Теодосия и Сердце Египта - Лафевер Робин - Страница 53

В ярость.

Да как они смеют, эти двое?

Я вывернула шею, чтобы увидеть лицо Боллингсворта. Как только я могла находить его красивым? И был ли он когда-нибудь на самом деле доброжелательным, ласковым и милым? Сейчас передо мной был мерзкий червь, которого хочется растоптать каблуком.

Быстро, не давая себе времени успокоиться и одуматься, я резким рывком подняла свои руки вверх и швырнула в лицо Боллингсворту пыль из своего кармана.

Эффект оказался мгновенным и невероятным.

Боллингсворт взвыл, моментально отпустил меня и качнулся вперед, схватившись за лицо.

По-прежнему прижимаясь спиной к стене, я отошла на несколько шагов на тот случай, если он вновь попытается схватить меня.

Но Боллингсворту было не до этого, он кричал от боли. Если человеку просто попал песок в глаза, он так кричать не будет.

Не переставая вопить, Боллингсворт отнял руки от своего лица.

Я ахнула. Собранная мной со стен пыль разъела его лицо, словно кислота, прорезала глубокие ямки и линии в коже. Глаза Боллингсворта были закрыты, и я видела, как пыль разъедает его левое веко.

Он зарычал, а затем вслепую рванулся в моем направлении. Я отпрянула назад и с такой силой врезалась в стену, что та не выдержала. За моей спиной вдруг открылась пустота, и я в кромешной тьме полетела куда-то вниз.

Падая в длинный узкий колодец, я постаралась расслабить все мышцы – этому меня научил дядя Эндрю, когда я впервые упала с лошади. Наконец я долетела и свалилась на дно колодца (на что-то очень жесткое, должна добавить), словно тряпичная кукла. Правда, я не уверена, что упавшие тряпичные куклы испытывают такое же головокружение и бывают такими же сбитыми с толку, как я тогда.

Сверху донеслись удивленные возгласы – это означало, что у меня в запасе есть немного времени, по крайней мере, несколько минут. К тому же у Тетли сломаны ноги, а Боллингсворт наполовину ослеп – таким образом, мне предстоит иметь дело только с одним фон Браггеншноттом.

Я встала на ноги и подняла упавший неподалеку от меня факел – по счастью, он не погас. Место, в котором я оказалась, напоминало узкий коридор длиной не более четырех метров, в конце которого виднелась неказистая обшарпанная дверь – такие двери обычно ведут в чулан или деревенский нужник. Но ни чуланов, ни тем более нужников в египетских усыпальницах не бывает. И это значит… это значит… я схватилась за горло, когда поняла, что это значит.

Я только что обнаружила неизвестную ранее пристройку к гробнице Аменемхеба. Я только что совершила свое первое открытие!

Остается лишь выжить, чтобы иметь возможность рассказать о нем.

– Живее! – услышала я голос фон Браггеншнотта. – Оттащите куда-нибудь Тетли с глаз долой на случай, если сюда кто-то явится. Я иду за девчонкой.

Я оглядела лежавшие в камере пыльные артефакты. Ничего достаточно большого, за чем можно было бы укрыться. Поискала, нет ли другого входа вроде того, через который я сюда попала. Нет, ничего нет, кроме росписей, на которых изображены люди, умирающие от голода, погибающие от болезней или лежащие обезглавленными у ног Тутмоса.

Дойдя до изображения Тутмоса, я остановилась. На этой картине фараон выглядел еще более пугающим, чем на всех предыдущих. Лицо Тутмоса было мрачным, суровым, беспощадным. Здесь он казался олицетворением неотвратимой кары. Олицетворением безжалостного возмездия. В груди Тутмоса, как раз на том месте, где должно находиться его сердце, в стене зияло отверстие.

Доносящийся из коридора шум стал громче. Очень скоро мои преследователи доберутся до меня. Это значит, что мне нужно как можно скорее что-то придумать.

В отчаянии я бросилась на изображение Тутмоса – а вдруг древняя стена не выдержит, рухнет и откроет мне путь к спасению? Стена устояла, я лишь порезала руку, попавшую в отверстие на груди фараона. Я внимательнее посмотрела на это резное отверстие, и тут меня осенило.

Отверстие по размеру и форме в точности повторяло очертания Сердца Египта. Теперь я все поняла.

