Дневник советского школьника. Мемуары пророка из 9А - Федотов Лев Федорович - Страница 41

… И все-таки меня еще отделяет от Ленинграда бездонная пропасть! Будь у меня билет, я бы сказал, что меня отделяют от города Ленина лишь одни часы, но сейчас я этого еще не скажу.

Вечером мне звякнул Женя. Он дал мне свой адрес в Ленинграде, а потом произнес:

– Да будет тебе это не в обиду сказано, но я желаю, чтобы тебе достали билет на 31-ое, а не на 30-ое.

– Друг мой! – ответил я. – Я и сам бы желал этого, лишь бы нам покатить вместе! Но уже поздно!

– М-да… В это время завтра ты, может быть, будешь уже в поезде…

– Хотел бы я этого! – сказал я. И тут я снова, вспомнив о своей «Аиде», начал изливать ему свой восторг перед тем, что я в поезде услышу всю «Аиду»!

– Ведь это то же самое, – проговорил я, – что, если бы в вагоне заиграл расположившийся симфонический оркестр и запели бы певцы. Эффект одинаков!

– Но ты бы все же согласился, наверное, прослушать бы «Аиду» в исполнении артистов в вагоне, чем в исполнении своем собственном!

– Ты ошибаешься! Ведь «Аида» у меня будет не в моем исполнении! Ведь ни петь, ни играть я не буду! Это у меня в сознании будут звучать звуки оперы, врезавшиеся в мою голову после многих раз ее прослушивания.

– Я это понимаю, – согласился Женик, – но, а все-таки?

– Да меня чересчур прельщает мысль о проведении мною всей «Аиды» полностью, – ответил я. – Ведь я нарочно еще никогда не проводил ее всю, чтобы сочетать этот случай в моей грешной музыкальной жизни с таким замечательным моментом, как поездка в Ленинград.

– Ну, теперь мне все понятно, – сказал Евгений.

– Ну, а что же ты будешь про себя петь? – спросил я.

– Частушки! – невозмутимо ответил он.

– Вот оригинальный ответ! – восхищенно сказал я. – Да ты просто гений, Женька!

– Ну, марш из «Аиды» про себя могу промычать, – сказал он.

– Да… один только марш! А я всю оперу, все ее 4-е действия, от начала до конца. До малейшей ноты!.. Разница огромная!

– Действительно, не маленькая!

После разговора с Женькой я снова сел за географию. Около двенадцати часов ночи пришла с работы мама.

– Я, что, возьму с собою рис для Раи? – спросил я.

– Конечно, – ответила мама. – А вообще, что ты возьмешь?

Для верности я составил список того, что, бы я желал иметь при себе. В список я включил альбом, цветные карандаши, тетрадь с конспектами по географии, немецкий учебник, чтобы выполнить задание по немке (так! Изд.), которое было задано классу на каникулы, дневниковые тетради и т. д.

Я надеялся взять с собою один лишь портфель, ибо свобода движений и действий в дороге для меня дороже всего, но я убедился, что весь мой скарб далеко не уместится в нем, да и как назло мой портфель был уже кое-где разорван. Мама вытащила какой-то коричневый чемоданчик, который, правда, был велик для моего груза, но я смирился со своею участью.

Вообще я терпеть не могу брать с собою в дорогу много хламу. Один пакет или сумка, или портфель, в крайнем случае, чемодан небольшой – вот мой предел. Да и то, если бы не рис, то я бы обязательно бы взял с собою один лишь портфель! Это была бы красота! Со стороны можно было бы сказать, что, дескать, мальчишка собрался идти в школу, а не вздумал посетить другой город! Но я рад, что я ограничусь одним небольшим чемоданом; значит, я буду в дороге не стеснен своим грузом, буду сравнительно свободен! С такой поклажей будет не только не трудно, но и будет интересно даже отмахать пешком весь Невский проспект, от Московского вокзала до ул. Герцена!

30-го декабря. Уговорившись вчера вечером с мамой о том, в чем я потащу свои пожитки, я снова сел за географию и к 2-м часам окончил конспект по Румынии. Теперь я могу смело брать эту тетрадку в Ленинград. Не желая откладывать записи в дневнике на сегодня, я сейчас уселся за стол снова и только к 4-м часам окончил записи о вчерашнем дне.

В школе я сегодня чувствовал себя как на празднике; правда, я все еще сомневался в поездке. Придя из школы, я застал дома маму и Моникауса.

