Философский словарь - Конт-Спонвиль Андре - Страница 24

Вежливость (Politesse)

«После вас, пожалуйста». Левинас (42) считает, что в этой формуле вежливости заключена вся суть морали. Почему, понятно: она выражает отказ от эгоизма и заставляет насилие уступить дорогу уважению. Вместе с тем вежливость это всего лишь вежливость – эгоизм остается непоколебимым, а уважение почти всегда притворным. Но это не столь важно, потому что насилия все равно удается избежать, и успешнее, чем в других обстоятельствах (если бы сдерживать насилие могло только искреннее уважение, легко себе представить, что творилось бы вокруг!). В этом и состоит суть вежливости – она не добродетель, но кажется добродетелью, и для общества она так же важна, как малозначительна для отдельного индивидуума. Вежливость – пример того, насколько эффективной способна быть видимость. Быть вежливым значит вести себя так, будто ты добродетелен: притворяться, что ты уважаешь окружающих («простите», «извините», «прошу вас» и т. д.), что ты испытываешь к ним интерес («Как поживаете?»), что ты чувствуешь к ним благодарность («спасибо»), что ты сострадателен («примите мои соболезнования»), милосерден («ничего страшного»), даже щедр и бескорыстен («после вас…»). Все это не так уж бесполезно. Это не такие уж пустяки. Приучая детей к вежливости, т. е. заставляя их имитировать добродетель, которой они пока не обладают, мы даем им шанс приобщиться к добродетели. А взрослые благодаря вежливости получают прощение за то, что столь мало добродетельны.

Этимология сближает термин «вежливость» (politesse) с термином «политика» (politique). Не без основания. Вежливость это искусство добрососедства, правда базирующееся на видимости, а не на реальном соотношении сил, на показном уважении, а не на искреннем компромиссе, на преодолении эгоизма с помощью хороших манер, а не на основе справедливости и права. Ален называл ее «искусством знаков» и сравнивал с грамматикой межличностных отношений. В этом искусстве истинные помыслы ничего не значат, все решает обычай. Не следует поэтому придавать вежливости чересчур важное значение, хотя еще ошибочнее думать, что без нее можно обойтись. Вежливость – видимость добродетели, ее нравственная ценность равна нулю, но ее общественная польза бесценна.

Вездесущность (Ubiquité)

Свойство присутствовать одновременно везде. Если Бог существует, вездесущность есть свойство Бога. Почему же тогда нам говорят, что Бог на небесах? Потому что здесь, в нашем мире, отвечала на этот вопрос Симона Вейль, Бог присутствует только в виде отсутствия (он здесь лишь в той мере, в какой его здесь нет). Это очень глубоко запрятанный Бог, и его вездесущность говорит нам о нем еще меньше, чем его трансцендентность.

Великодушие (Magnanimité)

Величие души. По словам Аристотеля, способность считать себя достойным великих дел и действительно быть этого достойным («Никомахова этика», книга IV, 7–9). Добродетель героев, как смиренность – добродетель святых. Древнегреческая добродетель против добродетели христианской.

Великодушие противостоит одновременно низости (или ничтожности, т. е. неспособности считать себя достойным великих свершений и в действительности таким и быть) и тщеславию (иметь с виду и на языке больше, чем в душе, т. е. верить, что ты способен на нечто такое, чего тебе никогда не добиться). Понятие великодушия довольно точно соответствует введенному Спинозой понятию acquies-centia in se ipso (внутреннее удовлетворение, трезвомыслящее довольство собой, счастливая любовь к себе): «Созерцая себя самое и свою способность к действию, душа чувствует удовольствие» («Этика», часть III, теорема 53, определение аффектов 25; см. также часть IV, теорема 52, доказательство и схолия). В то же самое время великодушие может и не сопровождаться радостным чувством, как, например, у Атоса, – тогда это уже не мудрость, но все еще добродетель.