Но прежде чем я успела сделать то, что собиралась – и что должна была сделать, за моей спиной послышалось громкое сопение. Я обернулась и увидела фон Браггеншнотта. Он был всего в двух-трех метрах от меня, его водянистые бледно-голубые глазки казались безумными. Я взглянула влево, затем вправо – никаких вариантов. Отступать здесь было некуда.

Холодные голубые глаза фон Браггеншнотта были прикованы к моей шее – на ней висело выбившееся из-под воротничка во время моего падения наружу Сердце Египта.

Фон Браггеншнотт подступил ближе, затем медленно протянул руку и подцепил своим пальцем цепочку, на которой было подвешено Сердце Египта.

Я стремительно сорвала цепочку с шеи, повернулась и потянулась, чтобы вставить Сердце Египта в отверстие в стене.

Фон Браггеншнотт бросился мне под ноги, и мы оба повалились на пол. Я трепыхалась, лягалась, пытаясь вырваться.

Затем я врезалась ногой во что-то, услышала хруст и взмолилась, чтобы это оказался нос фон Браггеншнотта. Угадала. Фон Браггеншнотт взвыл и выпустил меня. Я поднялась на ноги, бросилась к стене и вставила Сердце Египта в отверстие.

– Не-е-ет! – закричал фон Браггеншнотт. Он схватил меня за руку и яростно потащил прочь от стены. Ужасная боль пронзила мне плечо, в глазах все помутнело и заскакали звездочки. Я попыталась шевельнуть рукой, но меня вновь накрыло волной боли.

Я попятилась назад, свесив свою, ставшую бесполезной, левую руку. Боль была такой сильной, что не давала думать. Я увидела, как фон Браггеншнотт с расквашенным в кровь носом скребет Сердце Египта, пытаясь выцарапать его из стены.

Я затаила дыхание и с надеждой подумала о том, что нашла такое место, откуда Сердце Египта не достанет уже никто и никогда.

Пока фон Браггеншнотт безуспешно скреб ногтями стену, я почувствовала, как сгущается вокруг нас растворенная в воздухе магическая сила. Ее струйки свивались в маленькие вихри, а вся камера вдруг наполнилась ароматом ладана. Сердце Египта замерцало, словно внутри него зажегся неяркий теплый огонек. Это длилось всего секунду, а затем стена стала такой же, как прежде, – серой и шершавой. Только теперь в ней не было отверстия в форме Сердца Египта, а рука фон Браггеншнотта оказалась прилипшей к камню.

– Что ты наделала, глупая девчонка? – заорал фон Браггеншнотт.

«Что сделала? – подумала я. – Спасла Британию. И Генри».

Затем фон Браггеншнотт встревожился уже не на шутку и принялся вопить:

– Моя рука! Она прилипла! Она соединилась с Сердцем. Помоги мне освободить ее!

Я с удивлением и страхом уставилась на руку фон Браггеншнотта, которая действительно прилипла прямо к стене.

Потом, поняв, что это дает мне шанс убежать, я повернулась к выходу в коридор и вскрикнула, увидев стоящего в проеме Боллингсворта – одна сторона лица у него была напрочь съедена пылью.

Своей здоровой правой рукой я пошарила вокруг себя в поисках чего-нибудь тяжелого и наткнулась на какой-то длинный, толстый, похожий на дубинку предмет. Я приподняла его, чтобы оценить на вес. Отлично. Тяжелее, чем дерево.

– Не дай ей уйти! – крикнул все еще приклеенный к стене фон Браггеншнотт. Не слушая его, я покрепче взяла дубинку и уставилась на Боллингсворта, скрипя зубами от невозможной боли в плече.

– Думаешь, тебе удастся остановить меня этим? – злобно усмехнулся Боллингсворт. – Я думаю, что нет.

В его левой руке появился острый, очень страшный на вид кинжал. Боллингсворт выставил его вперед, готовый ударить меня.

Я подняла дубинку и, собрав все силы, взмахнула ею вперед – неуклюже, но очень удачно. Дубинка ударилась о кинжал и выбила его из руки Боллингсворта. Не мешкая, я вновь махнула отскочившей дубинкой и на этот раз попала Боллингсворту прямо по черепу. Раздался громкий треск – так трещит спелый арбуз, когда его разрезают. У меня схватило желудок, и я побоялась, что сейчас меня стошнит.