Танцуй как звезда! - Дробина Анастасия - Страница 14

Из-за проклятой «джипяры» Борова в подъезд не смогли втиснуть даже носилки, и отец Леры вынес завёрнутую в одеяло Софью Николаевну из дома на руках. Эсма прыгнула вслед за врачом в машину, и «Скорая» умчалась.

– Что ж, пойду домой, – сообщил Сергей Павлович, стоя у крыльца рядом с дочерью и Романом. – В шесть мне вставать на дежурство, а уже пятый час. Роман, ты в порядке? Успокаивающего не дать?

– Не надо, – даже в темноте было заметно, как Ромка покраснел. – Спасибо вам… Сергей Палыч… а можно, Лерка останется? Завтра же выходной, не вставать…

– Пап, я посижу с ним чуть-чуть, – быстро сказала Лера. – Пока Эсма не вернётся.

Отец слегка нахмурился. Посмотрел на обоих.

– Лера, я могу рассчитывать на твоё… благоразумие?

– Па-а-апа!!!

– Парень, под твою ответственность!

– Не беспокойтесь, – без улыбки, твёрдо сказал Роман. Пожал протянутую ему руку и открыл для Леры дверь подъезда.

Холод в квартире стоял страшный, и Лера первым делом побежала на кухню, чтобы закрыть окно. Роман вошёл следом, помог прихлопнуть тяжёлую створку. Он всё ещё был в майке.

– Пойди оденься, – не оборачиваясь, велела Лера. – Замёрзнешь.

– Сейчас, – пообещал он, но никуда не ушёл. Лера как можно тщательней расправляла складки на занавеске. И, когда горячие, жёсткие пальцы вдруг легли на её руку, только тихо спросила:

– Ну, чего ты?

– Спасибо, что осталась. – Роман помолчал. – Прости меня, Лер, хорошо? Я дурак тогда, в магазине, был… Думал, так лучше будет. Мне уж после бабка растолковала…

– Да ладно, проехали уже. – Она улыбнулась. Осторожно высвободилась из-под его руки. На сердце вдруг стало легко и ясно. Словно не было этого месяца без него, не было обиды, горечи, отчаянных слёз в подушку…

– Я видел, как ты танцуешь. Молодец… И бабка хвалит. – Роман вдруг потемнел. Лера поняла – вспомнил о бабушке.

– Всё будет хорошо, – как можно твёрже сказала она. – Эсма же там, с ней! И папа сказал, что могло быть в сто раз хуже… Будем сидеть и ждать, пока из Парижа позвонят. Хочешь ещё кофе?

Роман не ответил. Сел за стол, запустил обе руки во встрёпанные волосы. Долго молчал, уткнувшись неподвижным взглядом в столешницу.

– Она одна там, понимаешь? – наконец вполголоса сказал он, и Лера поняла, что сейчас Роман говорит о матери. – Одна совсем, вот что плохо. От этих куриц-цыганок толку никакого…

– А как же твой отчим? Они что – не вместе?

Снова молчание. Лера даже испугалась, что спросила о чём-то недозволенном, слишком личном, и торопливо пошла к раковине, чтобы наполнить чайник. Роман подождал, пока вода кончит шуметь. Так же медленно, не глядя на Леру, сказал:

– Они уже два года не живут. После той аварии. Понимаешь, Петька тогда за рулём был. А я рядом с ним сидел. И в нас на Плас-Пигаль тот «Ситроен» впилился… И… ну… мама решила, что это Петька во всём виноват.

– А он… не был виноват?

– Да ни разу! Ни капли! – Роман вдруг поднял голову, в упор посмотрел на Леру мрачными глазами. – Я же там был, я всё видел… ну, пока не отключился… Петька даже скорость не превысил! Этот «Ситроен» сам на нас из-за угла вылетел! На ста двадцати! Даже ажаны потом сказали, что Петька ни при чём, а…

– А ажаны – это кто?! – испугалась Лера.

– Полицейские… – Роман отвернулся к окну. – А мама… Ты бы слышала, как она на него вопила! В палате стены шатались! Ты, кричала, мне чуть сына не угробил, убирайся, видеть не могу тебя! На всю больницу голосила, хорошо хоть по-цыгански! Даже охрана прибежала!

– Он… ушёл? – чуть слышно спросила Лера.

– Да. Он с ней никогда не спорит. – Роман невесело усмехнулся. – Он всегда говорил: «Кто моей Радке слово поперёк скажет – минуты не проживёт!» Думал, что она отойдёт потом… успокоится… А она – нет. Упрямая, как… Тем более что я тогда чуть без ноги не остался. Врач сказал, привезли бы на десять минут позже – и всё… Я сам её потом сколько уговаривал… И слушать ничего не хотела, плакала только!