Величественность (Majesté)

Видимое «невооруженным глазом» превосходство, вызывающее уважение и необходимость повиноваться. Не случайно Ален называл себя «врагом всякого рода величественности». Он же дал ей прекрасное определение: «Величественность есть все то, что, обладая властью, жаждет еще и уважения». Величественность хочет властвовать и над умами тоже. Вот почему она либо нелепа, либо деспотична.

Величие (Grandeur)

Количественная характеристика качества, восприни маемая как нечто положительное, иногда с подчеркнуто эмоциональной оценкой (как обратное мелочности). Выражения «величие духа» или «величие души» есть прямой перевод греческого megalopsuchia и латинского magnanimitas. Количество в данном случае расценивается как качество. «Не бывает людей с грязной душой, – говорит Ален, – есть люди, которым не хватает души».

Weltanschauung

Немецкое слово, означающее «мировоззрение». Под этим термином принято понимать нечто вроде спонтанной философии, не имеющей строгих очертаний, то есть совокупность интуитивных догадок, верований, смутных идей. Приверженцы Weltanschauung изъясняются на собственном языке, что со стороны выглядит как довольно нелепая претензия на причастность к некоему особому знанию – как будто достаточно заговорить по-немецки, чтобы стать умнее. Правда ли, что Weltanschauung – философия для бедных? Скорее уж это идеология богатых или снобов.

Вера (Foi)

Убеждение, не подкрепленное никакими доказательствами и, как всякая вера, легко обходящееся без них, заменяющее их волей, доверием или благодатью. Весьма двусмысленное, чтобы не сказать подозрительное преимущество. Верить значит доверяться кому-то и подчиняться ему. Всякая вера грешит самонадеянностью и отсутствием знания.

Вера, пишет Кант, есть убеждение, имеющее достаточное основание с субъективной стороны, и только («Критика чистого разума», «Трансцендентальное учение о методе», глава II, раздел 3). Следовательно, она годится лишь субъектам, готовым удовлетвориться собственной субъективностью. Остальным требуется сомнение, сопровождающее веру и делающее ее приемлемой.

В самом обычном смысле слово «вера» обозначает религиозное верование и все, что ему подобно. Это вера в истину как в ценность и в ценность как в истину. Верить в справедливость, например, значит не только любить справедливость, но и верить, что она существует. Верить в любовь значит не просто любить, но и возводить любовь в абсолют, который должен существовать независимо от множества наших весьма относительных «любовей». Вот почему вера главным образом связана с Богом. Именно Бог есть абсолютное средоточие ценности (которую следует любить) и истины (которую следует познавать или признавать). В то же самое время это обозначает и предел веры: если бы мы познали Бога, нам не было бы нужды в него верить.

Вера связана также и с будущим. Она являет собой нечто вроде метафизической утопии: надежда выдумывает себе объект и с его помощью преобразуется в истину. Как писал Кант, это означает верить, «что что-то есть… потому что что-то должно случиться». Это искреннее заблуждение и есть религия.

Веру питает только незнание о своем объекте. «Поэтому мне пришлось ограничить знание, – признает все тот же Кант, – чтобы освободить место вере» («Критика чистого разума», Предисловие ко 2-му изд.). На протяжении последних 25 столетий ученые занимаются как раз обратным.

Veritas

Латинское слово, обозначающее истину. Широко использовалось схоластами наряду с греческим словом aletheia. После Хайдеггера оба термина употребляются для обозначения различных пониманий истины. Veritas – это точное соответствие между мыслимым и реальным; aletheia – раскрытость самого бытия (внутренне присущая вещи истинность, вне зависимости от познания этой вещи; я бы назвал ее безмолвной истиной вещи). Итак, aletheia принадлежит бытию и молчанию; veritas – мышлению и речи. Исходя из этого многие заметят, что aletheia – не столько истина, сколько реальность. Но если бы реальность не была изначально истинной, что мы могли бы о ней помыслить?