Волки из страны Далеко-Далеко. Авторский сборник - Ласки Кэтрин - Страница 4

– Какой же ты милый и смешной!

Медведица высунула язык и пощекотала им влажный нос волчонка. Тот восторженно затявкал.

– Так тебе это нравится! – Она еще раз дотронулась языком до его носа, и Фаолан даже завизжал от удовольствия.

Стоило опустить его на землю, и щенок сразу же перевернулся на спину, ожидающе вытянув вверх лапки. «Наверное, так он просит, чтобы его пощекотали», – подумала медведица и заговорила с ним, смешивая слова с ворчанием и пыхтением. Неизвестно, понимал ли он ее, но это было не важно.

– О Великий Урсус, ты хочешь, чтобы я тебя пощекотала, смешной ты детеныш!

Речь волков, медведей и сов не слишком сильно отличается, но тон, с которым произносятся слова, мельчайшие движения головы или глаз – все это создает особый дополнительный язык, непривычный для чужаков, а иногда и вовсе непонятный им.

Фаолан лежал на спине, ждал, когда огромный язык пощекочет его брюшко, и медведица не смогла отказать. Щенок тут же ликующе вскочил на лапы. Так повторилось несколько раз. Затем он отбежал на некоторое расстояние, хитро оглянулся и бросился прямо в объятия медведицы. От удивления и неожиданности она сама завалилась на спину, а Фаолан забрался на покрытую густой шерстью грудь и начал облизывать сначала подбородок, а затем нос медведицы.

Внутри нее все клокотало от восторга. Чем сильнее она пыхтела, тем оживленнее волчонок облизывал ей нос. На ее глазах выступили слезы. Несколько дней подряд этот детеныш только и делал, что сосал молоко, и ни разу даже не взглянул на нее. Но сейчас, стоило ему на миг оставить это свое занятие, а ей – подшутить над ним, как он тотчас же отозвался. Он понял, что с ним играют.

Медведица снова нежно взяла его на лапы, вытянула перед собой, так что их глаза оказались на одном уровне. Щенок немного поерзал и затявкал, прося молока. Она опять прижала его к себе, и он тут же вцепился в сосок.

Но на этот раз все было по-другому: малыш глядел на нее широко открытыми глазами. Теперь между ними словно бы существовала прочная связь. Фаолан посасывал молоко, а медведица никак не могла досыта насмотреться на его сияющие зеленоватым светом глаза. Всю ее охватило чувство всепоглощающей любви.

Глава четвертая

Гром-Сердце

Из них вышла забавная пара – громадная неуклюжая медведица-гризли с отливающими на солнце серебристыми пятнами на бурой шкуре и маленький щенок, весь светло-серый, нетерпеливо прыгающий то впереди нее, то по сторонам, а то и позади. Сейчас они искали весенние луковицы, только что пустившие едва показавшиеся из-под земли ростки. Медведица ворчала, а щенок отзывался тявканьем или отрывистым лаем, но при этом им как-то удавалось понимать друг друга. Фаолан даже научился мотать головой, точь-в-точь как медвежонок, который хочет сказать «нет».

Медведица все больше и больше убеждалась, что воспитание волчонка не так уж сильно отличается от воспитания собственных детенышей, а временами сходство Фаолана с медвежатами просто поражало ее. Однако, каждый раз сравнивая, она все же беспокоилась: какой он маленький и беззащитный! Но при этом очень, очень быстрый, гораздо быстрее любого медвежонка. Кажется, будто он летит над землей. Медведице пришло в голову, что, проигрывая в размерах, волчонок должен выигрывать в скорости. Единственной проблемой оставалась кривая лапка, которую Фаолан старался нагружать как можно меньше. Но ведь волку, как и медведю, нужно уметь одинаково хорошо пользоваться всеми четырьмя лапами.

Фаолан отстал и захныкал. «Я устал», – говорило его нытье. Медведица повернулась и строго посмотрела на него. Волчонок еще раз коротко проскулил и уселся посреди пышной мягкой травы, мотая головой и тихо рыча. «Нет, нет!» – пробормотал он и шумно выдохнул горячий воздух через ноздри, словно говоря: «Слишком жарко!»

