руки, но…

– Соломон Борисович! – пришла наконец в себя и возмутилась Соня. – Бэлла еще ребенок, и я не позволю, чтобы она слушала…

– Прошу прощения, – спохватился антиквар. – Садитесь, молодые люди, чувствуйте себя как дома, рассказывайте о вашем деле. Я обещал генералу Полторецкому, что поспособствую вам как могу… А для дочерей Рахили я просто душу выну из живота! – патетически завершил хозяин квартиры.

– Такой жертвы, я уверена, не потребуется, – нервно сказала Соня, присаживаясь на кожаный диван.

Атаманов, опасливо посмотрев по сторонам, решил не осквернять своим тылом дорогостоящей мебели и сел прямо на пол. Юлька с облегчением последовала его примеру. Белка осторожно присела рядом с сестрой, Пашка остался стоять у стола.

– Генерал Полторецкий говорил, у вас какое-то старинное оружие?

– Да. – Пашка раскрыл сумку и выложил на стол оба меча.

Лицо Соломона Борисовича моментально приняло профессиональное выражение: равнодушное, с легким налетом вежливого интереса.

– Та-а-ак… Очень, очень впечатляет… если только не подделка. Где брали, юноша?

– Предположим, нашли.

– В капусте?

– Почти. В картошке.

– Мгм… Значит, выкопали в собственном огороде? Бог мой, никакой фантазии у современных авантюристов! Все как всегда. Что ж, в картошке так в картошке…

Антиквар, вооружившись лупой, зажег галогеновую лампу над столом и низко склонился над оружием. Все, затаив дыхание, ждали.

– Мы наводили справки, – не вытерпел Пашка. – Нам сказали, что оружие четырнадцатого века.

– Возможно, возможно… И в прекрасном состоянии… А грязь и копоть – липовые, наносили явно после обнаружения. Ваша работа, молодые люди?

– Нет, – удивленно сказал Пашка. – Мы его таким нашли. Клеймо мастера очистилось случайно.

– Юноша, при всем моем уважении, очень сомневаюсь, что оружие так хорошо сохранилось на вашей фамильной плантации.

– Оно было не на плантации, а в стене, – переглянувшись с друзьями, объявил Пашка. Потом пояснил: – В стене Симонова монастыря.

– Вот это уже ближе к истине, – одобрил Соломон Борисович. – Найдено лично вами?

– Нет, не мной. Одной девушкой… которой здесь нет. Она – студентка, нашла оружие случайно – во время реставрационных работ обвалилась часть стены, и… В общем, она вынесла находку из монастыря, но, как она уверяет, сумку с кладом у нее украли.

– Мгм, продолжайте…

– Все лето мечи находились неизвестно где, а три дня назад мы их выкопали в картофельных грядках, они лежали в этой сумке, завернутые в кусок брезента и полиэтилена. Мы выяснили, что в тех местах регулярно роются археологи: ведь недалеко Угра, где в пятнадцатом веке…

– Помню. Дальше.

– Нынешним летом там тоже работала экспедиция. Но я узнал, что никакое учреждение не посылало туда поисковиков. Или экспедиция была нелегальная, или там вообще были не археологи.