Сага о Гудрид - Сивер Кирстен А. - Страница 35

В ночь середины зимы Торстейн устроил пир, и к нему в дом пожаловали соседи из окрестных дворов. С тех пор, как Гудрид приехала на Песчаный Мыс, она почти не выходила из дому, и многие соседи были ей незнакомы. Это были люди добродушные, любопытные и большей частью некрещеные.

Гудрид редко задумывалась о своей вере, но когда Торстейн с ее согласия посвятил свой пир Фрейру и Фрейе, после молитвы Белому Христу, то она подумала, что бы сказали при этом Торбьёрн и Тьодхильд. Перед ее мысленным взором вдруг предстала свекровь в Братталиде, и она ощутила тоску по своей почтенной свекрови и ее пылкой вере. Здесь же, на Песчаном Мысе, не строили храмов богам, и они с Торстейном даже не знали, где обитает дух здешних мест!

Гудрид молча перекрестилась, прежде чем начать обносить гостей блюдами. Она понимала, почему муж ее посвятил пир Фрейру и Фрейе. Она никак не могла забеременеть.

Миновал йоль, а Гурид все не беременела, однако Торстейн не терял надежды. Глядя на покрытый льдом фьорд, он сказал жене:

– Сейчас не время, Гудрид! Подождем, когда прорастет трава и станет плодиться скот!

Весна в Светлом Фьорде настала так стремительно и бурно, что Гудрид чувствовала себя стрелой, выпущенной из лука и лежавшей теперь в зарослях. Мысли ее путались, она отказывалась от еды, как ягнята в хлеву. И она растерянно говорила Люве:

– Что-то странное творится! Ягнята не хотят принимать пищу, совсем как я сама!

Люва с любопытством посмотрела на свою хозяйку.

– Я знаю, в чем тут дело, Гудрид. Так бывает часто, но потом тебе придется есть за двоих.

Гудрид уже привыкла к тому, что месячные у нее задерживаются, когда наступает весна, и потому она даже не подумала о том, что ждет ребенка. Она тихо стояла, раздумывая над сказанным. Кто же помог ей – Фрейя или Белый Христос? Она едва могла сообразить, в чем тут дело, и быстро перекрестилась.

Гудрид решила не говорить ничего Торстейну до тех пор, пока сама не почувствует в себе новую жизнь. Вдруг Люва ошиблась? Но однажды он увидел, как ее рвет во дворе, и так испугался, не заболела ли она, что Гудрид рассказала ему о ребенке.

Лицо Торстейна расплылось в широкой улыбке:

– Я знал, что мы правильно сделали, когда переехали в наш собственный дом, Гудрид… И чествование Фрейра и Фрейи нам нисколько не повредило!

Однажды, в начале лета, когда со стороны Восточного Поселения никого не ждали, на дворе заметили, как к Песчаному Мысу приближается большой корабль. Торстейн выбежал из кузницы, заслышав собачий лай, и всмотревшись вдаль, сказал:

– Это «Рассекающий волны», а на нем – мой брат, Торвальд, он возвращается из Виноградной Страны!

Торстейн поспешно велел принести ему плащ, наскоро расчесал волосы и бороду и заторопился к берегу, а за ним не отставал Хавгрим. Вдвоем они спустили лодку на воду и начали грести по направлению к кораблю, чтобы поприветствовать прибывающих.

Гудрид лихорадочно начала готовиться к приему гостей, как вдруг услышала скрип входной двери. Она выглянула из молочной кладовой и увидела Торстейна. Он опустился на скамью, закрыв лицо руками.

Гудрид перекрестилась.

– Торстейн? Что случилось?

– Торвальд убит в сражении со скрелингами, – ответил муж, не глядя на нее. – Это произошло прошлым летом. А люди на его корабле приплыли к нам, потому что у них на борту есть больной, и они собирались оставить его на берегу, прежде чем повернуть к Братталиду. Команда опасается, что судьба этого несчастного омрачит конец путешествия и всем остальным. Несколько дней назад этот человек сломал себе ногу.

Гудрид опустилась рядом с мужем и охватила его за руку.

– Они… они везут с собой тело Торвальда?

– Нет… Он просил перед смертью похоронить его там, на месте. Хотя мать, наверное, захочет, чтобы сын ее покоился на церковном кладбище. Хочешь поехать со мной в Виноградную Страну, Гудрид? Нам легче отправиться туда, чем Лейву: мы смогли бы обернуться туда и обратно в течение лета.

