Четверо из России (сборник) - Клепов Василий Степанович - Страница 18

Хотелось поскорее успокоить маму, дать ей как-то знать, что я вовсе не утонул, а жив и думаю о ней.

Мой взгляд нечаянно упал на клетку с голубем, и я сказал:

— Пожалуй, пора выпустить голубя.

— Но мы же еще ничего не нашли, — возразил Димка.

— Как ты не поймешь, Дубленая Кожа, такой простой вещи, — удивился я, — надо же дать знать Мишке Фриденсону, что мы живы и что Никита Сычев должен ждать моего сигнала.

Димка как-то странно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Понял, должно быть, зачем я выпускаю голубя раньше времени. Как и я, видно, был не прочь дать знак о себе родителям.

Я написал Мишке письмо, через несколько минут голубь сделал прощальный круг над Золотой Долиной и помчался к своему хозяину.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Рано утром залаяла Мурка. Я выскочил из хижины, и Мурка, ворча от злобы, бросилась вслед человеку, в котором я узнал вчерашнего старичка. Он убегал вдоль берега, вверх по течению, и все время воровато оглядывался.

Димка тоже проснулся, и мы помчались за маленьким стариком. Но, как и вчера, он внезапно исчез.

Кто этот человек? Что ему от нас надо? Почему он убегает? Куда прячется?

Эти вопросы мы на разные лады задавали друг другу и не находили на них ответа.

— Я все-таки думаю, это — фашистский шпион! — сказал Димка.

— Шпион не шпион, а враг — это ясно. Изловим его, Димка, а?

Димка, конечно, согласился, и мы начали действовать.

Решили прежде всего обследовать место около коптильного завода, где копался старичок.

На желтой глинистой куче еще видны были следы пальцев — старик горстью брал глину отсюда. Тут же рядом, на перепрелых листьях, мы обнаружили землю, рассыпанную кружочком. Похоже было, что ее сыпали здесь во что-то круглое, вроде ведра, а часть просыпали на листья мимо.

— Мешок! — вскричал Димка. — Ведь он же с мешком бежал!

Все это походило на правду. Но зачем, спрашивается, потребовалась старику земля? Может быть, он думал, что Левка нашел золото? Или точно знал, что там, где копает Левка, золото есть?

Димка сбегал за лотком и сковородкой, и мы попробовали сделать промывку. Но золота и в этой земле не было. В чем же все-таки дело?

Разбудили Левку, и втроем, вооружившись топорами и захватив с собой Мурку, отправились в лес на пригорок, откуда следили вчера за таинственным стариком. Наши заметки на елке были целы. Отыскав по начерченному мной плану то самое место, где исчез старик, мы стали наблюдать. Сидели, уставившись глазами в одну точку, чуть не до полудня, но ничего не увидели.

— Придется все-таки сойти вниз, — решил я, — и пойти прямо туда, где он скрылся.

Димку я оставил на наблюдательном пункте, велел ему следить за нами и махнуть рукой, как только мы окажемся в той точке, где исчез старик.

Местность внизу была такая же, как и везде: старые, поросшие травой раскопки, островки березняка, глыбы серого известняка, свалившиеся, должно быть, с горы, и больше ничего. Куда же он мог спрятаться?

Вдруг Димка махнул рукой.

— Теперь, Левка, — шепнул я, — смотри внимательно.

Не успел я произнести эти слова, как Большое Ухо показал рукой вперед: «Смотри! Видишь?» В нескольких шагах от нас была насыпана неровная кучка земли, такой желтой, какую мы недавно видели у коптильного завода. Мы подошли ближе — и сразу поняли все. Земля была выброшена около большой воронки, похожей на те, в какие спускаются рабочие треста «Водоканал», когда где-нибудь случается авария с водопроводом. Значит, старик опростал здесь мешок и нырнул в дыру.

Прибежал Димка, и мы стали обсуждать, что делать дальше. Тут пахло чем-то серьезным, и лезть в воронку мы побаивались.

— Наверно, все-таки — фашистский шпион: залез туда и сидит, — сказал Димка.

— Может, тот рыжий немецкий летчик, сбитый с самолета? — предположил Левка.

Но это была, конечно, ерунда. Какой мог быть летчик из старика? А если шпион, то зачем ему земля с коптильного завода?

