Пылающий остров (илл. В. Лукьянца) - Казанцев Александр Петрович - Страница 31

— Смею заверить вас, не только разделяет, но и… как бы это сказать… — он щелкнул пальцами, — способствует формированию масштабных взглядов на применение вашего открытия.

Разговаривая, Бернштейн и Тросс прошли мимо гасиенды и оказались у беседки, откуда с горного обрыва открывался необъятный простор. Небо окрасилось алым цветом. Огромное приплюснутое солнце садилось за горизонт. Отсюда, с горы, он казался удивительно высоким, поднятым в небо и исчезающим в дымке.

— Вот где ощущаешь масштабность мира, — сказал Тросс.

— Да, да… я люблю думать здесь.

Некоторое время оба молчали.

Наконец Тросс задумчиво заметил:

— Один замечательный поэт сказал: «В сто сорок солнц закат пылал…»

— Не знаю, не знаю такого, — скороговоркой отозвался Бернштейн. — А я вот смотрю на небо и забываю о солнце. Мне представляется, что там уже горит вездесущее топливо, согревая Землю.

— Да, профессор. Ваше открытие не меньше, чем овладение атомной энергией.

Бернштейн резко повернулся к собеседнику:

— Больше! Больше, Тросс! Но это совсем иное. Там ученые были легкомысленно неосторожны. Передать неуправляемую силу не ста сорока, а ста тысяч солнц в любые руки! Это безнравственно!

— Ученые во главе с Оппи, с профессором Оппенгеймером, верили, что спасают цивилизацию, — возразил Тросс.

— Вы так думаете? Тогда прошу вас, зайдемте в мой коттедж. Я в последние годы перебрался из гасиенды. Захотелось уюта. Впрочем, одиночество и уют не уживаются.

— Возможно, — согласился Тросс и пошел следом за хозяином.

Он знал, что у профессора не было жены. Бесконечно давно его жена, не пожелав разделять затворнической жизни мужа, уехала в Калифорнию. Детей у них не было.

Бернштейн жил в маленьком, специально для него выстроенном доме. Ему прислуживала пожилая толстая негритянка, которая открыла им дверь и сразу же заохала, захлопотала.

Вскоре она вкатила в гостиную, помещавшуюся на первом этаже (спальни были на втором, куда вела крутая лестница), столик на колесиках, уставленный бутылками, рюмками и тарелками с сандвичами и холодной курицей.

Бернштейн налил рюмки себе и гостю, потом показал на огромный портрет, занимающий в гостиной целую стену:

— Лорд Резерфорд!

— О да! Почтенный ум, — отозвался Тросс, отпивая виски.

— Содовой? — предложил Бернштейн, пододвигая сифон.

— Благодарю.

— Вы сказали в беседке, что ученые спасали цивилизацию?

— Я склонен так думать.

— Если хотите, скажу вам по секрету, Тросс. Цивилизацию спасал только один ученый в мире. — И он кивнул на портрет.

— Лорд Резерфорд? — удивился Тросс.

— Да, лорд Резерфорд. Великий ученый первый открыл расщепление ядра атома, и он же объявил, что никогда ядерная энергия не будет иметь практического применения! Смешно, не правда ли? Это считают классической ошибкой Резерфорда.

— Что ж! И Герц, как известно, тоже не угадал века радио. Открыл свои лучи, но не придал им значения.

— Нет, нет! — нервно замахал руками Бернштейн. — Такой провидец, как Резерфорд, не мог не видеть, куда заведет людей ядерная энергия! Он просто хотел спасти человечество, я в этом убежден! Он стремился увести интерес ученых от опасной области, сбить их с обреченного на трагедию пути…

— Неожиданный, я бы сказал, взгляд на Резерфорда, — искренне удивился Тросс, сам наливая себе еще рюмку виски.

— Неожиданный лишь для тех, кто не рискнул бы поступить на его месте точно так же…

— Значит, вы, проф, поступили бы точно так же? — Тросс испытующе посмотрел сквозь опустевшую рюмку на Бернштейна.

— Я? — поразился Бернштейн и положил обратно взятую было куриную ножку. — Я совсем в другом положении. — И он выжидательно посмотрел на гостя.

— Вы так думаете? — усмехнулся Тросс. — Мне поручено сообщить вам, что в Европе вашим открытием интересуются не только ученые, но и эксперты армий западной солидарности. Мистер Вельт намеревается пригласить их на свой плац-парад в Ютландии, где, надеюсь, будем и мы с вами.

