Драконовы сны - Скирюк Дмитрий Игоревич - Страница 15

— Так значит, говоришь, просто так набросилась?

— Собака-то? Ну, да. Сижу я, значит, никого не трогаю, а тут она как выскочит, жаровню опрокинула… Слышь, Лис, а струмент-то, струмент-то мой где?

— Бросили. Не до того было.

— Как не до того? Как это не до того? А, черт… — Бликса суматошно подскочил на кровати и, сраженный болью, повалился на подушки. Закусил губу. — Куда ж я без него-то?

— Что-нибудь придумаем, — сказал Жуга и встал. — Короче, так. Лежи смирно, если что — кричи, я накажу, чтоб мальчишка поблизости был. Тил его звать. Он же тебе и ноги перевяжет. Руку не трогай — сжег ты руку. Ею я потом займусь.

И с этими словами травник вышел вон, ибо на улице уже скрипели колеса Марковской бочки.

— Эй, вы! Алхимики чертовы! Отравители посиневшие! — вопил в своей обычной манере водовоз, катя на них бочку меж разобранных завалов. — Воду брать сегодня будете, или как? Ой, мать! Это чего тут у вас?

Упавший тополь перекрыл почти что весь проезд, дверь дома едва открывалась. Лошадь Марка с меланхолическим спокойствием остановилась у поверженного дерева и дальше идти не намеревалась. Травник мимоходом сделал в памяти пометку нанять кого-нибудь, чтоб разрубили тополь на дрова или хотя бы оттащили прочь. Пока Марк, ругаясь и пыхтя, таскал воду в дом, Жуга наставлял Телли, как ухаживать в его отсутствие за раненым.

— Возьмешь свежих бинтов и тысячелистника — вон ту зеленую кашу в банке, видишь? Смажешь ею раны, перевяжешь наново. Смотри, чтобы узлом не закрутило. Туго тоже не завязывай — не бегать, не слетит… Так. Что еще? А, да. Старые бинты — в бадью и замочи. Только воду в ней не грей, а то кровь не отстирается. Все понял?

— Все, — кивнул тот. Помедлил, и все-таки задал вопрос, который, похоже, не давал ему покоя всю ночь. — Слышь, Жуга, а этот парень что, так и будет теперь с нитками в ноге ходить?

— Выдернем потом.

— А ловко ты вчера его! Научишь меня одной рукой узлы вязать?

— Научу.

— А ты куда?

— А у меня дела. Я вечером вернусь. Дверь никому не открывай. И Рудольфу скажи, чтоб не открывал.

— А дверь-то чего?

— На всякий случай.

В надежде узнать хоть что-то о событиях вчерашней ночи, Жуга вознамерился пройтись по кабакам. Начать решил с «Сухого вяза», о чем вскоре пожалел — публика там собиралась важная, богатая и большей частью не из местных. Кто и кого задрал на улице, их интересовало меньше всего. Разговоры промеж них шли все больше про рыбу, про цены на рынке, про мародеров на дорогах и домашние дела. На рыжего нескладного парня в простецком кожухе и мятых штанах, заляпанных, вдобавок, чем-то подозрительно бурым, посматривали косо. Без толку просидев пять менок, травник направился в «Синего дракона», а оттуда — в «Башмаки».

— А, здорово, рыжий! — Томас улыбнулся. На Жугу повеяло чесночным перегаром. — Давно тебя не видно было. Как делишки?

— Помаленьку.

— Выпьешь?

— Маленькую кружку.

Корчмарь склонился над бочонком.

— Слыхал я, будто лавку ты держишь теперь?

— Угу.

— И то, — одобрил Томас. — А чем торгуешь?

— Травами лечу.

— Эва! А случаем, не у Рудольфа?

— У него.

Кабатчик звонко шлепнул себя по лысине:

— Так стал'быть, ты и есть тот соломенный Лис! А я-то гадал, кто такой…

— Какой еще, к черту, соломенный Лис? — ответил травник раздраженно. — Жуга меня зовут!

— А, это да, оно, конечно, — закивал согласно Томас. — Да только если люди так зовут, чего с меня-то взять…

Жуга помедлил и наконец решился.

— Слышь, Томас, может, ты слыхал краем уха… Что за псина бегает по городу? Большая, черная. Парня одного вчера погрызла ночью, ко мне его принесли.

— Это Бликсу-то? — насторожился кабатчик. — Как же, слыхал. А что он, жив? — Жуга кивнул. — Ну, стал'быть, повезло. — Он помедлил. Сгреб со стойки пустую кружку. — Вот что, рыжий, знаешь, что… Я в эти, ваши с Рудольфом игры не играю. Сами натворили делов, так теперь свой зад и подставляйте, а меня не трожь, мое дело честное, я пивом торгую. Еще налить?