— Вот что, Дубленая Кожа, — распорядился я. — Иди в хижину, забирай фонарики, спички, шелковые лески и неси сюда. Мне кажется, здесь — пещера, и старик в ней живет.

Мы с Левкой сели недалеко от пещеры и стали ждать.

— И ты в нее полезешь, Молокоед? — спросил Левка, делая большие глаза.

— Не только я, но и ты полезешь…

— Нет, давай лучше так, — беспокоился Левка. — Лучше вы полезете с Димкой, а я буду сидеть около… И вас охранять.

— Скажи спасибо, Большое Ухо, что тебя Дубленая Кожа не слышит. Он бы уж расписал твою хваленую храбрость.

— Да я не боюсь его, Молокоед, — лепетал Левка. — Я только темноты боюсь… И летучих мышей.

— Возьми, Федор Большое Ухо, себя в руки! — сурово сказал я, так, что в моем голосе зазвенели сразу сталь и несгибаемая воля. — Стыдись, Большое Ухо! Ты же землю ел.

Когда Димка принес все необходимое, я дал каждому по карманному фонарику, а сам взял фонарь «Летучая мышь» и лесы.

— Теперь ждите здесь. Я полезу, посмотрю, есть ли проход.

Я хотел спрыгнуть в воронку, но она была довольно глубока, внизу виднелся выступ, а над ним вбитый в стенку колышек.

«Ловко устроился старичок!» — подумал я, спускаясь в воронку, и сразу нашел в стенке широкий ход, в который свободно мог пролезть человек, посветил фонариком, убедился, что ход длинный.

— Прыгайте! — махнул я рукой ребятам. — Только сначала Мурку спустите.

Димка подал мне собаку, а потом спустился сам.

Я привязал конец лесы к камню и стал ее разматывать, чтобы на обратном пути по этой лесе найти выход из пещеры.

— Слушай, Молокоед! — произнес опять Левка. — Ты дай мне один конец лески, а я его буду здесь держать… В случае опасности дерни за леску, и я сразу примчусь к вам.

Мне стало жаль трусишку, и я дал ему конец лески: пусть сидит, держит, это все-таки надежнее, чем привязывать ее к камню.

— Только, смотри, крепче держи! — сказал я, чтобы и Левка проникся сознанием ответственности.

Ход вначале был узкий, потом расширялся, в нем свободно можно было идти стоя. Мы увидели сталактиты и сталагмиты, и струйки воды на камнях, и летучих мышей — все, что принято расписывать в романах о подземельях.

Я размотал уже больше половины стометровой лески, а пещера все уходила вдаль. Ничто не выдавало присутствия человека в этом подземелье. По стенам медленно ползли струйки воды, пахло сыростью и известкой, было темно и тихо.

Мурка уже освоилась с пещерой и бежала впереди, временами оглядываясь. Когда она поджидала нас, глаза ее вспыхивали в свете фонарика зеленым огнем, как у волка. Становилось страшно, почему-то вспоминалась «Майская ночь, или утопленница» и страшная «Собака Баскервиллей»…

Ход раздвоился: узкий вел налево, а широкий продолжался прямо. Стометровая леска уже кончилась, я привязал к ней вторую, и мы пошли дальше по широкому ходу. Скоро от него стали отходить в обе стороны все новые и новые коридоры.

Пещера окончилась широким — как бы это сказать? — залом. Иначе, пожалуй, и не скажешь, потому что сверху спускались вроде люстр огромные белые сталактиты, а стены сверкали и переливались тысячами огоньков.

— Смотри-ка, Вася, — прошептал Димка.

У его ног лежал, оскалив зубы, человеческий череп, а рядом валялись остатки скелета.

Что там ни говори, а мне стало не по себе. Димка тоже оробел. Только Мурка спокойно обнюхала череп и пошла выписывать круги по подземному гроту.

Когда мы освоились немного и перестали бояться человеческих костей, я решил испытать Левку и с силой дернул за леску.

— Что ты! — ухмыльнулся Димка. — Да разве этот трус придет?

Но вдали скоро забрезжил свет. Сначала он был неподвижным, потом стал колыхаться, как луч прожектора, освещая то одну, то другую стену, а иногда скользил по потолку. Чувствовалось, свет идет от фонарика.