Почтамт - Буковски Чарльз - Страница 19

– 6-я лошадь, – сказал я Ви.

– Не-а, она вылетит, – ответила та.

– Ага, – сказал я, пошел и поставил 10 на победителя, на 6-ю.

6-я взяла форы от самых ворот, впритирку прошла заграждение на первом повороте, а потом под легким поводом ушла вперед на корпус с четвертью на обратном отрезке. Вся стая – за ней. Они думали, что 6-я поведет их на повороте, затем откроется на начале отрезка, и тут они наступят ей на пятки.

Стандартная процедура. Но тренер дал парню совершенно другие инструкции. В начале поворота парень отпустил тетиву, и лошадь прыгнула вперед. Другие жокеи не успели еще и в седла сесть, а 6-я уже гнала на четыре корпуса впереди. В начале отрезка парень дал лошадке чуть-чуть продышаться, оглянулся, а затем снова вжарил. Я выглядел неплохо. Тут фаворит, 9/5, оторвался от стаи – ну и двигался же этот сукин сын. Корпуса просто пожирал, гнал и гнал вперед. Похоже было, что он собирался так и мою лошадку проскочить. Фаворитом была 2-я лошадь.

На середине отрезка 2-я отставала от 6-й всего на полкорпуса, и тут парень на 6-й пустил в дело хлыст. А мальчонка на 2-й пустил его в ход уже давно.

Так они и прошли остаток отрезка, в полкорпусе друг от друга, так и пришли к финишу. Я посмотрел на табло. Моя лошадь поднялась до 8 к 1.

Мы снова пошли в бар.

– Самая лучшая лошадь этот заезд не выиграла, – сказала Ви.

– А мне все равно, кто лучший. Мне нужен только передний номер. Заказывай.

Мы заказали.

– Ладно, грамотей. Посмотрим, как ты следующую получишь.

– Говорю же тебе, крошка, я после похорон – сам дьявол.

Она прислонила ко мне всю эту свою ногу с грудью. Я пригубил скотча и развернул Форму. Третий заезд.

Я просмотрел весь список. В тот день они собирались просто прикончить толпу.

Ранняя нога только что выиграла, поэтому теперь толпа просекла, какая лошадь скоростная, и плевать хотела на остальных бегунов на отрезке. Памяти у толпы хватает только на один заезд. Отчасти это вызвано 25-минутным перерывом между ними. Они умеют думать только о том, что только что произошло.

Третий заезд был на 6 фарлонгов. Теперь скоростная лошадь, ранняя нога, стала фаворитом. Она на волосок проиграла свой последний заезд на семь фарлонгов, держась впереди весь отрезок и сдав только в последнем рывке. 8 лошадь была замыкающей. Она закончила третьей, в полутора корпусах позади фаворита, замыкая два корпуса на отрезке. Толпа прикинула, что если 8-я не нагнала фаворита на семи фарлонгах, то как, к чертям собачьим, она сможет нагнать его, если фарлонгов будет на один меньше? Толпа всегда уходила домой, продувшись в пух и прах. Лошади, выигравшей заезд на семь фарлонгов, в сегодняшних скачках не было.

– Это 8-я лошадь, – сказал я Ви.

– Слишком короткое расстояние. Она никогда не разгонится, – ответила Ви.

8-я лошадь стояла 6-й на линии и шла как 9.

Я забрал выигрыш с предыдущего заезда, поставил 10 на победителя на 8-ю лошадь. Если ставишь слишком тяжело, твоя лошадь проиграет. Или сам передумаешь и слезешь со своей лошади. А десять на победителя – славная удобная ставка.

Фаворит выглядел хорошо. Он вышел из ворот первым, прижался к ограде и оторвался на два корпуса. 8-я бежала широко, предпоследней, постепенно тоже приближаясь к ограде. В начале отрезка фаворит по-прежнему выглядел хорошо.

Паренек взялся за 8-ю лошадь, которая теперь шла пятой, широко, дал ей попробовать хлыста. Тут фаворит начал мельчить шаг. Он сделал первую четверть за 22 и 4/5, но и на середине отрезка фора в два корпуса у него по-прежнему оставалась. И тут 8-я лошадь просто пронеслась мимо, с ветерком – и выиграла два с половиной корпуса. Я посмотрел на табло. Там по-прежнему значилось 9 к 1.

Мы вернулись в бар. Ви по-настоящему возлегла на меня всем телом.

Я выиграл три из последних пяти заездов. В те годы заездов было всего восемь вместо девяти. Как бы то ни было, и восьми на один день хватит. Я купил парочку сигар, и мы сели ко мне в машину. Ви приехала сюда на автобусе. Я остановился за квинтой, потом мы поехали ко мне.

