Гай Мэннеринг, или Астролог - Скотт Вальтер - Страница 42

- Ну разумеется, ведь так и говорят: "Не отведаешь - не узнаешь". Что ж, как-нибудь выберу время и воспользуюсь вашим приглашением.

- Как-нибудь? А что, у вас сейчас времени, что ли, не найдется прямо туда поехать? Вы что, верхом?

- Нет, я иду пешком, и если эта славная лошадка ваша, то мне за вами не угнаться.

- Ясное дело, четырнадцать миль в час, как она, вы не сделаете. Но к ночи до Рикартона вы все-таки доберетесь, а там есть постоялый двор, да можно заночевать и у Джона Грива в Хьюхе... Там-то вас примут хорошо. А я как раз собираюсь сейчас к нему заехать да выпить с ним по рюмочке. Я ему скажу, что вы зайдете... Или погодите... А ну-ка, хозяйка, может для этого господина найдется какая лошадка, а я ее завтра чуть свет с кем-нибудь пришлю?

Но оказалось, что лошадь была в поле и не очень-то просто было ее поймать.

- Ну, значит, ничего не поделаешь. Все равно завтра непременно приходите. А теперь, хозяйка, я поеду, чтобы засветло успеть в Лидсдейл, а то темно станет, а у ваших болот слава не больно хорошая.

- Как это вам не грех, мистер Динмонт, так о наших местах говорить. Уверяю вас, что после случая с купцом Саони Каллохом, тогда еще за него Раули Овердиза и Джока Пенни наказали, года два тому назад, на дорогах у нас тишь да гладь. В Бьюкасле больше никто на такие дела не решится. Народ у нас теперь пошел честный.

- Как бы не так, он честным тогда будет, когда рак свистнет, а тот пока еще свистеть не собирается. Так вот, хозяюшка, я объехал уже чуть ли не все графства Гэллоуэй и Дамфриз, был в Карлайле, а сейчас возвращаюсь с ярмарки в Стейнщибэнке, и не очень-то приятно, если тебя почти у самого дома обчистят. Поэтому надо ехать.

- Ты что, был в Дамфризе и в Гэллоуэе? - спросила старуха, курившая у очага, которая все это время молчала.

- Был, тетка, и порядочный кончик проехал.

- Тогда тебе, стало быть, известно такое место - Элленгауэн?

- Поместье Элленгауэн, это что мистеру Бертраму принадлежало? Знаю, как же. Третья неделя уж пойдет, как лэрд умер.

- Умер! - сказала старуха, уронила трубку, встала и зашагала по комнате. Умер! А ты это наверно знаешь?

- Как же, - ответил Динмонт, - там ведь невесть что творилось. Ведь он в тот самый день умер, когда дом и все добро продавали. Тут и торги приостановили, и многие на этом деле убытки понесли. Говорили, что он был последний из их рода, и жалели его: сейчас ведь в Шотландии людей благородных совсем мало осталось.

- Умер! - повторила старуха, в которой наши читатели уже, должно быть, узнали Мег Меррилиз. - Умер! Ну, раз так, счеты наши окончены. Так ты говоришь, что и наследника после него не осталось?

- Ну да, из-за этого-то его имение и продали; а был бы наследник, -Так, говорят, продавать не дали бы.

- Продали! - вскрикнула цыганка. - А кто же это чужой посмел купить Элленгауэн? Кто же это так уверен, что мальчик не найдется и свое добро обратно не потребует; нет, кто посмел это сделать?

- Да вот.., есть тут такой, писарь, что ли, Глоссин; сдается, его так зовут.

- Глоссин, Гибби Глоссин! Да я ведь его сколько на руках таскала, мать-то у него вроде меня была! И это он посмел купить имение Элленгауэн! Боже ты мой, чего только не творится на свете! Я лэрду действительно зла желала, но такого разорения - нет, у меня этого и в мыслях не было. О горе мне, о горе!

На минуту замолчав, она, однако, загородила рукой дорогу Динмонту, который сначала было заторопился, но, видя, с каким интересом она его слушает, добродушно стал отвечать на ее расспросы.

- Его увидят, его услышат. И земля и воды о нем заговорят, хватит им молчать. А ты не знаешь, шериф здесь все тот же самый, что когда-то был?

- Нет, тому, говорят, дали новое место в Эдинбурге. Ну, прощай, милая, мне пора.

Старуха вышла вместе с ним во двор, и, пока он седлал коня, подтягивал подпругу, надевал узду и привязывал сумку, она забросала его вопросами относительно смерти Бертрама и об участи его дочери; но обо всем этом наш фермер мало что знал.

