Рыцарь и его враги - Вейсберг Юрий И. - Страница 17

— Заклинаю адом и всеми его созданиями, копытами и рогами, дай каждому крестьянину по…

Фенвик завизжал:

— НЕТ! Я СОГЛАСЕН! ПРИНЦЕССЫ УЖЕ ДОМА! ТОЛЬКО ПРЕКРАТИ ЗАКЛИНАНИЕ НАСЧЕТ КОРОВ!

Чалмерс закрыл глаза и вызвал бланк своего счета, и в нем — но не в колонке «Приход» — и не в колонке «Расход», а в новой, третьей колонке — он прочитал: «Спас трех девственных принцесс из кругов адских». Сумма, проставленная в третьей колонке, была почти равна общей итоговой сумме за все его прочие заклинания. От него не ускользнуло, что эта запись, казалось, сверкала и перемещалась по бланку счета.

— «Странно», — подумал он.

— Что ж, из этого, как я полагаю, следует, что Терезе не видать коровы, — сказал Санчо. — Да я и не удивляюсь. Благодеяния богатых всегда оборачиваются проклятием для бедняков.

— Нам надо идти, — вдруг произнес Дон Кихот.

— А что случилось, ваша милость? — спросил Санчо.

— Я вновь чувствую присутствие этого дьявола Маламброзо, а с ним и Флоримель. Нам туда. — И он указал рукой вперед на дорогу, по которой четверо путешественников шли прежде.

Скакавшие галопом путешественники решили дать отдых лошадям и остановились на поляне, в четырехстах ярдах от которой, за рвом с перекинутым подъемным мостом, возвышался огромный замок. Чалмерс и Ши ехали рядом и сейчас молча сидели в седлах, рассматривая громадное строение.

— Похоже, построен сарацинами, вероятно, в двенадцатом столетии, — сказал Чалмерс. Старший психолог потирал руки, и от Ши не ускользнуло довольное выражение его лица. Чалмерс обратил внимание Ши на круглые углубления, проделанные в арке ворот. — Посмотрите-ка вон туда, это что — навесные бойницы? Во время боя защитники замка могут выливать через них кипящее масло на головы нападающих.

Ши бросил рассеянный взгляд на углубления.

— Занятно, — сказал он.

Чалмерс не обратил внимания на иронический тон коллеги.

— А ведь, согласитесь, это шедевр архитектуры.

Ши как ни старался, но не способен был восхититься архитектурой навесных башнен в сарацинском стиле. Дом, который не нужно было бы защищать с помощью кипящего масла и силы оружия и где они с Бельфебой и их будущими детьми могли бы жить в мире и покое, казался ему более привлекательным и очень-очень далеким… Внезапно им овладела страшная тоска по дому.

Дон Кихот подвел их к воротам, где одетый в кольчугу страж в сверкающем шлеме, заметив их, перегнулся через стену, из-за которой доносились музыка и нестройные выкрики, свойственные веселой пирушке. На вершинах всех башен развевались яркие знамена, ворота и окна также были украшены флагами. Страж, придав лицу радушное выражение, приветствовал рыцаря и его спутников с дружелюбной веселостью подвыпившего человека.

— Хи-и-и, Дон Кихот Ламанчский… с друзьями. Добро пожаловать в замок дона Тибона де Салазара. Не угодно ли вам будет войти?

— Угодно, — строго сказал Дон Кихот. — Но сначала мне угодно было бы знать, что это за праздник, во время которого страж находится на посту в пьяном виде, а ворота раскрыты настежь?

— Да я и не пьяный, — стал оправдываться страж, а потом пояснил доверительным тоном: — Ну, может, слегка, ведь наши принцессы сегодня прибыли домой. Какой-то чародей похитил их, и мы думали, что уже никогда больше их не увидим, но вдруг они появились в облаке ярко-красного дыма. Поэтому, — заключил он, победно улыбаясь, — у нас сегодня торжество. Причем очень неплохое, к тому же. Пропасть всякой еды, море разного вина, а позже будет говорящая обезьяна и кукольное представление. Заходите. — Он выпрямился, стоя над стеной, и помахал рукой, подавая знак стражникам, стоявшим за подъемным мостом. — Я прикажу страже объявить о вашем прибытии.

