Операция прикрытия - Синякин Сергей Николаевич - Страница 70

Посидел немного, плеснул себе еще водки и задумчиво сказал:

— Давай, брат, за то, чтоб хрен стоял и деньги были! Ученые еще столько разного навыдумывают, что если обо всем голову ломать, то запросто свихнуться можно. Кителек мой, я вижу, тебе так и не пригодился?

А через неделю после этого содержательного разговора в расположение гарнизона начали прибывать «ЗиСы» с коробчатыми, наглухо закрытыми кузовами. Разгружали их исключительно гражданские люди, которых в обычное время в расположение части никто и пустить бы не посмел. А теперь они свободно ходили по расположению, даже казарму одну специально для них отвели, потеснив военнослужащих. И это тоже доказывало, что близится что-то особенное, раньше никогда не происходившее. Определенные догадки можно было строить, но выбор вариантов был не слишком велик. Война пока отпадала, судя по газетам, все в мире не выходило за рамки обычного скубежа — заокеанские недруги лили грязь на вождя и его соратников, советские газеты вскрывали грязные махинации заокеанских капиталистов, мечтающих о мировом господстве. Оставался один-единственный вариант — шла подготовка к учениям. Причем к учениям в условиях, приближенных к боевым. А это значило, что где-то неподалеку рванут атомную бомбу, а потом внимательно станут изучать, могут ли советские солдаты и офицеры эффективно действовать в районе совершенных ею разрушений.

Но это было, что называется, неизбежное зло. Ничего тут нельзя поделать — служба. Хуже было иное, запретили без разрешения командования покидать территорию части, а это значило, что зимняя охота накрылась. А Хваталин поохотиться любил. Глухарей, рябчиков да куропаток в близлежащей тайге было немерено, да и зайца можно было подстрелить, сохатого завалить, чтобы потом несколько недель в мясе не нуждаться. А Хваталин поесть любил, и не просто поесть, а вкусно поесть: рябчик в домашней сметане — это, знаете ли, произведение искусства, не уступающее по своему значению картинам, скажем, Крамского или Маковского. Запреты, наложенные командованием, ничего, кроме уныния, не вызывали. Но все-таки ходили среди офицерского состава слухи, с чем это было связано. Слухи эти были насквозь фантастическими, и верилось в них с трудом. Особенно не верилось в то, что неизвестным летательным аппаратом были уничтожены самолеты расположенного неподалеку авиационного полка. Не могло такого случиться, не война же! Да и кто бы дал неизвестному самолету безнаказанно летать в самом центре Советского Союза, где сходились на одной параллели Европа и Азия? Но, подумав немного, вполне можно было предположить, что истина в этих слухах все-таки была, и все приготовления, которые полковник Хваталин уже начал ощущать на собственной шкуре, были связаны именно с этим.

Косвенно это подтверждалось еще и тем, что зимние отпуска личному составу были отменены. Получалось так, что все они были на территории части словно в тюрьме — туда не ходи, сюда не моги, в отпуск не смей… Слава Богу, хоть письма еще писать разрешали! И то ведь Андрей Антонович чувствовал, что все писать в этих письмах тоже нельзя. От родственников письма приходили еженедельно, но предательски смазанные почтовые штемпели на конвертах и не стыкующиеся края уголков, по которым конверты заклеивались, свидетельствовали о том, что цензура не дремлет. Поэтому некоторые тайны письмам доверять не следовало, особый отдел всегда мог появиться неожиданно и спросить — зачем и почему, не забыл ли, дорогой товарищ, что однажды присягу принимал?

Полковник Хваталин маялся с безделья. Секретный фильм, которым он располагал для демонстрации ужасов атомного оружия, был известен уже каждому, сведения о разрушениях и воздействии ядерного и химического оружия на организм законспектированы всеми, а учебно-боевые задачи с личным составом решал неизвестный бородач. Что еще оставалось делать полковнику, если техника уже была приведена в порядок, сопутствующие задачи в принципе решены, а свободного времени оставался воз и маленькая тележка? Жены дома не было, она уже отправилась к родителям Хваталина обживать новое место и готовить уютное семейное гнездышко, если только терпения хватит дождаться демобилизации мужа. Некуда ему было время девать. И что обидно — даже скоротать его на охоте было невозможно.

Правда, кормить стали отменно. В офицерской столовой наблюдалось прямо коммунистическое изобилие, а в буфет завезли столько шоколадок «Красный Октябрь», что буфетчица украсила ими витрины, выложив красивые горки, высвечивающие серебристой фольгой. Еще там вполне свободно продавался армянский коньяк, который по слухам пил сам Черчилль, а закусить его можно было бутербродом с красной икрой, которая по офицерскому жалованью стоила прямо копейки, особенно если учитывать прошлогоднее снижение цен.

Для служебного пользования

ВЫПИСКА ИЗ ИНСТРУКЦИИ

О временных правилах гигиены для лиц, оказавшихся в зоне радиоактивного заражения

Боец оказавшийся в ходе боевых действий в зоне радиоактивного заражения, вызванного подрывом ядерного боеприпаса или распыления радиоактивных веществ над местностью, немедленно по выходе из зоны радиоактивного заражения и прохождения дозиметрического контроля должен:

1. Сменить обмундирование и сдать его для дезактивации в службу ПОХР.

2. Искупаться в чистой воде (принять душ, осуществить иной помыв тела), при этом стараться обильно использовать мылящие средства, которые способствуют удалению радиоактивных отложений с тела.

3. Немедленно подстричь ногти на руках и ногах, так как радиоактивные отложения могут сохраниться именно там.

4. Дезактивировать личное оружие средствами индивидуального дезактивационного пакета.

Начхим Уральского военного округа

Подпись.

Аресты, как правило, проводились в вечернее и ночное время. И дело было совсем не в запугивании и давлении на психику подозреваемого. Напугать можно и в камере, да и допрос в кабинете МГБ тоже спокойствия человеку не прибавляет, а при иных обстоятельствах основательно портит нервы подозреваемых.