– Ну, как, тебе Буба звонила? – спросил я.

– Звонила.

– Ну, как с билетом?

– Завтра едешь! – с усмешкой ответила мама. Я чувствовал, что она шутит.

– И будешь ты Новый год встречать в поезде! – продолжала она.

– Да нет! Я тебя серьезно спрашиваю!

– А я тебе серьезно отвечаю!

– Ну, когда? – прямо спросил я.

– Есть билет на сегодня.

– На какой поезд?

– На часовой.

– Э-э! Это хуже! Значит, я туда приеду поздно! Он почтовый?

– Нет, скорый!

– Ну, это уже лучше! – облегченно произнес я. – Да! А место указано?

– Указано.

– Следовательно, мне нечего брать его с боем? Тем лучше!

– Сидячее оно только.

– Эка важность! Буду сидеть, да думу думать!

– Если бы ты занял верхнюю полку, то мог бы взять постель! – предложила мама.

– Ну нет! Я бы уж не стал с ней возиться. Мне на голой полке лежать спокойнее, чем воевать с простынями!!! Без них – я свободный человек! Да! А где билет?

– Он у Любы, – ответила она. – Она мне его на работу принесет!

Итак, теперь меня от Ленинграда отделяет одно лишь время. Странно, что я чувствовал себя более спокойно, чем я предполагал раньше; да это и лучше!

Около шести часов позвонил Женька.

– Ну, как билет? – спросил он.

– Есть! – ответил лаконично я. И я ему рассказал, на какой поезд он получен.

– Когда же у тебя начнется «Аида»?

– Ну, если в час поезд отходит, то около 2-х часов я могу начать. Ведь пока расположусь, пока освоюсь… А для верности я проведу сначала в виде вступления какой-нибудь марш из «Трубадура», а потом уж начну «Аиду». Примерно около 6-и часов утра она окончится.

Поговорив еще кое о чем, я сказал:

– Вот чего я не люблю, так это первые минуты встречи! Я, наверное, буду даже оттягивать время! Может быть, зайду на площадь Урицкого, полюбуюсь на Зимний, обойду Исаакий два раза, а потом лишь направлюсь к своим родственникам.

Вечером, придерживаясь своего списка, я собрал все свои вещи. Положил у чемодана пачку белых карточек для рисования (альбома подходящего у меня не было), цветные карандаши, дневниковые тетради с описаниями наших путешествий под церквушкой и летних каникул, тетрадь с конспектами и учебник по немке, сунул в дневник оконченные рисунки из серии о церкви и даже известную читателю игру «на Луну», чтобы играть иной раз в нее в обществе Норы. Мама уже умудрилась, правда, без меня напихать в чемоданчик уйму белья и прочего груза, но я решил все же на первый план поставить мои дневниковые тетради и принадлежности для рисования. Монька все время бегал за мною и твердил мне о том, чтобы я не забыл от него передать привет всем ленинградцам.

Около 9-и часов вечера пришла с работы мама.

– Ты имей в виду, – сказал я, – что мои тетради займут у меня первое место. Я еду в Ленинград не для того, чтобы носить всю эту уйму хламид, а для того, чтобы употребить все эти тетради и карандаши.

– Все устроим! – сказала она.

Я переоделся, и мама уложила все в чемоданчик. Я яростно боролся против того, чтобы мне дали на дорогу еду, но разве с такими хозяйками совладаешь?! Еду одну лишь ночь, а зачем-то пихают еду! К чему она?

Время шло… Часы показывали начало одиннадцатого! Я должен был сесть, чтобы написать о сегодняшнем дне в дневнике…

– Ты имей в виду, что я сейчас напишу о сегодняшнем дне, и ты положишь еще одну тетрадь в чемодан, – сказал я маме, – так что ты не ругайся потом!

И я сел писать. Теперь я кончаю. Часы уже показывают четверть двенадцатого. Монька уже улегся и все еще трепется, чтобы я не забыл о привете Рае, Моне, Трубадур и т. д.

Ну, хватит! Надеюсь, что завтрашняя запись моя уже будет произведена не в Москве!

Только что позвонил Женька. Он обрадовал меня тем, что билет у него уже есть на часовой поезд, отходящий в новогоднюю ночь.

– Значит, в этом году я никуда не еду! – сказал он.

– Действительно так, ты прав! Зато я, как видишь, еду за целый год до тебя, – проговорил я. – Женя! Знаешь что?