- А видал ты такое место, Дернклю называется? Это около мили от замка Элленгауэна.

- Да как же, видал, милая, лощина такая есть дикая, и там остатки жилья еще уцелели. Я был там, когда мы обходили землю с одним человеком: он хотел там ферму снять.

- - А когда-то славное было место, - сказала Мег, разговаривая сама с собой. - А ты старую иву там видал? Ствол ее совсем пошатнулся, а корни глубоко в земле сидят; под ивой есть ручеек, там я, бывало, на скамеечке сидела и чулки вязала.

"Провалиться бы ей со своими ивами, и со скамеечками, и с Элленгауэном!" подумал Динмонт.

- Знаешь что, любезная, пусти-ка, я поеду; на вот тебе шесть пенсов, лучше возьми да выпей рюмочку, чем тут прошлогодний снег вспоминать.

- Ну, спасибо тебе, добрый человек, теперь ты все растолковал и даже не спросил, зачем я это от тебя выпытывала. Только я дам тебе один совет, и ты ни о чем не спрашивай, а сделай, как я тебе говорю. Тиб Маме поднесет тебе сейчас чарочку на прощание и спросит, какой дорогой ты ехать думаешь - верхом через Уилли или низом через Конскаутарт; назови ей любую, но смотри только, - ; тут она шепотом, но все же очень внятно сказала, - сам поезжай по другой.

Динмонт рассмеялся, обещал ей, что все в точности выполнит, и цыганка ушла.

- Так что же, вы последуете ее совету? - спросил Браун, внимательно слушавший весь их разговор.

- Конечно, нет; буду я еще слушать эту старую чертовку! Да лучше уж пусть Тиб Маме знает, какой дорогой я поеду, чем она, хоть на Тиб тоже не очень-то можно положиться, и вам лучше бы тут не ночевать.

Минуту спустя Тиб, хозяйка дома, появилась со своей прощальной чаркой, которую Динмонт тут же осушил. Тогда она, как Мег его и предупреждала, спросила, какой дорогой он поедет - верхней или нижней. Он ответил, что нижней, и, распростившись с Брауном и снова напомнив ему, что самое позднее завтра он будет ждать его в Чарлиз-хопе, ускакал крупной рысью,

Глава 23

Браун не забыл предупреждений гостеприимного фермера. Но когда он стал расплачиваться с хозяйкой, он невольно еще раз взглянул на Мег Меррилиз, Всем своим обликом она так же походила на ведьму, как и тогда, когда мы впервые столкнулись с ней в замке Элленгауэн. Время посеребрило ее иссиня-черные волосы и избороздило морщинами ее лицо дикарки, но у нее была все-таки прямая осанка, и движения ее были по-прежнему быстры. Мы уже говорили, что эта женщина, как и вообще все цыганки, не занимаясь никаким трудом, вела, однако, жизнь весьма деятельную и до такой степени хорошо владела своим лицом и телом, что все ее позы были непринужденны и даже живописны. Теперь она стояла у окна, вытянувшись во весь свой необычный для женщины рост и откинув голову назад так, что широкополая шляпа, бросавшая тень на ее лицо, не мешала ей разглядывать Брауна. Она едва заметно вздрагивала от каждого его жеста и от каждого слова. Браун, со своей стороны, заметил, что, глядя на эту женщину, он испытывает какое-то волнение. "Что это, уж не снилась ли она мне когда-нибудь? - думал он. - Или эта странная женщина своим видом напоминает мне диковинные изваяния, которые я видел на индийских пагодах?"

В то время как он был погружен в раздумье, а хозяйка отсчитывала сдачу с полгинеи, цыганка вдруг кинулась к Брауну и схватила его за руку. Ему пришло в голову, что она хочет ему погадать, но она, по-видимому, думала совсем о другом.

- Скажи мне, скажи мне ради всего святого, как тебя зовут и откуда ты?

- Меня зовут Браун, мать, а приехал я из Ост-Индии.

- Из Ост-Индии, - со вздохом пробормотала она и тут же опустила руку. Нет, тогда это не то, что я думала. А мне-то, старой дуре, везде все одно мерещится. Из Ост-Индии! Не то, не то... Но кто бы ты ни был, лицо твое и голос напомнили мне былые дни. Прощай, да смотри поторопись, а если кого-нибудь из наших встретишь, проходи мимо и не связывайся с ними, и тогда никто тебя не тронет.