На высочайших вершинах Советского Союза - Абалаков Евгений Михайлович - Страница 30

Минимальный термометр показывает 45° мороза.

Завтра — последний шанс на восхождение. Продукты кончаются.

Александр Федорович чувствует себя плохо.

3 сентября. Лагерь «6900».

Рассветает. Изредка метет. Дали туманны, но в общем ясно.

Решено: выходим!

До трещины идем не связанные. Я довольно быстро обогнал

Николая Петровича. Старые следы мои замело и надуло глубокого снега.

132

Медленно лезу по колено в снегу. Николай Петрович у трещины сел:

— Посмотрю ногу, не чувствует ничего.

Жду. Разувается страшно долго. Нога оказалась в порядке.

Связались, и я полез. Ноги уходят глубоко в снег. Я весь в снегу, но все же

медленно продвигаюсь вверх. Круто. Николай Петрович с одышкой

медленно пробирается по моим следам.

Крутая часть оказалась длинной и утомительной. Снег необычайно

глубок. Продолжительный отдых на первой вершинке. Дальше

тревоживший нас карнизик оказался очень простым, и мы легко обходим

его по правой стороне. Еще один подъем и опять глубокий снег. Николай

Петрович все чаще садится, видимо, ему тяжело поспевать за мной.

Пологий подъем и гребень пройден. Но сколько времени прошло!

Если и дальше так будем продвигаться, то прощай вершина! До темноты

не добраться.

Предлагаю Николаю Петровичу отвязаться. Пойду вперед до

седловины, а потом прямо на вершину. Николай Петрович пойдет там, где

будет удобно, без большого подъема, и постарается подняться по северо-

восточному гребню, сколько возможно. Предложение принято.

Иду один (Николай Петрович все сидит). Пологий подъем к

траверсу вершинного гребня. Иду легко и быстро, склон 35-40°.

Встретил глубокий снег. Лезу по 15-20 шагов, затем отрыхаю.

Обдумал план траверса. Иду под кубическими сбросами. Из глубокого

снега выхода нет. Резкий поворот вверх вывел, наконец, на жесткий фирн.

Николай Петрович шевелится где-то далеко внизу. Кричит... Что —

понять не могу. Доносятся лишь обрывки фразы: «Буря!.. влево...» По

гривке, действительно, помело здорово и закружились смерчи.

Громадная трещина. По мостику переползаю на противоположную

сторону. Беру резко вправо. Траверсирую над трещиной с большой

осторожностью. Склон 45 градусов. Боюсь делать большие остановки.

133

Солнце уже спустилось низко!

Вот и северо-восточный цирк. Он залит солнцем и в глубоком

снегу. Возникает новый план: затащить рюкзак на северо-восточный

гребень — все равно по пути к вершине.

Тяжело лезть по крутому склону и в глубоком снегу. А вершина

зовет и требует все новых усилий! Но какое облегчение и радость — на

гребне, как фаянс, жесткий наст. Спешу посмотреть на запад — чудесная

картина!

Слева огромная вершина — пик Е. Корженевской — за ней резкое

понижение. Вершины слабо оснежены. На запад тоже массив: гребень с

рядом вершин, уходящий дугой на северо-запад. Меж вершинами пика

Коммунизма и Корженевской целая система красивейших, чешуйчатых

ледников, спадающих в северо-западном направлении, но куда именно,

проследить не удалось — закрыл туман. Поднимаюсь на острый гребень.

Все же высота сказывается: шагов двадцать сделаю — и отдыхаю.

Начал спуск в основную выемку. Гребень, как нож, и небольшие

карнизики. На восток почти полный отвес, около километра.

Последний крутой тяжелый кусочек преодолен. Справа гряда

скалистых более пологих выходов. Первые плиты камней.

Вершина!.. Вот она! Не выдержал, от волнения и радости на

четвереньках вполз и лег на чудесные, чуть тепловатые и защищенные от

холодного ветра плиты.

