Сага о Гудрид - Сивер Кирстен А. - Страница 40

Торкатла заботливо разгладила стопку сукна, а потом ответила:

– Не все мужчины любят спать с женщинами, и кое-кто из них предпочитает не обременять себя семейной жизнью.

Гудрид никогда особенно не задумывалась над тем, как протекает супружеская жизнь у других. До того как она вышла замуж, эта тема представлялась ей таинственной, но потом все сделалось простым и понятным. Ей недоставало близости Торстейна, но не его желания. Временами она сама ощущала некоторое возбуждение, а потом все проходило бесследно. Но теперь это напоминало растущего в ней самой ребенка…

Торкатла остановилась, и Гудрид показалось, что она далеко, в своих неведомых мечтах. Тогда она решительно направилась к двери, сказав напоследок:

– Я попрошу Харальда Конскую гриву отнести сукно в лодку, пока мы с тобой утолим жажду. Я и забыла, какой сегодня жаркий день!

На берегу ее ждали Харальд Конская грива и Гилли.

– Ты уверена, что мне не надо перевезти тебя на другой берег, Гудрид?

– Спасибо тебе, Харальд, но мне доставит удовольствие грести самой в такой чудесный солнечный день. И потом, как бы ты вернулся обратно?

– Я просто выбрал бы окольный путь.

Гудрид взволнованно протянула ему руку.

– Ты славный человек, Харальд, Стейн говорил мне, как тяжело тебе приходилось.

Харальд опустил голову, а Гилли печально завыл. Гудрид пригляделась к ним.

– У тебя что-то случилось, Харальд?

– Нет… да… я сам не знаю. То, чего я хотел, пока еще не произошло…

– И что же это, Харальд?

Когда он поднял свое покрытое шрамами лицо, в глазах его блеснула надежда.

– Не можешь ли ты приворожить ко мне одну девушку, Гудрид? Ты ведь занималась колдовством в Западном Поселении.

– Что ты такое говоришь, Харальд? – Гудрил смешалась, поразившись повороту разговора.

– Я слышал, как Хавгрим рассказывал, будто ты заколдовала человека, который потом выздоровел, и вызвала у себя преждевременные роды… Будто ты умеешь так приворожить людей, что они исполняют твою волю…

В глазах у Гудрид потемнело, так что она успела расслышать только половину из того, что наговорил ей Харальд.

– Харальд, я никогда не занималась колдовством… Я не знаю и не умею этого. И знать не хочу. Можешь сказать это каждому, кто еще посмеет повторять подобные глупости. Но если я могу помочь тебе без колдовства, я охотно сделаю это.

Харальд потрепал Гилли за ухом и сказал:

– Все дело в Финне дочери Эрпа, Гудрид. Она такая красивая. Я хочу жениться на ней. Заставить полюбить себя.

– Харальд, никто не может заставить полюбить себя насильно. Я, во всяком случае, не умею этого. Но я уверена, что Финна и так любит тебя, как и мы все. Хотя я слышала, что она обручена с другим и осенью они сыграют свадьбу.

– Значит, она больше не будет жить на Бревенном Мысе?

– Нет.

– Тогда, может, я перестану тосковать по ней, – с неожиданной легкостью в голосе сказал Харальд.

Гудрид попрощалась с ним, погладила Гилли, который ответил ей протяжным воем, разнесшимся эхом по окрестностям. А Харальд помог ей оттолкнуть лодку от берега.

Гудрид гребла быстро, чтобы отвлечься от мыслей. Добравшись до Братталида, она почувствовала себя разгоряченной и голодной, и ей очень хотелось посоветоваться с кем-нибудь. Только теперь она поняла, как ей недостает Тьодхильд с ее проницательными, глубокими замечаниями. Ей было слишком тяжело после возвращения в Братталид, и она не успела осознать, как же пусто стало после смерти свекрови. Гудрид посетила церковь только раз, когда хоронили Торстейна и остальных, ибо сам Лейв не очень-то держался новой веры своей матери. Завтра же Гудрид обязательно отправится в церковь, чтобы помолиться о Тьодхильд, Торстейне и Торбьёрне!

Когда на следующий день Гудрид управилась с делами и пошла наконец в церковь, на дворе лил дождь и дул такой ветер, что, казалось, наступила зима. Гудрид поплотнее закуталась в плащ и двинулась прямо вперед, не оглядываясь по сторонам. Ветер дул с юга.

С крыши церкви стекали струи дождя, а внутри было тепло и уютно, несмотря на то, что холодное, сырое помещение было погружено в сумерки. Гудрид вытащила огниво и зажгла небольшую лампаду. Она опустилась на колени: шкура белого медведя уже вытерлась, истрепалась за все эти годы. Четыре раза она произнесла «Отче наш», в том числе и за Торвальда, а потом, поколебавшись, прочитала молитву еще и в пятый раз, за своего некрещенного младенца.

Затем она присела на скамью, пытаясь усмирить свои мысли, и на душе у нее стало тихо и спокойно; она так хотела почувствовать торжественность, которая всегда присутствовала в церкви, когда здесь бывала Тьодхильд. Но чего-то не хватало. Тьодхильд умерла, и вместе с ней ушел этот торжественный, величавый дух молитвы.

Посидев еще немного, Гудрид потушила огонек лампады и вышла из церкви наружу. Дико завывал ветер, и она даже растерялась, не зная, откуда слышатся людские голоса, доносящиеся до ее слуха. Она повернулась в сторону фьорда, и сердце забилось сильнее. К берегу Братталида, невзирая на сильный прибой направлялся большой торговый корабль с порванным парусом. Только отважный, уверенный в своих силах купец мог рискнуть на такое. Гудрид никак не могла вспомнить, видела ли она эту шхуну раньше.

По дороге к дому она встретила людей, торопящихся к берегу и ведущих под уздцы вьючных лошадей: все были рады суматохе, которая поднялась из-за новых гостей. А на кухне уже хлопотала Альдис, подвесив над очагом самый большой котел.

– Они там, наверное, замерзли и промокли до нитки! – сказала она хозяйке.

Альдис резко повернувшись, схватила за руку молоденькую рабыню Ауд и прикрикнула на нее:

– Беги скорее в кладовую и принеси три дюжины вареных яиц кайры. Да поторопись! Мне надо успеть приготовить их как следует.

Гудрид с улыбкой посмотрела вслед рабыне.

– Ауд не торопится… Но когда я уеду от вас, ей придется выказывать больше усердия!

– Как знать, – буркнула Альдис.

Гудрид поспешила в дом, чтобы повесить на стену ковер, а потом пошла переодеться. Внезапно ей захотелось одеться понаряднее, чтобы скрасить своим видом непогоду на дворе. В ее душе поднялись смутные, таинственные ожидания. Она приколола к платью красивые броши и уже примеривала на голову шелковый платок, доставшийся ей от матери, как вдруг дверь распахнулась и Лейв громко крикнул ей:

– Гудрид дочь Торбьёрна, ты здесь? К тебе пожаловал старый друг!

К ней навстречу шагнул высокий, пожилой человек, отдав свой промокший плащ Ауд. Он протянул руки к Гудрид. Это был Снорри сын Торбранда, старый друг ее отца.

Она засияла от радости, сжав его руки в своих. Дружеское объятие было таким крепким, что платок соскользнул с волос Гудрид и упал на пол. И когда она, вспыхнув, наклонилась за ним, она взглянула на двух других человек, стоящих позади Снорри. Один из них был его сын Торбранд, а второй – Торфинн сын Торда из Скага-фьорда, человек в зеленом плаще, который стоял рядом с ее Снефрид на лугу альтинга.