— Вот как? — откинулся на спинку кресла Бернштейн. Казалось, волосы его поднялись дыбом. — А если я воспротивлюсь?

— Ах, мистер Бернштейн! — примирительно сказал Тросс, наполняя рюмку профессора. — Что в силах сделать мы с вами, маленькие люди? Ведь шестой окисел известен такому ученому, как мистер Вельт. А остров Аренида с его газом приобретен таким магнатом, как все тот же мистер Вельт!

— Но нужен им все-таки я! И я скажу вам почему, Тросс! Без меня они не умеют зажигать воздух!

— Ах, проф! Не обольщайтесь. Если «спичка» изобретена, ее смогут изобрести еще раз.

— Вы так думаете? Но когда? А пока диктую я. Может быть, я соглашусь поехать в Европу, но при одном условии.

— Каком, сэр?

— Без меня никто не отправится на остров Аренида за газом-катализатором.

— Вот как? Вельт обрадуется такой заинтересованности с вашей стороны.

— Пусть знает, что я планирую новую эру. Люди получат вездесущее топливо. Вы подняли брови, Тросс? Я объясню вам. Сгорает кислород, но мы восстановим атмосферу за счет бесчисленных масс хлореллы, которую разведем по всему миру.

— А азот?

— Недра, Тросс, земные ведра. И бактерии! Все остальное сделает солнце. Но в конечном счете его энергию через вездесущее топливо люди получат бесплатно.

Тросс покосился на окно, за которым еще виднелась заря.

— «В сто тысяч солнц закат пылал…» — загадочно сказал он.

Глава IV. ПАРАД ИСТРЕБЛЕНИЯ

Морису Бенуа, генералу в отставке, было приятно, что в военном министерстве вспомнили о нем и в качестве военного эксперта на этот своеобразный съезд послали именно его.

Похожий на огромное насекомое геликоптер, который взял пассажира прямо из центральной части Парижа, начал снижаться.

Два самолета — один оранжевый, с коротенькими, похожими на перышки крыльями, другой черный, с крыльями, отогнутыми назад, как у падающей вниз птицы, — опустились на тот же аэродром.

Вскоре все три машины стояли на ровном бетонированном поле.

Морис Бенуа сошел на землю и с удовольствием вдохнул воздух, приносящий запах моря. Ветер всегда продувает Ютландию от моря до моря.

От черного самолета к нему направлялась стройная фигура военного.

— Ба, мистер Уитсли! — воскликнул Бенуа. — Это начинает походить на совпадение. Не в первый раз нам приходится встречаться за одним столом!

С улыбкой шел он навстречу человеку с бритым, несколько надменным лицом, оставляющим загадкой возраст его обладателя.

— Не находите ли вы знаменательным, сэр, — заговорил Бенуа, — что все приглашенные гости выбраны из числа лиц, находящихся в отставке?

Полковник Уитсли холодно усмехнулся:

— Очевидно, этих лиц считают наиболее весомыми. Во всяком случае, они выбраны не только из представителей Запада. — И он указал глазами на двух проходивших мимо людей.

Один из них был глубокий старик с длинной седой бородой. Он казался особенно низеньким по сравнению со своим спутником-гигантом, гордо закинувшим светловолосую седеющую голову.

— Японец, — сказал Уитсли.

— А с ним генерал Копф, — улыбнулся Бенуа. — Я вижу, что отставка отнюдь не повлияла на его привычки. Он по-прежнему украшает свою грудь всеми орденами, какие могут на ней уместиться, а остальные в специальной коробочке носит за ним адъютант.

Японец и немец холодно раскланялись с французом и англичанином.

— Однако чем угостит нас сегодня гостеприимный хозяин? — продолжал болтать Бенуа, направляясь к ожидающему их автомобилю. — Я чувствую, что события переходят в новую фазу. Ведь все эти годы, несмотря на мирные декларации правительств, военные концерны продолжали напряженно работать. И теперь им необходимо организовать хорошенькую войну или начать все сначала.

— То есть как сначала? — удивился англичанин.

— Продукция требует сбыта. Подозреваю, что сегодня мы убедимся в устарелости всего существующего вооружения. Оно подобно прошлогодней парижской моде. И придется нам с вами, как парижским красоткам, прививать новую моду на шляпки для танков и шлейфы газов… Кстати, любопытно, что датское правительство разрешило парад продукции нашего хозяина, как смотр живых моделей в парижском ателье. Впрочем, чем это не обычное рекламное мероприятие? Наш владетельный хозяин покажет собственные машины на собственной земле вблизи собственного замка.