Дневник советского школьника. Мемуары пророка из 9А - Федотов Лев Федорович - Страница 21

После уроков, когда мы спускались в парадную, я сказал Мишке:

– Вот учитель так учитель. Он и учит, и шутит.

– Да-а, – протянул Михикус. – Это нужно быть только Василием Тихоновичем, чтобы так весело, легко, понятно преподавать такой трудный предмет.

Ну, мой дорогой читатель, разве тебе не нравится наш физик? Ну, чем он плох? Разве только тем, что всегда шутит, но успевает укладывать намеченный урок точно в 45 минут? Веселый же он, дядька, право!

3 декабря. Сегодня газеты известили о договоре о дружбе, ненападении и о взаимопомощи между СССР и Финляндской демократической республикой. Вот мы уже и друзья Финляндии. По данному договору мы для общей пользы, то есть для своей же пользы и для пользы Финляндии, уже имеем возможность укрепить свои границы на Балтике и обезопасить Ленинград. Финляндия продала нам кое-какие острова и часть территории на Карельском перешейке, идя нам навстречу в нашем желании отодвинуть гос. границу от нашего славного города Ленина. Мы же дали ей часть Карелии, воссоединив кровные народы Карелии и Финляндии[50].

Таким образом, мы достигли своей цели, несмотря на желание врагов подорвать наше стремление.

Что не вышло со старым правительством Финл., то прекрасно вышло с демократической республикой. Теперь границы на Балтике укреплены, и пусть те старые глупцы грызутся на нас, это уж нам безразлично, ибо теперь-то они ничего не могут сделать. СССР выиграл, его желание исполнилось, а стремление его врагов рухнуло.

Таким образом, Финляндия ведь осталась свободной независимой страной, и мы не думаем ее присоединить к себе. Ведь факты уже налицо, а факты, как сказал т. Сталин, – упрямая вещь! Они говорят сами за себя, против них ничего не скажешь, раз они существуют. А те-то олухи еще орали, что мы собирались «захватить» территорию Финляндии. Ну, и глупцы же они! На выставке дураков они бы, бесспорно, взяли первую премию – я клянусь в этом.

Нужно было бы вам, господа, немного подождать, а уж потом кричать о мнимом захвате СССР, а вы уже заранее дерете глотки, не зная, что еще будет впереди, да и попали впросак. Поспешили, да весь мир насмешили! Захватили мы Финляндию? Присоединили ее к себе? Не дали трудовым финнам образовать свое правительство и укрепить свою независимость? Что вы теперь скажете? А кричали заранее! В таких случаях всегда следует подождать, увидеть и услышать, что будет, а потом развязывать свои органы речи! Олухи! Учить вас, по всей видимости, еще нужно!

4 декабря. Сегодня в школе у меня было какое-то праздничное настроение. Завтрашний, Конституции свободный день, уже заранее налагал на меня свою руку. Короче говоря, настроение у меня было прекрасным! Не знаю почему, но самый лучший из свободных дней в течение года, по-моему, 5-ое декабря, и я его всегда с нетерпением жду. Придя домой, я себя почувствовал первым из счастливцев во всей вселенной, ибо впереди были свободные два дня! Примерно под вечер, часов в 6-ть с работы позвонила мама. Она сказала мне, что завтра она работает утром и что вечером хочет со мной сходить к Генриетте, так как мы у нее уже давно не были.

– Ты позвони сейчас к ней и договорись, – сказала она мне.

Вот видите, как это плохо, когда человек, пишущий дневник, с самого начала не знакомит читателя с теми, кто его окружает. Вот и я сейчас именно поэтому-то и вынужден читающего смертного познакомить с тем, кого принято величать Генриеттой.

Генриетта – это наша чрезвычайно старая знакомая, которую мама знает еще по Америке. Генриетта, можно сказать, вообще-то американка, поэтому она, кроме русского, еще в совершенстве знает и английский язык, так же, как и ее муж Саша и их дочь Вайола. Генриетта – пожилая женщина, весьма добрая и гостеприимная, невысокого роста, с шевелюрой угольных волос. Саша также пожилой мужчина, веселый и простой, роста не слишком высокого – среднего, даже можно сказать. Их дочери, которая родилась в Америке, всего лишь, кажется около 10–11 лет – я это точно не знаю. Но дело в том, что скоро, а именно 18-го декабря, будет ее день рождения, и число годов, прожитых ею, мне станет известно. Это – чрезвычайно веселая девица, довольно толстенькая, румяная и упитанная, как сдобная пышка. По-русски она уже болтает так, как болтает на этом же языке любой уроженец Москвы, проживший столько же, сколько и она. Волосы у нее черные, с пробором посередине и сзади оканчивающиеся двумя небольшими косичками с бантами.

