На росстанях - Колас Якуб Михайлович - Страница 21

XIX

Вскоре после того как Лобанович вернулся от Турсевича, к нему приехал Соханюк. Лобанович удивился, увидя на пороге высокую, худощавую фигуру хатовичского учителя. Он никак не ожидал его приезда, особенно в будний день.

— Зд'ястуйте! — проговорил Соханюк, при этом губы и глаза его смеялись веселым смехом. — Что, не ожидали меня? — спросил он, поздоровавшись.

— Никак не ожидал. Ну, тем приятнее видеть вас здесь. Заходите, пожалуйста, в квартиру, а я сейчас закончу урок и отпущу ребят на обед… А может быть, вам интересно познакомиться с моей школой, то милости прошу.

Соханюк, видимо, только из вежливости прошелся между ученических скамеек, заглядывая в грифельные доски и в тетради учеников, а затем остановился возле шкафа с книгами и слушал, как Лобанович вел занятия и как отвечали ученики.

Лобанович старался не ударить в грязь лицом перед Соханюком и показать свою школу с наилучшей стороны. Вопросы так и сыпались один за другим. Все школьники, которых вызывал Лобанович, отвечали довольно хорошо.

— Может быть, проэкзаменуете моих учеников? — спросил Лобанович Соханюка.

Соханюк махнул рукой, давая этим понять, что он не имеет никаких вопросов.

— Спрячьте книги! — обратился Лобанович к ученикам.

Дети быстро попрятали книги и доски.

— Молитву!

Ученики хором пропели предобеденную молитву. С шумом ринулись они на улицу и заполнили ее своими звонкими голосами.

— Ну, как вам нравится моя школа?

— Ничего, хорошо! Хорошо!.. Вы, видно, много работаете?

— Работать-то приходится. Только мне все кажется, что в моей работе чего-то не хватает и что я работаю не так, как нужно.

Учителя вошли в комнату.

— Эх, плюньте вы на это! — проговорил Соханюк. — Научили читать, писать и задачки решать — и шабаш! Вы думаете, медаль заслужите? Или мир перевернете? Инспектор найдет к чему прицепиться. В самом лучшем случае благодарность напишет, а дирекция вам десять рублей вышлет. Но свое здоровье дороже.

— А как же вы свою школу оставили?

— А куда она денется? В лес не убежит, — засмеялся Соханюк.

"Видно, брат, ты не зря сюда приехал", — подумал Лобанович.

— Должно быть, у вас есть какое-то важное дело здесь, если так. Может, в сваты приехали к кому-нибудь? — меняя тон разговора, шутливо спросил Лобанович.

— Что же, сватайте. Гулять будем.

— Видите ли, я плохой сват. Как бы вдруг из-за девушки не поссорились.

— Чтобы из-за девушки да еще ссориться! Мало ли этою добра на свете! Хватит на наш век!.. Между прочим, вами интересуется одна паненка.

— Паненка? Какая?

— Такая, что все отдай — и мало!

— Но кто она?

— Говорит: хотела бы познакомиться о тельшинским учителем.

— Может быть, завитанская чаровница?

— Она, коллега, она! Как это вы отгадали?

— А у меня бабка знахарка, я у нее уроки беру.

— А все же интересно: как вы догадались, что это она?

— Очень просто. Все кавалеры — семь пар чистых и семь пар нечистых, и вы в том числе, — влюбились в панну Людмилу. У нее даже голова закружилась от радости и дух занялся. Но ее огорчает одно: почему не все кавалеры отдают дань ее красоте? Я, если хотите, тот горбун из сказки "Царевна Красный цветок", который не поклонился царевне. И не буду ей кланяться.

— Вот вы какой! — сказал Соханюк и засмеялся.

— А что же вы думали!

— И не познакомитесь с нею?

— Во всяком случае сам к ней не пойду.

— Почему?

— Просто не пойду — и все.

Соханюк болтал о том о сем, порой смеялся, но Лобановичу казалось, что о чем-то самом главном он умалчивает, — ведь не может быть, чтобы он приехал сюда только для того, чтобы сообщить, что дочь землемера хочет познакомиться с тельшинским учителем!

— Извините, я сейчас вернусь.

Лобанович вышел в кухню.

— На тебе, бабка, полтинник, принеси горелки.

— Вы его угощать хотите? — шепотом спросила бабка.

— А что?

— Не стоит, паничок! Это же он приехал гарнцы собирать.

— Какие гарнцы?