– И как же теперь?

– Да вот так! – взорвался Роман, ударив кулаком по столу, и тот жалобно заскрипел. – Третий год не живут! Петька со своим ансамблем в Питере работает, мама – в Париже! Я Петьке сто раз говорил: позвони ты ей, она тебя всё равно любит до смерти…

– А он что?..

– Не знаю. Может, и звонил. Не рассказывает. – Неожиданно Роман улыбнулся. – А мне вот всегда звонит, и бабке тоже. Деньги присылает. Думаешь, на какие шиши я тебе хотел туфли купить? Он вообще классный, Петька! Знаешь, как на гитаре играет? Лучше всех в Москве! Это он меня учил, мы с ним вдвоём играли… раньше. И машину водит шикарно. – Он с досадой дёрнул плечом. – Чего маме надо? Не пойму…

– Где он сейчас? – задумчиво спросила Лера.

– В Питере, я ж сказал.

Лера, обхватив себя за плечи, несколько раз прошлась взад-вперёд по маленькой комнате. Роман следил за ней из-за стола. На плите ворчал, закипая, чайник. За окном кончился дождь, смолк шорох капель.

– Ромк… Знаешь что… Давай позвоним ему.

– Петьке? – хрипло спросил он, вставая. Табуретка глухо стукнула о стену.

– Да. В Питер. Ромка, ты же сам сказал – твоя мама там одна… Если ты говоришь, что она Петьку любит… Давай позвоним ему! Хуже ведь не будет, наверное?

С минуту Роман смотрел на неё в упор. Затем, так ничего и не сказав, сунул руку в карман джинсов и вытащил мобильный.

– Полпятого утра… – пискнула Лера.

Но Роман уже тыкал в кнопки:

– Уже программа в ресторане кончилась, как раз дома должен быть… Петро! Мэ, мэ, лачи рат, сыр ту? Кхэрэ явьян? Аи… Аи, шун ман, амэндэ бибахт…

Он говорил по-цыгански, говорил долго, и Лера, ничего не понимая в потоке незнакомых слов, молча смотрела в окно. В голове бились взволнованные мысли о том, что, кажется, она не должна была… Может быть, не стоило уговаривать Ромку… Нельзя, наверное, лезть в отношения взрослых чужих людей… Но Роман всё говорил и говорил, отвечая встревоженному мужскому голосу в телефоне, и изменить что-то было уже нельзя.

Наконец, он опустил мобильник.

– Что Петька сказал? – почему-то шёпотом спросила Лера.

– Сейчас позвонит туда… – таким же шёпотом ответил Роман. – А утром вылетает.

– Вылетает?!

– Первым же рейсом. Виза у него ещё не просрочена… – Он сел было и тут же вскочил. В прихожей заверещал телефон. Они оба кинулись к нему, и Роман схватил трубку.

– Эмка! Ну? Ну, что?!

Выслушав сестру, он обернулся к Лере. Растерянно сказал:

– Говорит, что нормально всё… Несколько дней уколы… таблетки пить… ну, и не волноваться… Утром ещё профессор придёт, посмотрит. Отличное, сказали, сердце для её возраста! Эмка там останется до утра. Звонила, чтобы мы тут не психовали.

– Ну, вот видишь! – с облегчением сказала Лера. – Я же говорила! Давай и сам ложись спать. Уже утро скоро. А я пойду.

– Я тебя провожу, – помедлив, сказал он. И, к изумлению Леры, вытащил из кухонного ящика консервный нож.

Когда они вышли из подъезда и поочерёдно протиснулись мимо чёрного «джипа», Роман вытащил «открывалку» из кармана и медленно, с чувством, провёл ею по лакированному крылу машины. Джип украсился длиннющей царапиной.

– Вот так, – хмуро сказал парень. – А то пока Эмка бомбу купит… – потянул испуганную Леру за руку и пошёл с ней, чуть прихрамывая, к чёрной двери соседнего подъезда.

Лера была уверена, что её обучение цыганской пляске закончилось. Какие могут быть танцы, если преподавательница перенесла сердечный приступ? Было страшно обидно, но всё же зарядку по утрам Лера не бросила и каждый день продолжала отрабатывать выученные «примерчики». Получалось, кажется, неплохо, но как увязать разрозненные движения в один танец, Лера не знала.

Между делом она почти дошила вишнёвое вечернее платье. Светка Глушко, которая замечательно плела из бисера, предложила украсить лиф бисерным плетением и гранатовыми камешками. Лера, подумав, согласилась: выглядело плетение очень изысканно, а в случае недовольства заказчицы его можно было быстро спороть. Теперь требовалась только последняя примерка перед тем, как вставить «молнию».