Наконец он медленно, еле переставляя ноги, подошел к медведице и уткнулся ей в бок, словно прося взять его на спину. На загривке гризли возвышался толстый слой мышц, и Фаолану очень нравилось забираться туда и восседать верхом. В таком возрасте медвежата обычно бывали уже слишком большими для подобных трюков, но волчонок, конечно, все еще заметно уступал им в росте. Даже в берлоге, когда Фаолан не сосал молоко, он любил улечься на этот горб, свернуться калачиком и дремать.

Воспитав три выводка, медведица-гризли прекрасно понимала все возможные жалобы и уловки детенышей. И неважно, что сейчас перед ней не медвежонок, а волчонок. Когда малыши устают, они начинают капризничать, просят вернуться обратно в пещеру и дать им молока – легкий способ подкрепиться. Но однажды молоко у нее закончится, и щенку придется самому добывать себе пищу. Для Фаолана это особенно важно, он ведь такой маленький. «Но действительно ли он так уж мал для своего возраста? Может быть, все волчата именно такого роста?» – думала медведица, но эти мысли не уменьшали ее беспокойства.

Удивительно, что она так привязалась к малышу. Теперь ей казалось, что искорка, которую она разглядела во время их первой встречи, когда он вцепился в ее лапу, освещала все его крохотное тело. Волчонок быстро двигался, отличался сообразительностью и потрясающим своеволием, так что огонь, разгоревшийся от искры, даже приходилось иногда усмирять. Откуда в этом крохотном существе такая неукротимость?

Медведица тяжело протопала к Фаолану и прикоснулась к нему широким носом. Он упал на спину, шутливо взвизгнув, как будто от боли.

– Вставай, – прорычала она.

– Нет, нет!

«Нет» и «еще молока» определенно были любимыми словами Фаолана. Звучали они немного иначе, чем если бы их произносили ее детеныши, да и голос у волчонка был тоньше, не такой глубокий. Медведица подумала, что это из-за грудной клетки, которая меньше, чем у медвежат. И вообще он такой худой, такой слабый. И рычит он не так низко, как медвежата. Правда, речь свою сопровождает жестами, очень знакомыми ей по повадкам собственных детенышей. Но все ли волчата именно так закидывают назад голову?

О волках она мало что знала и почти совсем не имела представления об их поведении. Однажды, скрывшись за огромным валуном, она наблюдала за стаей, разрывающей останки оленя. Все движения волков отличались четкостью и удивительной упорядоченностью. Сначала мясо ели одни члены стаи, затем подошли другие, словно спрашивая разрешения принять участие в трапезе. Интересно, как бы они поступили с таким скулящим и капризным волчонком, как Фаолан?

Вот и сейчас он снова шлепнулся на спину и отчаянно замолотил кривой лапкой по воздуху. Ему хотелось вернуться в пещеру, в ее уют и прохладный сумрак, ощутить спокойствие окружающей его со всех сторон земли; ему хотелось вновь ощутить знакомый запах реки и полежать на мягком мху полянки, где он любил дремать по утрам. Но больше всего ему хотелось свернуться калачиком на груди медведицы и сосать молоко. Даже сейчас, при одной только мысли об этом, в животе у него забурчало. Луковицы просто отвратительны на вкус. В них нет никакого сока. И они слишком жесткие для его зубов.

От своих мыслей Фаолан опять заскулил – на этот раз громко.

– Урскадамус! – прорычала медведица древнее медвежье ругательство, означавшее «проклятье бешеного медведя», и несколько раз резко фыркнула, выражая свое негодование. Так обычно поступают с детенышами, которые только начали капризничать.

Но Фаолан продолжал хныкать и валяться на спине, размахивая кривой лапкой.

«Так, довольно! Хватит потакать его слабостям», – подумала медведица, вдруг сообразив, что щенку нужно научиться превращать свои слабости в преимущества. Урок будет жестоким, но ему предстоит жить в еще более жестоком мире.

Она впервые злобно зарычала на него и резко ударила Фаолана по передней лапке. На этот раз он заскулил не от поддельной боли, а в зеленых глазах заплескалось изумление: «Как? Как ты могла?»

У медведей-гризли нет слов на каждый случай, и они не умеют объяснять детенышам все недостатки их поведения. Иногда лучше показать все на примере, а слова подберутся потом. Поэтому медведица прошла мимо Фаолана и в поисках луковиц принялась рыть землю передней лапой – той, которой редко пользовалась для подобных случаев. Этим она как бы говорила: «Используй кривую лапку! Научись рыть именно ею!»