— Ссыпку с нашего общества на школу.

— Кому ссыпку?

— Себе, паничок! — говоря это, бабка даже задыхалась от возмущения.

Лобанович с удивлением слушал ее. Все это дело было для него непонятным, хотя в значительной степени проливало свет на приезд Соханюка.

— Ну, бабка, принеси горелки, выпьем, тогда, может быть, поймем.

Бабка сердито накинула на себя свитку, громко стукнула дверью и направилась к Лявону Секачу.

Лобанович возвратился к гостю. Еще ничего не понимая, он взглянул на Соханюка.

— Знаете, что говорит моя бабка: будто вы приехали собирать какую-то ссыпку. Что вы на это скажете?

Соханюк опустил глаза, как бы почувствовав некоторую неловкость, а затем вскинул их на Лобановича.

— Да, мне принадлежит ссыпка от вашей деревни, — проговорил он спокойно.

— Вы не шутите? — удивился Лобанович.

— Нет, говорю совершенно серьезно.

— Ха-ха-ха! — Лобанович так и покатился со смеху.

Соханюк смотрел на него, также усмехаясь.

— Что вы находите здесь смешного? — спросил он.

— Ну как же не смеяться! Вы приехали ко мне отнимать мой хлеб. Я буду учить, а вы будете гарнцы брать.

— Обождите! — загорячился Соханюк. — На волостном сходе было принято постановление, чтобы на хатовичскую школу давали ссыпку. От вашей деревни мне причитается двенадцать пудов тридцать фунтов ржи. Ну? Я и имею полное право взять свое.

— Простите, а когда было принято такое постановление? Наверно, тогда, когда Тельшино не имело своей школы? А раз эта школа теперь есть, то было бы по меньшей мере смешно отнимать ссыпку от своей школы и отдавать ее в чужую. И вообще это дело такое простое и очевидное, что и ребенок поймет всю нелепость вашего домогательства.

Соханюк нисколько не обиделся.

— Я основываюсь на циркуляре дирекции народных училищ, в котором сказано, что раз имеется постановление волостного схода давать ссыпку, то ваша деревня не имеет права ее отнять. Вот почему я и приехал забрать эту ссыпку.

— Но вы ее не получите.

— Получу!

— Нет, не получите!

Несколько минут хозяин и гость молча смотрели друг на друга. В желтоватых глазах Соханюка блуждала невинная улыбка.

— Знаете что, — проговорил Лобанович. — Мне не жалко этой ссыпки, бог с нею. Но если уж на то пошло, могу вас не только заверить, но и перезаверить, что вы отсюда не возьмете ни одного зернышка.

— Ну, увидим! — сказал Соханюк.

— Ничего вы не увидите!

В самый разгар спора скрипнула кухонная дверь. Сторожиха просунула голову в комнату учителя.

— Вот ваши деньги. Нигде не достала! Была и у Лявона и у Губаревых — нету.

— Ну, тогда давайте пообедаем.

Соханюк отказался обедать. Он приехал сюда с Дубейкой и условился с ним заехать по дороге на званый обед. Куда заехать, Соханюк не сказал. Ему уже пора ехать, Дубейка у старосты, вероятно, ждет его.

Соханюк простился с Лобановичем, приглашая его к себе в гости.

— Благодарю, но, коллега, имейте в виду, что ссыпки вы не получите.

— Буду судиться, — не отступал Соханюк. — Вот приеду и земскому жалобу подам на вашего старосту.

Под вечер того же самого дня староста собрал гарнцы и привез их Лобановичу.

— Как это мы, паничок, отдадим ему ссыпку, если у нас есть свой учитель?! С ума он сошел, что ли?

У старосты был важный, начальнический вид. Сознание выполненного долга перед школой и учителем наполняло его гордостью.

— Хоть бы он постыдился! — возмущалась сторожиха. — Как это можно забрать ссыпку из чужой школы?

Бабка была заинтересована в этой ссыпке: ведь и ей Полагалась некоторая часть гарнцев.

XX

Панна Ядвися была в необычайно веселом настроении. Она и маленькая Габрынька пойдут завтра на разъезд, сядут в поезд и поедут в гости. На Гораденщине у них были родственники, и отец разрешил поехать к ним недели на две погостить. Габрынька вертелась возле мачехи, шутила, смеялась таким веселым детским смехом, что даже пани подловчая, обычно грустная и озабоченная, глядя на нее, не могла сдержать улыбки.