Обреченные на победу - Скальци Джон - Страница 18

– А что всё-таки означает эта ваша «всесторонняя перестройка»? – продолжал допытываться я.

– Она означает, что, когда она будет совершена, вы будете удивляться, с какой это стати вас могло волновать какое-то жалкое раковое пятнышко на яичке, – непонятно объяснил доктор. – Это я вам обещаю. А теперь нам осталось сделать всего лишь одну вещь. Приподнимите голову, пожалуйста.

Я повиновался. Доктор Расселл наклонился и надвинул пугавшую меня чашу, прикреплённую к механической руке, мне на голову.

– В течение следующих нескольких дней для нас будет важно получать хорошую картину вашей мозговой деятельности, – сказал он, отступая назад. – Чтобы обеспечить это, я сейчас внедрю в ваш череп множество датчиков.

Говоря это, он водил пальцами по своему экрану, который опять отвернул от меня, я же наблюдал за его действиями с нарастающим недоверием. С негромким чавкающим звуком чаша прижалась вплотную к моему черепу.

– Как вы это сделаете? – спросил я.

– Ну… Прямо сейчас вы, вероятно, чувствуете своим скальпом и в районе основания черепа лёгкую щекотку. Это происходит позиционирование инжекторов. Они похожи на небольшие иглы для инъекций, и через них будут вводиться датчики. Сами датчики очень малы, зато их много. Приблизительно тысяч двадцать, чуть больше или чуть меньше. Не волнуйтесь, они самостерилизующиеся.

– А это будет больно?

– Не так… – произнёс доктор и ткнул одним пальцем в экран своей ЭЗК.

Двадцать тысяч микродатчиков врубились в мой череп. Вероятно, точно такую же боль я почувствовал бы от одновременных ударов по голове обухами четырёх топоров.

– Будьте вы прокляты!

Я попытался схватиться за голову, но мои руки упёрлись в дверцу саркофага.

– Сукин сын, – заорал я. – Вы же сказали, что больно не будет!

– Я сказал: «Не так, чтобы очень», – поправил меня доктор Расселл.

– По сравнению с чем? С тем, что бывает, когда на голову наступит слон?

– Не так, как бывает, пока датчики соединяются друг с другом, – соизволил ответить доктор Расселл. – Зато есть и приятная для вас новость: как только они соединятся, боль прекратится. А теперь потерпите. Это займёт примерно минуту.

Он снова склонился к ЭЗК. Мой череп начали буравить самое меньшее восемьдесят тысяч иголок.

Ещё никогда в жизни мне так не хотелось избить своего врача.

– Не знаю, не знаю, – задумчиво произнёс Гарри. – Лично мне кажется, что это интересное мнение.

Он почёсывал голову, которая, как и у всех нас, теперь сделалась пепельно-седой из-за того, что в ней сидели двадцать тысяч подкожных датчиков, наблюдавших за деятельностью мозга.

Группа, собравшаяся за завтраком, воссоединилась во время ленча, к тому же усиленная Джесси и её соседкой Мэгги. Гарри объявил, что мы теперь представляем собой официальный клуб под названием «Старые пердуны», и потребовал немедленно начать кидаться едой в сидевших за соседним столом. Его предложение было провалено в немалой степени усилиями Томаса, который заметил, что любой кусок еды, брошенный в соседей, уже невозможно съесть, а ведь ленч был ещё лучше, чем завтрак, если такое вообще возможно.

– И это очень, очень хорошо, – добавил Томас. – После той небольшой инъекции в мозг, которую мне сделали утром, я так перепугался, что почти не мог есть.

– Не могу представить себе такого, – откликнулась Сьюзен.

– Я сказал: «Почти». Но вот о чём я по-настоящему жалею, так это о том, что у меня дома не было одного из таких гробов. Тогда я смог бы на восемьдесят процентов сократить время приёма. Гораздо больше оставалось бы на гольф.

– Ваша преданность пациентам прямо-таки потрясает, – съязвила Джесси.

– Пф-ф-ф, – фыркнул Томас. – Я играл в гольф как раз с большинством из них. Им всем эта штука очень понравилась бы. И хотя мне больно в этом признаваться, я должен сказать, что она позволила моему доктору провести гораздо лучшее обследование, чем это когда-либо удавалось мне. Этот ящик – мечта диагноста. Он отыскал у меня микроскопическую опухоль на поджелудочной железе. Дома я никоим образом не смог бы её обнаружить до тех пор, пока она не разрослась бы во много раз или же пока у пациента не начали бы проявляться симптомы. Кого ещё они сумели чем-нибудь удивить?

– Рак лёгкого, – сказал Гарри. – Небольшие узелки.

– Множественная киста яичника, – сообщила Джесси.

Мэгги закивала: у неё было то же самое. Ревматический артрит на начальной стадии оказался у Алана.

– Рак яичка, – сказал я.

Все мужчины, сидевшие за столом, содрогнулись.

– Ничего себе! – воскликнул Томас.

– Мне сказали, что я буду жить, – успокоил их я.

– Вас только будет перекашивать набок во время ходьбы, – радостно объявила Сьюзен.

– Пожалуй, хватит об этом, – попросил я.

– Я совершенно не понимаю, почему они не скрывают от нас наши проблемы, – возмутилась Джесси. – Доктор показал мне кисту размером с детский мячик и сказал, чтобы я не переживала из-за этой ерунды. Хотя лично я не думаю, что мне это удастся.

– Томас, вы вроде бы доктор. – Сьюзен постучала себя по лбу, верхняя половина которого имела светло-серый оттенок. – Для чего они напичкали наши головы этой мелкой пакостью? Почему нельзя было просто сделать мозговое сканирование?

– Предположительно – а мне не остаётся ничего иного, как только предполагать, потому что никаких фактов я не имею, – я бы сказал, что они хотят детально рассмотреть наши мозги в процессе их действия, пока мы будем проходить обучение. Но они не могут сделать это, держа нас привязанными к машине, и потому привязывают машины к нам.

– Спасибо за прекрасное объяснение того, что я и сама прекрасно понимаю. – Сьюзен была той ещё язвой. – Я-то спрашивала, для какой цели могут проводиться эти измерения.

– Я не знаю, – сознался Томас. – Возможно, они в конце концов всобачат нам новые мозги. А может быть, добавят нового мозгового вещества. Нужно, видимо, выяснить, какие места в наших головах требуют ремонта. Я только надеюсь, что им не понадобится вставлять ещё один комплект этих проклятых иголок. Уже в первый раз я чуть не умер от боли.