Ши, Чалмерс, Санчо и Дон Кихот проехали по подъемному мосту и через караульную башню попали во внутренний двор, заполненный людьми, которые плясали, пели и пили за здравие своего господина и его неожиданно вернувшихся дочерей; скрипачи и гитаристы извлекали из своих инструментов развеселые мелодии; молодые черноглазые цыганки в ярких развевавшихся юбках трещали кастаньетами и кружились, громко стуча каблуками. Вдоль внутренней стены полные пожилые крестьяне обносили гостей кусками жареной говядины, ломтями сыра, жареной бараниной, дичыо и рыбой. Слуги в ливреях разливали свежее красное вино по кружкам простолюдинов, а более дорогим и выдержанным вином наполняли кубки знатных людей. Ши и Чалмерса, которых Дон Кихот представил как рыцарей из далеких стран, потчевали лучшей едой и лучшим вином.

Хозяина замка, дона Тибона де Салазара, оповестили о том, что Дон Кихот почтил личным присутствием устроенное им празднество. Хозяин вышел поприветствовать гостя. Он был невысок, и вид его говорил о том, что он хорошо поел, а по его лицу разливался такой же румянец, следствие алкоголя, который Ши только что видел на лице замкового стража.

— Благородный рыцарь, — радостно вскричал он, заключая одетого в доспехи Дон Кихота в столь крепкие объятия, на какие был способен, и целуя его в обе щеки. — Вы слышали про моих дочерей? Как любезно с вашей стороны не пройти мимо моего замка! Прошу вас, заходите во внутренние покои: там нет этой несносной жары.

Дон Кихот улыбнулся.

— Мы втроем, сэр Рид де Чалм ер о, сэр Джеральдо де Ши и я, Дон Кихот Ламанчский, вызволили ваших дочерей из ада. Сэр Ши-рыцарь, а сэр Чалмерс, — он указал на психолога, — добрый волшебник.

— Как, значит?.. — Низкорослый дон Салазар уставился на Чалмерса широко раскрытыми глазами. Он нервно улыбнулся и непроизвольно отступил назад. — Добрый волшебник, ну и ну! — Затем перевел взгляд, снова ставший доверчивым, на Дон Кихота. — Но ведь все-таки это вы спасли моих дочерей? Они не знают, как их спасли. Единственное, что им известно, так это то, что этих дьяволов, которые удерживали их, внезапно соблазнили чем-то, а в это время девочек похитили и в мгновение ока доставили сюда. Он засмеялся. — Входите, да входите же и расскажите нам всю эту историю.

Празднество все продолжалось, и казалось, что конца ему не будет. Ши вдруг поймал себя на мысли, что уже в который раз рассказывает историю о спасении принцесс, причем каждое ее повторение сопровождалось обильными возлияниями по случаю счастливого исхода. День уже стал сменяться ночью, а он, не переставая ублажать себя вином и едой, в изобилии подаваемыми по велению щедрого хозяина, начал ощущать внутреннюю теплоту и душевную легкость. От него не ускользнуло, что речи гостей стали более остроумными, а шутки — более забавными. Прекрасное празднество, подумал он, в особенности потому, что ему случилось стать одним из героев, в честь которых оно и было устроено.

Когда начались вечерние развлечения, он обнаружил себя садящим рядом с хозяином замка в центре первого ряда перед специально сооруженной сценой. Чалмерс, Дон Кихот и принцессы, одинаково маленькие, пухленькие и смешливые, уселись, заняв остальные кресла первого ряда.

Слуга в ливрее поднялся на сцену, поклонился и объявил:

— Господин Петер и говорящая обезьяна, которой известно все, что было в прошлом, и все, что происходит в настоящем.

Человек, поднявшийся на сцену вслед за слугой, был на редкость безобразен. Длинный нос господина Петера был так сильно загнут вниз, что казалось, будто его хозяин, старается дотянуться кончиком до середины своего острого подбородка. На спине его был горб, а на голове — копна седых волос, сальными прядями спадавших на плечи. Его обезьяна, огромная облезлая шимпанзе с глупо оскаленной мордой, ковыляла рядом с ним. Шимпанзе взмахом руки приветствовала собравшихся в зале, а они в ответ затопали ногами и засвистели.

Дон Тибон де Салазар склонился к Ши и зашептал ему на ухо:

— Вопросы следует задавать обезьяне, а она шепчет ответы на ухо хозяину. Это по всем статьям — великая обезьяна, а господин Петер — богач, поскольку владеет кукольным театром и обезьяной.

Господин Петер уселся на низкий табурет и положил руку на плечо обезьяны. Его глаза, мелкие как бусинки, бегали из одного угла зала в другой, а затем напряженный взгляд горбуна остановился на принцессах и их спасителях.