Черный карлик - Скотт Вальтер - Страница 30

— Сегодня вечером?

— Именно, сегодня вечером, — отвечал Эллисло, — до того, как часы пробьют полночь.

— С ее согласия, надеюсь, — вмешался Маршал, — ибо предупреждаю вас обоих, джентльмены, что я не намерен наблюдать сложа руки, как совершают насилие над моей хорошенькой родственницей.

— Черт бы побрал этого дерзкого юнца, — пробормотал Эллисло про себя и затем вслух добавил:

— С ее согласия? Да за кого вы меня принимаете, Маршал, что считаете нужным вмешиваться, дабы защитить дочь от ее собственного отца? Поверь, она не имеет ничего против сэра Фредерика Лэнгли.

— Вернее, она не против того, чтобы называться лэди Лэнгли! Действительно, многие женщины рассуждали бы так же на ее месте. Прошу прощения, но это неожиданное требование и ваша уступка заставили меня почувствовать за нее тревогу.

— Меня смущает лишь внезапность предложения — сказал Эллисло. — В случае, если она откажется выполнить мою волю, может быть сэр Фредерик примет во внимание…

— Я ничего не намерен принимать во внимание, мистер Вир. Отдайте мне руку вашей дочери сегодня же вечером, или я уезжаю, пусть даже в полночь, — вот мой ультиматум.

— Я принимаю его, — сказал Эллисло, — и оставляю вас обсуждать планы наших военных приготовлений, а пока пойду подготовить дочь к столь неожиданно изменившимся обстоятельствам.

И с этими словами он вышел из комнаты.

Глава XIV

Мистер Вир, которого давняя привычка к притворству научила менять даже походку, шел по каменному коридору и затем по первому пролету лестницы, ведущей в покои мисс Вир, четким и твердым шагом человека, направляющегося по важному делу и нимало не сомневающегося в успешном его завершении.

Но как только он обогнал своих спутников и они не могли его больше слышать, шаги его стали медленными и нерешительными, что вполне соответствовало владевшим им сомнениям и страхам. Наконец он совсем остановился, пытаясь собраться с мыслями, прежде чем заговорить с дочерью.

«Кому еще приходилось сталкиваться с таким безнадежным и неразрешимым вопросом? — размышлял он. — Если разногласия нарушат сейчас наше единство, можно не сомневаться, что правительство казнит меня как главного виновника восстания. Даже если я унижусь до того, что первым признаю свое поражение, меня все равно ждет гибель. Я окончательно порвал с Рэтклифом, и с этой стороны мне нечего ожидать, кроме оскорблений и преследования.

Разоренному и обесчещенному, мне придется скитаться, не имея даже средств к существованию. Я не говорю уже о том, что лишусь богатства, — а лишь оно способно хоть как-то уравновесить бесчестье человека, которого назовут политическим ренегатом не только те, кого он покинул, но и те, на чью сторону он перешел. Об этом нечего и думать. И тем не менее что еще остается, помимо этого жалкого жребия и позорной смерти на плахе? Единственное спасение — это примириться с моими союзниками, для чего я и обещал Лэнгли, что Изабелла обвенчается с ним сегодня до полуночи, а Маршалу — что она пойдет на это без принуждения. Между мною и гибелью стоит только ее согласие выйти замуж за человека, которого она не любит, и притом настолько поспешно, что она возмутилась бы против этого, будь он даже любимым ею человеком. Мне остается уповать лишь на романтическое великодушие ее характера. Придется сгустить краски, доказывая ей необходимость уступить; впрочем, истинное положение вещей едва ли нуждается в преувеличении».

Закончив тягостные размышления об опасностях своего положения, он вошел в покои дочери, решившись всеми силами поддерживать те доводы, которые собирался ей изложить. Как бы лжив и честолюбив он ни был, он все же не настолько еще очерствел, чтобы не содрогаться при мысли о предстоявшей ему роли, о необходимости играть на чувстве послушания и привязанности к нему своей собственной дочери. Но мысль о том, что в случае успеха этой миссии его дочь всего лишь попадет в сети выгодного замужества а в случае провала его самого ждет гибель, — быстро заглушила голос совести.