12

Ви огляделась.

– И что такой парень, как ты, делает в таком месте?

– Об этом меня все девки спрашивают.

– Крысиная дыра у тебя тут.

– Не дает зазнаться.

– Поехали ко мне.

– Поехали.

Мы влезли в машину, и она сказала мне, где живет. Мы остановились купить пару больших бифштексов, овощей, фигни для салата, картошки, хлеба и еще выпить.

В вестибюле ее многоквартирного дома висела табличка:

ГРОМКИЙ ШУМ ИЛИ БЕСПОКОЙСТВО

ЛЮБОГО РОДА ВОСПРЕЩАЮТСЯ.

ТЕЛЕВИЗОРЫ ДОЛЖНЫ БЫТЬ ВЫКЛЮЧЕНЫ В 22.00.

ЗДЕСЬ ЖИВУТ РАБОЧИЕ ЛЮДИ.

Большая табличка, красной краской.

– Мне нравится эта часть, про телевизоры, – сказал я ей.

Мы поднялись на лифте. У нее действительно была славная квартирка. Я внес пакеты в кухню, нашел два стакана, разлил на двоих.

– Вытаскивай барахло. Я сейчас вернусь.

Я вытащил барахло, разложил его в раковине. Выпил еще. Вернулась Ви. Вся прикинутая. Сережки, высокие каблуки, коротенькая юбка. Нормально выглядела.

Коренастая. Но хорошая задница и бедра, груди. Крутая кобылка.

– Здрасьте, – сказал я, – я – приятель Ви. Она сказала, что сейчас вернется. Выпить хотите?

Она рассмеялась, и тут я сграбастал все это большое тело и вправил ей поцелуй. Ее губы были холодны, как алмазы, но на вкус хороши.

– Я проголодалась, – сказала она. – Давай приготовлю!

– Я тоже проголодался. Я съем тебя!

Она засмеялась. Я коротко поцеловал ее, прихватив за жопу. Потом вышел в переднюю комнату со стаканом в руке, сел, вытянул ноги, вздохнул.

Я мог бы здесь остаться, подумал я, деньги зарабатывать на скачках, а она будет нянчиться со мной в плохие минуты, втирать мне масло в мослы, готовить для меня, разговаривать со мной, ложиться со мною в постель. Конечно, ссоры будут всегда. Такова природа Женщины. Им нравится взаимный обмен грязным бельем, чуточку ора, немного драматизма. Затем – обмен заверениями. У меня обмен заверениями получался не очень хорошо.

Я начал улетать. В уме я уже переехал.

У Ви все кипело. Она вышла со своим стаканом, села мне на колени, поцеловала, вложив язык мне в рот. Мой хуй напрягся и уперся ей в твердую задницу. Я сжал ее в горсти. Стиснул.

– Я хочу тебе кое-что показать, – сказала она.

– Я знаю, что хочешь, но давай подождем с часик после обеда.

– О, я не это имею в виду.

Я дотянулся и дал ей языка.

Ви слезла с колен.

– Нет, я хочу показать тебе фотографию мой дочери. Она в Детройте с моей мамой. Но приедет сюда Осенью в школу.

– Сколько ей?

– Шесть.

– А отец?

– Я развелась с Роем. Сукин сын никуда не годился. Только кирял, да на скачках играл.

– О?

Она вынесла фотографию, вложила мне в руку. Я попытался что-нибудь там различить. Фон был темным.

– Слушай, Ви, она очень черная! Черт, у тебя что, соображения не хватило сфотографировать ее на светлом фоне?

– Это у нее от отца. Черный доминирует.

– Ага, оно и видно.

– Это снимала моя мама.

– Я уверен, что у тебя хорошая дочь.

– Да, она очень хорошая, в самом деле.

Ви поставила фотографию на место и ушла в кухню.

Вечное фото! Женщины с их фотографиями. Одно и то же, снова и снова. Ви стояла в дверях кухни.

– Не пей слишком много! Ты знаешь, что нам предстоит!

– Не волнуйся, малышка, у меня для тебя кое-что есть. А пока принеси-ка мне выпить! У меня был трудный день. Половину скотча, половину воды.

– Сам себе наливай, крутой нашелся.

Я вертанулся в кресле, включил телик.

– Если хочешь еще один хороший день на скачках, женщина, то лучше принеси мистеру Крутому выпить. И немедленно!

Ви, наконец, поставила на мою лошадь в последнем заезде. Ставка была 5/1 на лошадь, которая не показывала приличных результатов уже два года. Я поставил на нее просто потому, что шло 5/1, когда надо было 20. Лошадь выиграла 6 корпусов, без напряга. Они эту крошку нашпиговали от сраки до ноздрей.