Первое — вытащил альтиметр. Стрелка прибора ушла на последние

деления — 7700 метров. Это приятно удивило. Если даже взять поправку

(он показывал несколько более), то цифра все же остается солидной,

близкой к 7500. Температура по альтиметру 20 градусов. Это не точно. Он

обычно здорово не дотягивает. При сильном ветре морозит крепко. С моих

усиков свисают две огромные сосульки. Борода тоже стала ледяной.

Дыхание восстановилось. Вытащил из кармана полплитки

134

шоколада, сжевал (рассыпается, как песок, и безвкусный какой-то).

Делаю схемы и зарисовки ледников, вершин и хребтов. Как обидно:

вся южная, восточная и юго-восточная сторона закрыта от вершины

огромным облачным флагом. Юго-запад тоже в туманной дымке и очень

плохо различим. Лишь северо-запад очищается от тумана и видна

грандиозная глубина, вызмеенная красивейшими и мощными ледниками, и

громады хребтов, уходящих и снижающихся вдали. Отсюда чувствуешь

всю громадную высоту пика. Все вершины, тоже немалой высоты,—

глубоко внизу. Лишь пик Корженевской «пытается подняться» до пика

Коммунизма, но все-таки значительно уступает.

Солнце не ждет и неуклонно опускается вниз. Приходится спешить.

Тревожит состояние Николая Петровича.

Последняя задача — сложить тур и вложить в него банку с запиской

— оказалась не такой простой. Вершинные плиты представляют породу

исключительно мягкую, пористую, красноватого цвета с округленными

краями. Небольших отдельных камней рядом с вершиной почти не

нашлось. Видимо, свирепствующие ветры срывают их и сбрасывают вниз.

Лишь немного отойдя от вершины, удалось найти несколько камней и

заняться не легким в этих условиях перетаскиванием их к вершинному

левому (по ходу) пику, отделенному небольшой трещиной, полуна-

полненной снегом; через трещину приходилось широко шагать, и это

утомляло еще больше. Притащив таким образом плит пять-шесть, сложил

их вокруг плоской банки и сверху покрыл наиболее крупной плитой. Кон-

чена работа!

Встал, огляделся. На туманном фоне востока тоже встала огромная

фигура. Я замахал руками — и там поднялись огромные лопасти и тоже

замахали.

Пора на спуск. Забрал альтиметр, ледоруб и не спеша полез среди

камней. Увы: то, о чем столько думал, — забыл! Забыл захватить камень с

135

вершины. И еще пожалел, что тур сложил на самом вершинном камне, его

наверняка сдует (а все из-за того, чтоб не сомневались, что до вершины

дошел). Правда, кроме записки ниже в щель заткнул обертку от шоколада,

но и она вылететь может.

На крутой гривке пришлось спускаться очень осторожно. Но слез

довольно легко и быстро. Несколько неудобней стало идти дальше, по

острому гребню. Приходилось сугубо аккуратно и не спеша ставить ноги и

прочно всаживать кошки, стараясь не зацепить о штанину, иначе полет

обеспечен.

Так, почти без отдыха, выбрался из выемки и увидел на гривке, на

месте моего подъема, фигурку Николая Петровича. Спешу к нему по

острой гривке. Один раз зацепил штанину, но удачно — хорошо

воткнутый ледоруб удержал. Сбежал с гривки, траверсирую трещину. Вот

уже скалы и встреча с Николаем Петровичем! Пожали руки, поздравили

друг друга. Он видел меня на вершине.

— А где же рюкзак? Я не нашел его, — говорит Горбунов.

— Да вот он, в трещинке, к нему и следы ведут… — Чуть не

рысью бегу к рюкзаку (досадно, сколько времени ушло, а измерения еще

не сделаны).

Достаю инструменты, планку для лейки. Николай Петрович

заряжает трясущимися руками. Замерз он очень. Щелкает фотоаппаратом,

но лейка работает явно плохо. Я беру бусоль и начинаю делать засечки.

Записываю цифры в альбом и тут же спешу сделать наброски вершины

Корженевской, западного гребня и других. Выходит коряво, трудно

сосредоточиться, но хорошо и это, потому что (как позже выяснилось)

зарисовки оказались единственными документами, характеризующими