Уэверли, или шестьдесят лет назад - Скотт Вальтер - Страница 49

Глава 28. Письмо из Тулли-Веолана

Утром, когда смятенные чувства Уэверли на некоторое время успокоились, ему сквозь сон почудились музыкальные звуки, но это не был голос Сельмы note 274. Он мысленно перенесся в Тулли-Веолан, и ему показалось, что это Дэви Геллатли распевает на дворе свои песни, которые, как колокольный звон к утрене, были первыми звуками, нарушавшими его покой, когда он гостил у барона Брэдуордина. Звуки, вызвавшие это воспоминание, становились все громче, пока Эдуард не проснулся по-настоящему. Но иллюзия все еще не рассеивалась. Хотя он был сейчас в замке Иана нан Чейстела, но голос этот был все же голосом Дэви Геллатли, распевавшего под окном следующие стихи:

Любопытствуя узнать, что заставило мастера Геллатли предпринять столь отдаленную экскурсию, Эдуард начал поспешно одеваться. Дэви во время этой операции не раз переходил от одной песни к другой:

К тому времени, когда Уэверли оделся и вышел, Дэви в обществе двух или трех из многочисленных гайлэндских бездельников, всегда украшавших своим присутствием ворота замка, весело прыгал и плясал, выделывая под собственный свист стремительные па шотландского рила note 277 для двух пар. Так он продолжал действовать в двойной роли танцовщика и музыканта, пока глазевший на танцы волынщик, подчинившись всеобщему крику: «Seid suas!» (то есть: «Дуй!»), не освободил его от последней обязанности. Тут уже в пляс пустились все – старые и молодые, каждый, кто мог найти себе пару. Появление Уэверли не прервало хореографических упражнений Дэвида, хотя ухмылками, кивками и наклонами туловища, которыми он уснащал красоты своих шотландских па, он дал понять нашему герою, что узнал его. Затем, не переставая прыгать, гикать и щелкать пальцами над головой, он внезапно подскочил к тому месту, где стоял Эдуард, и, не сбиваясь с такта, подобно арлекину из пантомимы, сунул в руку нашему герою письмо, продолжая свой пляс без малейшего перерыва или передышки. Эдуард, заметив, что адрес написан Розиным почерком, отошел в сторону, чтобы прочесть письмо, предоставив верному посланцу продолжать свои упражнения, пока он или волынщик не выбьется из сил.

Содержание письма его сильно изумило. Первоначальное обращение было «Дорогой сэр», но эти слова были тщательно стерты и на их месте написано просто: «Сэр». Остальное мы приведем в собственных выражениях Розы:

Боюсь, что, обращаясь непосредственно к вам, я нарушаю установленные приличия, но у меня нет доверенного лица, которое могло бы сообщить вам о некоторых происшествиях, а между тем вам необходимо о них знать. Простите меня, если я поступила не правильно, ибо – увы! – мистер Уэверли, мне не с кем посоветоваться, кроме как со своим собственным чувством: мой дорогой отец уехал от нас, и одному богу известно, когда он сможет вернуться, чтобы помочь мне и защитить меня. Вы, вероятно, слышали, что из-за тревожных известий из Горной Шотландии был отдан приказ арестовать в наших местах некоторых дворян, и в том числе моего отца. Как я ни плакала и ни умоляла его отдаться в руки правительства, он отправился на север с отрядом примерно в сорок всадников вместе с мистером Фолконером и несколькими другими дворянами. Я беспокоюсь не столько о теперешней его безопасности, сколько о том, что может произойти с ним впоследствии, так как смута только начинается. Впрочем, все это для вас, может быть, и неинтересно, только я думала, вам будет приятно узнать, что мой отец спасся, если вам случилось слышать, что он в опасности.

