Дневник советского школьника. Мемуары пророка из 9А - Федотов Лев Федорович - Страница 16

– Это правильно, – согласился М. Н. – Скромность прежде всего.

– Боже! – проговорился я. – Как я только все это запишу в дневник? Ведь я забуду все эти разговоры! Уж лучше я сразу ушел бы домой после занятий!

– Вот он зачем тут сидит!!! – вскричал М. Н. – Немного помолчав, они сказал:

– Орден – это большая награда, но ведь люди работают не для того, чтобы заиметь орден, а для того, чтобы принести себе и стране пользу.

– Это действительно правильно, – согласился я.

После этого мы попрощались, и я укатил домой.

Вечером я и мама были у Анюты. Читатель ее помнит, очевидно, еще с лета 1935 г., когда я впервые начал вести дневник. Мы тогда с нею еще проводили летние месяцы на даче в Клязьме. Да!.. В то время был вместе с нами и Саша – ее муж – мой лучший взрослый друг, которого я никогда не забуду. Я веду этот дневник, ибо он первый дал мне эту мысль, и я ему за это бесконечно благодарен…

Но я об этом лучше расскажу как-нибудь в др. время. Вообще Анюта – наша ближайшая знакомая, так же, как и раньше был Саша, и мама ее знает еще со своих заграничных поездок.

К ней я всегда люблю ходить. Ее небольшая уютная комнатка мне очень нравится, хотя в этом есть что-то и грустное; ведь эта обстановка мне напоминает Сашу… Как было б хорошо, если б Саша знал о моих теперешних интересах, о том, что я теперь так регулярно веду дневник…

Как он всегда радовался моим успехам! Он мне во многом помогал. Хорошим человеком был он… Мне очень тяжело!..

Вечер мы провели у Анюты, как всегда, мирно и спокойно, шутливо и дружески. Вообще ведь Анюта веселый человек.

Когда я бываю у нее, я всегда люблю смотреть ее фотографические альбомы со снимками и открытками, так как это мне опять напоминает былое…

Я долго всматривался в портрет Саши. Я видел прищуренные добрые глаза, небольшой рот, редкие волосы на голове и удивительно высокий большой лоб.

«Не дурак дядька был, не дурак!.. – думал я сокрушенно. – Эх! Если бы таких было людей побольше!..»

Мне тяжело об этом писать, но я думаю, что и этого вполне достаточно… Собрались мы домой уже в 12-м часу. На улице было темно и ветрено, от чего казалось еще холоднее.

Мы вышли из переулка на улице Кирова и направились к метро – Кировской станции.

– Может быть, нам поехать на троллейбусе? – подумала вслух мама.

– Давай, ведь мне безразлично, – ответил я.

В это время подошел троллейбус – совершенно пустой и мы очутились в его кузове.

Последний раз в троллейбусе я ездил этим летом, когда у нас в конце августа были Рая, Моня и «Трубадур». Мы тогда вместе ездили на Сельскохоз. выставку. Это были очень счастливые минуты моей жизни, которые я по глупости не запечатлел у себя в дневнике. Так это и исчезло без следа. Вот тогда-то летом Рая и пригласила меня на зимние каникулы к себе в Ленинград.

Я теперь жалею, что не записал их пребывание в Москве! Тогда мне казалось, что эти записи у меня будут лишние и скучные, а между тем это было все очень интересным, и я это сейчас-то уже понимаю. Но ничего, впредь я буду умней!

Я также помню, как мы все – мама, Рая, Моня, Нора и я – ездили в Мамонтовскую на дачу к Гене – родному брату Рае, а мне – брату двоюродному. И эта поездка мне также казалась недостойной для записей в дневнике, между тем как в действительности в ней можно было бы отыскать кое-что и интересное.

Я помню, как Моня меня спросил еще тогда, когда мы возвращались домой, раскачиваясь на сидениях электропоезда:

– Ну, а этот день ты напишешь в дневнике?

– Да что тут особенно интересного, – ответил я. – Ну, мы поехали туда к Гене, побыли там, подышали свежим воздухом, ну, а сейчас возвращаемся домой.

Ой! Какая это была чудовищная ошибка! Я сейчас себя очень виню за то, что не записал такие прекрасные часы в моей жизни, как пребывание у нас наших ленинградских родственников.