— Не надо, — Жуга помолчал и полез в кошель. — Сколько я тебе должен?

— Свои люди, сочтемся…

Как назло, у травника остался только талер. Томас высыпал на стойку горку медной мелочи, которую Жуга, не пересчитывая, скопом сгреб в кошель и двинулся к двери.

— Спасибо за пиво.

— Не за что. Поосторожней там с собаками своими.

Жуга остановился, будто ему вдруг выстрелили в спину. Обернулся медленно.

— Их… Не одна?

— Не притворяйся дурачком, рыжий.

— Я не вызывал этих тварей, Томас.

Кабатчик криво усмехнулся. Поднял взгляд.

— А кто?

К тому часу, когда Жуга добрался в своих поисках до «Красного петуха», уже начинало темнеть. Сегодня на постоялом дворе было людно. В кабаке, соответственно, тоже кучковался народ. Травник уже в который раз за день заказал пива, подождал, пока парень за стойкой не наполнил кружку и достал из кармана монетку покрупней. Покрутил ее в пальцах.

— Лудильщика Бликсу знаешь? — спросил он. Парень кивнул. — Вчера его собака задрала. Не насмерть, правда…

Судя по тому, как равнодушно тот пожал плечами, Жуга решил, что для него это уже не новость. Он помедлил.

— Ты что-нибудь слыхал об этом?

Парень, не ответив, бросил на травника сердитый взгляд и хмуро принялся протирать кружки грязноватым полотенцем.

— Может быть, ты что-нибудь еще слышал о собаках? — опять не получив ответа, травник подтолкнул к нему монетку. — Это очень важно для меня. Я мог бы заплатить…

Парень отставил кружку, повесил полотенце на плечо и щелчком отбросил монетку обратно.

— Отстань от него, — чья-то широкая ладонь легла травнику на плечо. Жуга обернулся. За спиной стоял Вальтер — хозяин «Красного петуха».

— Оставь Пауля в покое, — повторил кабатчик, — он ничего тебе не скажет. Он немой. Все слышит, но не говорит.

Травник невольно растерялся и замешкался с ответом.

— Что ж он не сказал… — неловко начал он и сбился. — А, черт… Ну, все равно, мог бы показать хоть как-нибудь.

— Он не любит, когда ему напоминают, — Вальтер покосился на монетку, прилипшую к стойке, и потер ладонью шрам на подбородке. Поднял взгляд на травника. — Чего ты тут вынюхиваешь, Лис?

Жуга неторопливо глотнул из кружки.

— Это из-за тебя меня прозвали соломенным? — спросил он вместо ответа.

— Да. Из-за меня, — отрезал тот. — Еще вопросы будут?

— Будут.

— На кого работаешь, рыжий? — хозяин постоялого двора прищурился.

— Ошибаешься, Вальтер, — Жуга покачал головой, — я не сыскарь.

— Оно и видно, — буркнул тот. — У сыскарей и кругляшки будут покрупней и осведомители получше. И уж они-то прекрасно знают, что разливала в «Красном петухе» не из болтливых… Ну что, так и будешь стоять и хвост мне крутить? Говори, чего надо или пей свое пиво и выметайся. А можешь и то и другое и третье.

— Ты знаешь, что Бликса вчера чуть не сдох?

— Одним дураком больше, одним меньше, какая разница?

— А такая, — Жугу помаленьку начала разбирать нездоровая злость, — что следующим дураком вполне можешь оказаться ты, понял?

— Да что ты? — усмехнулся тот. — Ой, боюсь, ой, напугал! А ты, я гляжу, наглый, даром, что соломенный… — он сделал знак вышибалам оставаться на месте. — Ну, допустим, понял. Дальше что?

— Меня интересует все, что касается этих собак.

— Все?

— Все. Любые сплетни.

— Ну так и спрашивай у своего Рудольфа! — рявкнул Вальтер, наливаясь кровью. Громилы у дверей пришли в движение. Жуга почувствовал, что вновь коса нашла на камень: о загадочных собаках никто из горожан не знал, а если и знал, то не хотел говорить. Как ни крути, все упиралось в Рудольфа, а Рудольф молчал. Молчал, несмотря на гибель жены и дочери и добровольное десятилетнее затворничество. Тоже не знал? Или…

Или — что?

В этот момент дверь корчмы вновь открылась, пропуская троих человек, одетых в одинаковые синие полукафтаны службы городского магистрата. Один держал в руке очиненное перо и свиток желтоватого пергамента с печатью на малиновом шнурке, второй был стражник при оружии, а третий просто шел без ничего, зато щеголял в черных и лоснящихся, отменной выделки, скрипящих кожаных штанах. Кабатчик сплюнул и переменился в лице.