Дневник советского школьника. Мемуары пророка из 9А - Федотов Лев Федорович - Страница 26

– Он замурован. Видишь?

Действительно, пол коридора постепенно поднимался и сливался с потолком.

Во втором подвале Михикус вынул свою белую свечку и поднес спичку к ее фитилю.

– Теперь-то смело можно зажечь свечу. Уже нас никто не заметит, – сказал он. – Но, все же, давайте лучше пройдем-ка дальше, а то свет попадает на дверь.

Второй подвал был по величине почти такой же, как первый. Его мрачные кирпичные стены и потолок как-то необъяснимо давили сверху на нас, и у меня в груди было какое-то странное сдавленное чувство. Противоположная стена была сплошь завалена сломанной мебелью, а в глубине подвала стояли две подставки, на которых лежала старая пожелтевшая створка двери. Это было нечто от слесарного верстака. Воздух здесь был также сырой и имел неприятный запах гнили и еще какой-то чертовщины. Сразу же около окончания прохода, приведшего нас в этот зал, мы увидели у самого пола прямоугольную низенькую дверцу вышиной в полметра; она была прикрыта стопками спинок от сломанных стульев.

– У, у, канальи! – выругался шепотом Мишка. – Еще завалили ее этими спинками! Не было печали! Давай их отсюда принимать!

– Тсс!.. – прошептал вдруг Сало… Мы замерли. Где-то послышались близкие шаги. Прогудев над нашими головами, они замерли в отдалении. Очевидно, над нами кто-то прошел.

– Нам нужно тише разговаривать, – прошептал Мишка. – А то здесь звук очень здорово слышен. – Он прикрыл пламя свечи рукой и посмотрел в проход. Дверь на лестнице была видна, и мы старались заслонять свет, чтобы его лучи не падали на ее щели.

После этого, не проронив ни слова, мы стали осторожно обнажать дверцу от сломанных спинок. Спинки были сухие, легкие и пыльные, и мы, устроив конвейер, через минуту уже увидели подножие прямоугольной дверцы.

– Видишь, какая дверца старинная? – спросил у меня Мишка. – Вот в нее мы сейчас и пролезем.

Пролезть в нее нам было мудрено, ибо она была очень маленькой. С колотящимся сердцем я стал ждать.

– Я пойду первым, – предложил Олег. – А то мне всех трудней будет пролезать.

– Давай, – согласился я.

– Такому грузному дяде, – сказал Мишка иронически, – довольно трудно пролезть в такую дверь.

– Но мы-то ведь пролезали в нее раньше, – возразил Сало. Он нагнулся и вдруг замер в оцепенении. Где-то в темноте послышался шорох…

Мы вздрогнули.

– Тише! – прошептал Мишка, закрыв рукой пламя свечи.

Но тревога оказалась ложной. Все было спокойно! Олег осторожно взялся за дверцу и потянул… Послышался слабый писк и скрежет. Я стиснул зубы и сжал кулаки… С кряканьем и вздохами дверца отворилась, а за нею я увидел кромешную темноту. В лицо нам дунуло какой-то подозрительной сухостью.

– Я зажгу свою свечу, – сказал Олег, – и полезу с ней.

Он вытащил из кармана свою половину белой свечи и поднес ее к Мишкиной. Пламя незаметно появилось на фитиле первой, и подвал озарился лучами двух свечей.

– Будет иллюминацию устраивать, – сказал громко Сало, забыв об осторожности. – Туши свою! Нам экономить нужно!

Мы замерли от его громового голоса.

– Тише ори, дурак! – огрызнулся Мишка. – Эка орет! Услышат ведь! – Михикус дунул на свою свечу, и в зале образовался полумрак.

– Зажги свою розовую свечу, – сказал он мне. – А то Олег сейчас влезет, и мы останемся в темноте. Я полезу за ним, а ты за мной.

Я нащупал в кармане свою свечку и вынул ее. Мишка зажег спичку и поднес ее к фитилю. Моя свеча вспыхнула как раз вовремя, ибо в это время в это время Сало просунул свою руку с горящей свечой в отверстие двери и сам с кряхтением втиснулся туда. Его грузная туша заняла все пространство в открытой дверце, так что мы видели только нижнюю часть туловища и ноги, бессильно скользящие по полу.

– Тише, тише, ты, – шепнул Мишка. – Скорей!

– Да погоди… – услышали мы приглушенный голос Салика. Звук даже не имел свободного выхода в наш подвал из того коридора, в который сейчас пролезал Олег. Наконец, нам видными остались только его башмаки. Тогда Мишка потер руки и, нагнувшись, пролез в дверь. Я остался в зале один, держа горящую свечу в руке.

