Философский словарь - Конт-Спонвиль Андре - Страница 34

Минуло две тысячи лет, и Кант совершенно справедливо провозгласил ошибочность этого подхода. Слово «высшее» в выражении «высшее благо», отмечает он в «Критике практического разума», двусмысленно: оно может означать и «верховное», и «совершенное». Но даже если добродетель является «верховным условием всего того, что только может нам казаться желательным», с чем Кант согласен, она все же не может быть «полным и совершенным благом», если только не сопровождается счастьем. На самом деле, если высшее благо есть некий абсолют желаемого, оно, и это очевидно, не может мыслиться без счастья и добродетели, а желательным нам представляется сочетание или, как выражается Кант, «точная пропорция» того и другого. Именно к ее достижению стремятся и эпикурейцы (для которых счастье есть добродетель), и стоики (для которых добродетель есть счастье). Но и эпикурейцы, и стоики заблуждаются. Союз счастья и добродетели есть понятие синтетическое, а не аналитическое; счастье и добродетель суть два четко различимых концепта, сочетание которых на этой земле никому не может быть гарантировано и почти никому не дано («Критика практического разума», часть I, книга II, глава 2). Следовательно, приходится либо отказаться от идеи высшего блага, либо уверовать в Бога. Это и есть выражение духа новейшего времени, превратившего счастье в нечто недостижимое для нас.

Высший (Souverain)

Самый великий, тот, кто главнее (или должен быть главнее) всех остальных. Например, высшее благо – это такое благо, по сравнению с которым все остальные блага представляются лишь средствами для его достижения. Аристотель считал высшим благом счастье, Эпикур – удовольствие, стоики – добродетель. На самом деле высшее благо, если только оно возможно, скорее всего является сочетанием и того, и другого, и третьего.

В политическом словаре эпитет «высший» употребляется в приложении к власти, обозначая ее вершину. Высшая, или суверенная, власть – это власть законодательная, которая либо сама творит закон, либо назначает тех, кто будет творить закон. Таким является смысл слова у Гоббса: суверен – носитель общественной власти, которой все, в соответствии с общественным договором, согласились подчиниться; именно в нем состоит сущность государства («Левиафан», главы 17 и 18). Этот же смысл слова у Руссо: сувереном является само государство, поскольку оно действует («Об общественном договоре», книга 1, глава 7), и эта суверенность состоит «в общей воле», выраженной законом.

Высшая власть может принимать различные формы. В теократическом государстве это Бог или клир, в абсолютной монархии – король, при аристократической форме правления – группа лиц, при демократии – весь народ, что, конечно, предпочтительнее, хотя, вопреки Руссо, он осуществляет эту власть посредством своих представителей.

Это соответствует духу наших установлений, провозглашенных третьей статьей Конституции 1958 года: «Национальная суверенность принадлежит народу, который осуществляет ее своими представителями и путем референдума».

Впрочем, Гоббс, являвшийся сторонником абсолютной монархии, показал, что ни монархия, ни аристократическая форма правления (ни теократия, добавил бы я) не возможны без согласия народа. «Народ правит во всяком государстве», – уточняет он («О гражданине», глава XII, 8; см. также главы VII, 11). Это доказывает преимущество демократии («Демократия, – скажет позже Маркс, – есть сущность всякого государственного строя»; «К критике гегелевской философии права», I, а), но не гарантирует ее торжества. Разве мало на земле народов, не добившихся или отвергших демократическую форму правления?

В области права суверенная власть может быть только высшей и абсолютной, иначе она перестает быть суверенной. Это не значит, что в демократическом государстве народ пользуется всеми мыслимыми правами. Это значит, что народ сам определяет границу своих прав (с помощью конституции и законов) и оставляет за собой право изменять эту границу (конституция демократического государства предусматривает демократическую процедуру изменения конституции; в противном случае обладателем высшей власти стал бы не народ, а конституция, а государство из демократии превратилось бы в номократию). Вот почему никакая демократия не может служить гарантией против того, что жизнь не повернет к худшему, и история, увы, дает тому достаточно печальных примеров.