– Конечно же, я поеду с тобой! – Узнав, что случилось, Гудрид пришла в волнение. – Но как мы доберемся туда?

– Мы спросим у людей Торвальда… Они побудут у нас некоторое время, прежде чем отправятся в Эриков Фьорд.

Когда команда сошла на берег, Торстейн сам понес к дому раненого человека: он шел легко, будто на руках у него был ребенок. Лицо несчастного исхудало, побледнело, и он до крови закусил себе губу. Гудрид сперва приготовила для него успокаивающий отвар, а затем собралась вправить сломанную ногу. Внезапно перед ее мысленным взором предстало лицо Арни Кузнеца, искаженное болью: когда белый медведь искалечил его, никто не напоил беднягу отваром, не помог ему.

Пока Гудрид варила крепкий отвар плауна, Гримхильд выкрикивала разноречивые приказания Люве и Унне. Гудрид сдерживала себя, чтобы не сорваться. Может, сам Торстейн наконец заметит, что такое эта Гримхильд… Гудрид вылила охлажденный отвар в рог и понесла к лежащему на скамье больному. Звали его Эйольв.

– Выпей вот это, Эйольв, тебе станет легче. Во имя Отца и Сына и Святого Духа… – Гудрид перекрестилась и крестообразно дунула на рог.

Эйольв застонал.

– Прочти лучше над своим снадобьем заклинание, а то в нем не будет силы!

Он недоверчиво смотрел на Гудрид, пока та читала заклинание, призывая Тора, и только после этого отпил из рога. Гудрид подождала некоторое время, пока отвар подействует, а потом склонилась над больным и, глядя ему прямо в глаза, проговорила:

Глаза Эйольва закрылись, и вскоре он погрузился в сон, ровно и спокойно дыша. Никто в комнате не проронил ни слова. А Гудрид осторожно ощупала сломанную ногу и слегка нажала на кость, пока не почувствовала, что та встала на место. Эйольв даже не проснулся, пока Гудрид бинтовала ему ногу широкими шерстяными лоскутами, прокладывая их кусочками моржового клыка. Она тихо сказала:

– Пусть он еще поспит. Если кто-то войдет в дом, он тотчас же проснется.

– Раз ты умеешь такое, ты точно прорицательница, а может, колдунья, – сказала Гримхильд, и многие зашушукались вслед за ней:

– Где это видано!

– В первый раз вижу, чтобы имели такую силу… А помните Торбьёрг-ведьму, которую несколько зим назад забросали камнями?…

Гудрид готова была закричать:

– Неужели вы не видите разницы между колдовством и умением исцелить! – И она перекрестилась как раз в тот миг, когда Унна вошла в дом с кадкой воды, приоткрыв дверь. Эйольв застонал и открыл глаза, а Торстейн сын Эрика, который до сих пор хранил молчание, весело произнес:

– Добрые люди, вы все видели, какая у меня жена-искусница. А теперь приглашаю всех к столу, и забудем пустую болтовню о колдовстве.

Угощение было щедрым, и люди Торвальда в один голос говорили, что даже в Виноградной Стране они не пробовали таких вкусных мидий и кречетов, как в доме Гудрид. Капитан судна, Асгрим Худой, поблагодарил хозяев за прием.

– Гудрид, я пробовал твои яства в Братталиде, когда мы отправлялись в Виноградную Страну, и я рад, что сегодня вновь сижу у тебя за столом. Ни в чем нет на твоем дворе недостатка, Торстейн! Никогда еще я не пробовал такой сочной вороники, как у тебя! А ведь ягоды эти пролежали всю зиму!

– А что, вороника вкуснее винограда? – спросил кто-то за столом.

– Виноград совсем другой, – улыбнулся Асгрим.

Торстейн довольно кивнул гостю, и Асгрим продолжал;

– Я расскажу вам, что мы видели в Виноградной Стране, а другие пусть поправят меня, если я ошибусь. Но вначале хочу почтить память нашего хёвдинга, Торвальда сына Эрика. Мы похоронили его по христианскому обычаю, но Торстейн сын Эрика хочет перевезти его прах домой, чтобы брат его покоился возле церкви Тьодхильд.