Ну, ничего! Вот зато, когда я поеду зимой в Ленинград, тогда я в подробности опишу все это путешествие. Я уже сейчас представляю себе купе поезда, тусклые лампы, ночную темень за окном, отражение коек в стекле и шум колес поезда, несущегося в Ленинград. Да-а! Счастливые минуты тогда будут,… но до них еще далеко.

Итак, только я очутился в троллейбусе, как мне сразу же вспомнился день, когда мы все были на выставке… Мне почему-то показалось, что это не 23 ноября, а август, конец лета, вечер, и мы все возвращаемся с выставки. Мне чудилось, что если я сейчас обернусь, то увижу около себя на сидении Раю или Моню с Норой на коленях, но это была только иллюзия… Эти воспоминания до того крепко внедрились в мой мозг, что я действительно стал верить в то, что где-то здесь рядом в троллейбусе едут с нами и наши ленинградцы. Я задумался…

Очнулся я лишь тогда, когда мы подъезжали к Малому Каменному мосту. Подходя к дому, я сказал маме о том, что обязательно напишу в дневнике о сегодняшнем вечере, и это нам опять напомнило Сашу.

– Какой хороший и умный был человек, – проговорила мама. – Всякие балбесы да пьяницы живут, и ничего, а полезные люди умирают…

Я ничего не ответил и только сжал плотнее губы…

25 ноября. Ну, сегодня, кажется, действительно наступила зима!

Я глянул в окно и увидел, как: «крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь. Его лошадка, снег почуя, плетется рысью как-нибудь. Бразды пушистые взрывая, летит кибитка удалая» и т. д. и т. д.

Ну, а в действительности я увидел побелевший двор, вся поверхность которого была покрыта ровным ослепительным снежным покровом. Ура! Кажется, зима крепко ухватилась за Москву! Да здравствует первый настоящий снег! Небо было все в тучах, но, как полагается, оно имело какой-то ослепительный блеск, как будто отражая белизну снега, лежавшего на земле-матушке.

В школу я пошел все равно без пальто, не находя нужным искать защиты от холода. Собственно говоря, мороза не было, и вообще погода стояла отличная.

27 ноября. Вчера вечером – 26-го числа – я уже находился на боковой, когда с работы пришла мама. Она вошла в комнату, завела часы и вдруг сказала:

– Уже началось.

– Что? – не понял я.

– Да с Финляндией. Они уже обстреливали нашу сторону.

Я презрительно усмехнулся.

– Дураки!.. Дура страна; вот дура! Идиоты. Честное слово, идиоты. Этот Эркко[37] их крикун… Все они дураки. Это не люди! Люди хоть думают и понимают, так как это высшие млекопитающие, а это… Эти думают, но не понимают! Это не люди! Не-ет! Куда им…

Сегодня же на географии, с презрением глядя на Финляндию, обозначенную на карте, я обратился к Петьке:

– Смотри! Вот тебе СССР, а вот Финляндия. Сравни их величины. Даже смешно подумать о том, что такая страничка собирается идти войной на такую огромную страну. Вот она! Вот тебе Финляндия, любуйся!

– Есть, но не будет, – коротко сказал Пьетро.

– Да, если она будет и впредь провоцировать, то ее может не быть больше, – согласился я[38].

Дома я узнал весьма приятное известие. Я его сейчас же записал в блокнотик с тем расчетом, чтобы не забыть и переписать потом сюда в дневник.

Из разговора по телефону мамы с Любой я узнал следующее: оказывается, Люся, сын дяди Марка, мой двоюродный брат, летом собирается приехать к нам из Николаева.

– Я получила от Люси письмо, – сказала мама Бубе. Он пишет, что получил посылку. Сахар они задержат, а летом сварят варенье, и, когда он приедет к нам на С.-Х. выставку, то привезет его.

Вот из этих самых слов я узнал все!

Хвала выставке! Из-за нее мы имеем возможность повидаться лишний раз со всеми родственниками, которые разбросаны по многочисленным городам европейской части СССР.

28-го ноября. Сегодня вечером я с большим интересом прослушал по радио передачу о Ленинградском Кировском музее. В ней рассказывалось об экспонатах музея, исповедующих о сложной и прекрасной жизни незабвенного Сергея Мироновича[39]. Очевидно, этот музей весьма ценный и интересный! Короче говоря, эта передача заставила меня призадуматься, и я решил, во что бы то ни стало, побывать в этом музее во время моей поездки в Ленинград. Нет сомнения, что я поделюсь с читателем моим впечатлением об этом показателе жизни великого революционера нашей эпохи.