На следующий день после отъезда отца в Тулли-Веолан прибыл отряд солдат. Они очень грубо обошлись с приказчиком Мак-Уиблом, но офицер был со мной очень вежлив; он только заявил, что по долгу службы должен произвести обыск и отобрать оружие и бумаги. Мой отец предвидел это и забрал с собой все оружие, кроме бесполезного старья, развешанного в зале, а бумаги все припрятал. Но вот что, мистер Уэверли, прямо не знаю, как сказать вам: они самым подробным образом расспрашивали о вас, интересовались, когда вы в последний раз были в Тулли-Веолане и где сейчас находитесь. Офицер со своим отрядом теперь ушел, но оставил у нас в качестве гарнизона унтер-офицера и четырех солдат. До сих пор они вели себя вполне прилично, так как мы вынуждены были им угождать, чтобы не испортить им настроения. Но солдаты намекнули, что, если вы попадетесь им в руки, вам грозит большая опасность. Не могу заставить себя пересказать вам всю ту гадкую ложь, которую они про вас говорили, а что это ложь, я уверена, но вы лучше сами решайте, что вам делать. Уходя, отряд забрал вашего слугу, а также двух ваших лошадей и все то, что вы оставили в Тулли-Веолане. Я надеюсь, что бог сохранит вас и вы благополучно вернетесь домой, в Англию, где, как вы мне говорили, кланы друг с другом не воюют и солдаты не безобразничают, а все делается по справедливым законам, защищающим всех безобидных и невинных. Я надеюсь, что вы снисходительно посмотрите на то, что я осмелилась написать вам; мне показалось – быть может, ошибочно, – что дело идет о вашей чести и безопасности. Я уверена – по крайней мере мне так кажется, – что отец одобрил бы мое обращение к вам, так как другие вам не напишут: мистер Рубрик бежал в Духран к своему двоюродному брату, чтобы обезопасить себя от солдат и вигов, а приказчик Мак-Уибл не любит (как он говорит) вмешиваться в чужие дела, хотя я надеюсь, что все, что может послужить на пользу друзьям моего отца, никак нельзя назвать неуместным вмешательством. Прощайте, капитан Уэверли! Вероятно, мне не придется вас больше увидеть, так как было бы очень нехорошо, если бы я желала, чтобы вы приехали в Тулли-Веолан сейчас, даже если бы эти люди ушли; но я всегда буду с благодарностью вспоминать вашу любезную помощь такой неспособной ученице, как я, и ваше внимание к моему милому, дорогому отцу.

Остаюсь вашей благодарной слугой Роза Комин Брэдуордин Р.S. Надеюсь, что вы пришлете мне несколько слов с Дэвидом Геллатли. Напишите только, что вы получили мое письмо и что вы будете себя беречь, и простите меня, если я буду умолять вас, ради вас самого, не вступать ни в какие злополучные заговоры, но бежать возможно быстрее в вашу счастливую страну. Привет моей дорогой Флоре и Гленнакуойху. Не правда ли, она так хороша собой и образованна, как я вам говорила?

Так закончила Роза Брэдуордин свое письмо, содержание которого изумило и огорчило Уэверли. То, что барон вызвал подозрения у правительства при нынешнем движении среди сторонников Стюартов, казалось, естественно вытекало из его политических пристрастий; но как могли подобные подозрения пасть на него, который до вчерашнего дня и мыслью не погрешил против царствующей фамилии, было совершенно необъяснимо. Как в Тулли-Веолане, так и в Гленнакуойхе хозяева с уважением относились к его обязательствам по отношению к существующему правительству, и хотя по отдельным намекам он и мог понять, что как барон, так и предводитель принадлежат к числу тех недовольных дворян, которых в то время еще много было в Шотландии, до того самого момента, когда его отчислили из армии и связь его с ней прервалась, у него не было никаких оснований предполагать, что они собираются предпринять какие-либо непосредственные враждебные шаги против существующего порядка. Однако он прекрасно понимал, что, если он не собирается немедленно принять предложения Мак-Ивора, для него весьма важно будет возможно скорее уехать из этой неблагонадежной округи и явиться туда, где могли бы проверить и оправдать его поведение. На это он наконец и решился, под влиянием советов Флоры и потому, что чувствовал непреодолимое отвращение к участию в такой губительной гражданской воине. Подходя беспристрастно к этому вопросу, он должен был сделать вывод, что, каковы бы ни были изначальные права Стюартов, если только отвлечься от вопроса, какое право имел Иаков Второй отказаться от престола за своих потомков, он, по единодушному мнению народа, поступил правильно, когда отрекся от короны. С этого времени четыре монарха мирно и славно правили Британией, поддерживая и умножая величие своей страны перед иностранными государствами и расширяя вольности ее граждан. Спрашивается, имеет ли смысл тревожить правительство, уже так давно и прочно утвердившееся, и ввергать страну во все ужасы гражданской войны для того лишь, чтобы восстановить на престоле потомков монарха, который своевольными действиями лишил себя своих прав? Если же, с другой стороны, необходимость стать на сторону Стюартов была бы после зрелых размышлений продиктована ему собственным убеждением в правоте их дела или приказанием отца или дяди, все же было необходимо обелить себя от всяких ложных подозрений в том, что он предпринял какие-либо шаги в этом направлении, еще оставаясь на службе у царствующего государя.