Фактически любая высшая власть относительна. Здесь мы покидаем область права и вступаем в область политики, из которой, собственно, и берет начало право. Это прекрасно понимали Макиавелли и Спиноза. Высшая власть – абстракция, и необходимость этой абстракции не делает ее менее абстрактной. Истина же заключается в том, что всегда существует несколько видов власти – конечной и ограниченной, и эти виды власти постоянно находятся во взаимном противодействии. Иными словами, реально существуют только различные силы и соотношение этих сил.

Отсюда и родилась идея разделения властей, предложенная Монтескье и подхваченная либералами. Вместе с тем реализация этой идеи ни в коей мере не отменяет ни единства высшей власти (республика остается единой и неделимой), ни изменчивости и многосторонности соотношения сил. Между двумя этими полюсами лежит идея всеобщего голосования, которое представляет собой высшую власть в действии. Она служит одновременно и мерой, и инструментом постоянного обновления соотношения сил. Никакая высшая власть не избавляет демократов от необходимости выигрывать на выборах. Тем лучше для партий и их активных членов.

Вытеснение (Refoulement)

Одно из важнейших понятий психоанализа. Вы теснение это удаление того или иного представления в область бессознательного, где оно остается заблокированным. Это происходит с целью защиты своего «я», в частности в результате конфликта между желаниями «этого» и требованиями «сверх-Я». Однако нередко бывает, что лекарство оказывается хуже болезни: вытесненное в область бессознательного представление, встречая сопротивление, деформируется и становится способным оказать дестабилизирующее влияние на сознательную жизнь человека (тогда происходит т. н. возврат вытесненного, проявляющийся в оговорках, сновидениях и симптомах). Таким образом, вытеснение, само по себе не являющееся патологией, может привести к патологии. Средством избежать этого служит не разрядка внутреннего напряжения, а психоаналитическое лечение. Противоположностью вытеснения считают не его возврат (играющий подчиненную роль), а сознательное согласие признать его существование. При этом только не следует забывать, что признание того или иного представления не обязательно означает удовлетворение выражаемого им желания. Освобождает и исцеляет не наслаждение, а истина.

Г

Габитус (Habitus)

Способ быть и действовать (предрасположенность), однако приобретенный и сохраняющийся продолжительное время. Термин, введенный в употребление Бурдье (77), используется главным образом в словаре социологов. Для них габитус это нечто вроде воплощенной идеологии, порождающей практические действия; способ быть собой и действовать так, как мы действуем, складывающийся в результате нашего включения в данное общество, структуры, расслоение, ценности и иерархические системы которого мы в себе бессознательно несем… В этом смысле каждый из нас свободно или, во всяком случае, добровольно делает то, что диктует его социально определяемое желание.

Галлюцинация (Hallucination)

Восприятие того, чего нет. Но, поскольку мы не имеем другого способа узнать, есть ли что-то, кроме его восприятия – прямого или косвенного, постольку мы не располагаем ни одним способом с абсолютной достоверностью отличить восприятие от галлюцинации, если не считать сопоставления нашего восприятия с восприятием других людей или с воспоминанием о наших прошлых восприятиях. Но даже в этом случае мы не можем быть уверены, идет ли речь о галлюцинации, которая является патологией восприятия, или о восприятии, которое является коллективной и продолжительной галлюцинацией… Доказательного решения этого вопроса не существует, да это и не так важно. То, что воспринимается всеми, входит составной частью в нашу общую реальную действительность, даже если реальной основой этой действительности служит только восприятие (Беркли). То, что воспринимаю я один, хотя мне кажется, что и другие должны воспринимать это вместе со мной, и есть галлюцинация. Это частная реальность, не осознаваемая таковой, внутренний мир, необоснованно принимаемый за нечто иное. «При пробуждении каждому человеку предстает единый и общий мир, – говорит Гераклит, – но каждый из спящих вращается в особом мире». Галлюцинация подобна сну наяву, а сон – спящей галлюцинации.