– Туши свою свечку, – услышал из дверцы голос Михикуса: – А потом лезь сюда за мной. Здесь у Олега свеча горит, да и я потом еще свою зажгу.

Я задул свечу, но перед тем, как присоединиться к товарищам, я оглянулся и увидел вокруг себя одну лишь жгучую темноту…

Подвал погрузился в полный мрак. Лишь узкий луч света падал на пол из открытой дверцы. Я сунул свечку в карман и, плюнув беззаботно, скрипнул дверцей и на четвереньках прополз вперед. Когда я приподнял голову, то увидел только сухие серые кирпичные стены узкого коридора и брюки Мишки, ибо он стоял во весь рост, а я еще только находился почти в лежачем положении.

– Закрой дверь, – шепнул мне Мишка. – Только как можно плотнее. Если кто из рабочих зайдет в подвал, то тогда ничего не будет заметно.

Я изогнулся, втянул нижние конечности в коридор и, взявшись за край дверцы, затворил ее. Она захрипела и с писком повернулась. Кое-как я поближе подвел ее к стене и услышал вопрос Михикуса:

– Плотно закрыл?

– Плотно, – ответил я тихо. С этими словами я напряг мускулы ног и выпрямился во весь рост. И вы знаете, друзья мои, где мы находились? Мы находились в страшно узком, но очень зато высоком проходе. Он был до того узким, что в нем мы могли стоять только боком и, повернув влево или вправо голову, иначе мы бы терлись затылками и носами о стены. Но, несмотря на то, что мы стояли там боком, мы и то терлись грудью и спиной о стены, так что, когда мы продвигались по этому переходу, то наша одежда при плотном соприкосновении со стенами издавала громкое шуршание. Вот в такой темноте мы стояли, повернувшись передом к правой стене. В этом коридоре воздух, хотя и имел какой-то удушающий запах, но был совершенно сух и не содержал той сырости, которая господствовала в подвалах. Стены были здесь кирпичные: кирпичи были древние, выцветшие, облезлые и местами покрытые легко отскакивающей старой светло-коричневой массой, которая за сотни лет успела высохнуть. Эта масса при прикосновении к ней рассыпалась на мелкие кусочки и пыль. Было время, когда стены здесь сплошь были покрыты этой замазкой, но теперь половина кирпичей совершенно обнажилась. Сердце у меня бешено колотилось, в груди давило, и от этой ужасной тесноты выработалось какое-то необъяснимое, странное, неприятное чувство. Я, стиснув зубы, кое-как выпрямился и встал передом к правой стене, повернув голову влево, т. е. в сторону Мишки и Сало, стоящих так же боком, как и я.

Мишка с большими усилиями достал свою свечу и поднес ее фитиль к пламени Олеговой свечки, и коридор озарился огнями двух свечей.

– Вот видишь, какой проход? – обратился ко мне Мишка, кое-как повернув ко мне голову, отчего его кепка, зацепившись козырьком за стены, сорвала кусочек серо-коричневой замазки и сама съехала набок. – Вот это и есть тот самый узкий ход, о котором мы тебе рассказывали. Я молча качнул головой.

– Ну, пошли, что ль? – спросил Олег.

– Давай! – ответил Михикус. И мы, шурша одеждой о стены, стали продвигаться боком вперед. Вдруг в стене, перед моими глазами, проплыло несколько высоких и узких оконцев, уходящих куда-то в темноту. Я заглянул в одно из них, но ничего не увидал. Немного отстав от спутников, я засунул туда руку и ощутил пустоту. Там, очевидно, была камера. Подавленный всем виденным, я стал нагонять товарищей. Эти жуткие подземелья как бы давили на все мое сознание, и я чувствовал себя сдавленным и стиснутым не только физически, из-за узкого коридора, но и морально. Я скосил глаза вниз и увидел, что моя одежда приобрела серый цвет, до того она была измазана стенами прохода. Мишка, продвигавшийся передо мной, и Салик, идущий впереди всех, тоже были похожи на подземных дьяволов, а не на людей.

На вид эта церковь маленькая, невзрачная, подумал я, а под собою имеет такие обширные подземелья! Очень странно!..

Не прошли мы и нескольких шагов от дверцы, как коридор под прямым углом повернул вправо и сделался еще уже прежнего. Я нахмурился и сжал кулаки. Продвигаться даже боком и то стало труднее, и теперь стены коридора касались даже наших ушей, несмотря на то, что мы держали головы боком. Мы оказались в гигантских тисках… После поворота проход опять пошел прямо.