Живут они у Красных Ворот в большом сером доме, стоящим рядом с выходом метро. Квартира их расположена на верхнем этаже. Она представляет из себя агрегацию двух весьма обширных комнат, кухни, ванной, ну… и небольшого придатка, не косвенно касающегося пищеварения человека.

Комнаты их очень светлые, уютные, хорошо и красиво обставленные, в которых преобладающее большинство американских предметов мебели.

Итак, после того, как я разъединился с мамой, я достал лист бумаги и карандаш с тем расчетом, чтобы сейчас же, разговаривая с Генриеттой, записывать разговор, ибо это нужно для непосредственного знакомства читателя с нашей знакомой, еще совершенно незнакомой ему.

Вот мои записи, набросанные быстрой рукой.

Я, значит, набрал номер и вскоре услыхал голос Генриетты:

– Але!!

– Это Генриетта? – спросил я, несмотря на то, что и без того прекрасно узнал ее.

– Да. А это Лева?

– Да, я!

– Ну, что там у тебя?

– Вы завтра будете дома? – спросил я в свою очередь.

– А ты хочешь придти?

– Да, мы с мамой хотим придти к вам вечером.

– Утром вот мы идем в кино, а вечером, не знаю, может быть, в театр, не знаю точно.

– Тогда можно созвониться, – сказал я.

– А мама работает?

– Да. Она сейчас на работе.

– А завтра как?

– Завтра она работает утром.

– А придет домой когда?

– В 5-м часу.

– Хорошо, я тогда ей позвоню. Ну, а у тебя что слышно?

– Да так, все по-старому.

– Ну, ладно. До свидания. Приходите!

– Ладно, ладно, всего хорошего.

На этом наш разговор окончился.

5-го декабря. Но сегодня мы все же не смогли пойти к Генриетте. Мама достала мне билет в свой театр на новую пьесу «Брат героя»[51], и вечер мы убили на присутствие в МТЮЗе.

Утром сегодня встал довольно поздно, ибо лег вчера тоже не в ранний час. Днем мы с мамой хотели пойти к бабушке, но потом это оказалось невозможным, и мама пошла на работу, а я остался дома.

Чтобы успеть сегодня прочесть Модесту Николаевичу свой 5-й день, я решил пойти к нему как можно раньше. Я позвонил ему, и мы уговорились встретиться в 4-е часа.

Покамест я читал этот 5-й день, М. Н. расклеивал в альбоме снимки, произведенные им и М. Ив. во время плаванья по Оке, Волге, Каме и Белой. Однако ввиду ограниченного времени я не дочитал до конца, так как М. Н., узнав о том, что я иду в театр, сам поторопил меня.

Четверть седьмого мы кончили заниматься, и М. Н. сказал мне:

– Шпарь! И, гляди, не опаздывай в театр.

Я примчался домой, разгрузил портфель от нот и ввиду того, что я замешкался, то решил уже не идти пешком, а ехать на метро. Я очень боялся, что опоздаю. С быстротою молнии я очутился на ст. «Библиотека им. Ленина» и, доехав до «Охотного», пересел на поезд, идущий к «Маяковской». Выйдя на данной площади, я свернул в ул. Горького, и направился к театру. Как назло на улице толпилось много народу, и мне волей-неволей приходилось своей энергией вызывать у встречных проклятия и ругань по моему адресу. Однако я пришел вовремя.

Пьеса мне чрезвычайно понравилась. Описывать ее или излагать мое впечатление после просмотра я сейчас не буду; я советую просто-напросто каждому сходить на эту постановку, и тогда он по своему впечатлению сам догадается, какое впечатление осталось во мне.

Обратно я уже шел пешком, между тем, как мама поехала на трамвае. Москва была одета во все праздничное в честь дня Сталинской конституции. На обширной Манежной площади стояли освещенные елки, трибуны, ларьки с лакомствами и два мощных прожектора, излучавших на здание Манежа потоки ослепительных лиловатых световых потоков. В лучах их стояли две стеклянные вращающиеся тумбы, бросающие на окружающие строения оригинальные полосообразные отражения, похожие на летящих по горизонтали гигантских снежинок. Это было весьма остроумное изобретение.