Войдя в спальню мисс Вир, он увидел дочь, которая сидела у окна, подперев голову рукой. Она либо дремала, либо была погружена в такое глубокое раздумье, что не слышала шума его шагов. Напустив на себя выражение печали и сострадания, он подошел к дочери и, подсев поближе, привлек к себе внимание, нежно взяв ее за руку. При этом он не забыл сопроводить свой жест глубоким вздохом.

— Отец! — воскликнула Изабелла. Она как-то странно вздрогнула, и на лице у нее отразился скорее страх, нежели радость или нежные чувства.

— Да, Изабелла, — сказал Вир, — твой несчастный отец, который приходит в роли кающегося грешника, чтобы просить прощения у своей дочери за зло, причиненное ей от чрезмерной любви, и потом расстаться с ней навсегда.

— Сэр! Причиненное мне зло? Расстаться навсегда? Что все это значит? — недоуменно спросила мисс Вир.

— Да, Изабелла, я говорю это вполне серьезно.

Но позволь мне прежде спросить тебя, не подозреваешь ли ты, что я мог быть причастен к тому странному происшествию, которое произошло с тобой вчера утром?

— Вы, сэр? — начала Изабелла и запнулась, с одной стороны — сознавая, что он угадал ее мысли, а с другой — борясь со стыдом и страхом, которые мешали ей признаться в столь унизительном и нелепом подозрении.

— Да, да! — продолжал он. — Твое колебание выдает, что у тебя были такие мысли, и сейчас мне предстоит тяжелая задача признаться в том, что твои подозрения не были безосновательными. Но выслушай мои оправдания. Не к добру поощрял я ухаживания сэра Фредерика Лэнгли. Я считал невозможным, чтобы у тебя могли быть серьезные возражения против брака, который принесет тебе явные выгоды.

Не в добрый, час ввязался я вместе с ним в эту затею с целью вернуть изгнанного монарха и независимость нашему отечеству. Он воспользовался моей неосторожностью, моим доверием, и моя жизнь сейчас у него в руках.

— Ваша жизнь, сэр? — повторила чуть слышно Изабелла.

— Да, Изабелла, — продолжал отец, — жизнь того, кому сама ты обязана жизнью. Как только я осознал, что его безудержная страсть может толкнуть его на крайности (надо отдать ему справедливость, что если он и вел себя безрассудно, то только из чрезмерно пылкого чувства к тебе), я попытался под благовидным предлогом удалить тебя на несколько недель и таким образом выпутаться из положения, в котором очутился. В случае, если бы ты стала по-прежнему противиться этому браку, я хотел негласно отослать тебя на несколько месяцев в Париж, в монастырь твоей тетки с материнской стороны.

Но, вследствие целого ряда недоразумений, ты вернулась обратно из тайного и безопасного места, которое я предназначил для тебя в качестве временного убежища. Судьба лишила меня этого последнего выхода, и мне остается лишь благословить тебя и отослать из замка с мистером Рэтклифом, который как раз собирается уезжать. А там скоро решится и моя собственная судьба.

— Боже мой, сэр! Возможно ли это? — воскликнула Изабелла. О, зачем только меня освободили из заключения, которому вы меня подвергли! И почему вы скрыли от меня свои намерения?

— Подумай сама, Изабелла. Неужели ты хотела бы, чтобы я вызвал у тебя предубеждение против своего друга, которому я больше всего хотел угодить, и рассказывал тебе о мало похвальной настойчивости, с которой он добивается своего. Это было бы нечестно с моей стороны, тем более что я сам же обещал помогать ему. Но все это дело прошлого. Я и Маршал решили умереть как мужчины. Остается лишь отослать тебя отсюда под надежной охраной.

— Силы небесные! Неужели нет никакого исхода? — в ужасе воскликнула молодая женщина.

— Нет, дитя мое, — тихо ответил Вир, — кроме той меры, к которой ты сама не станешь советовать своему отцу прибегнуть: первым предать своих друзей.