Восточный круиз - Синельников Владимир - Страница 16

Форель была бесподобна. Нежное мясо восхитительного вкуса буквально таяло во рту. Я не заметил, как разобрался с этой приличных размеров рыбиной. К концу моего пиршества на импровизированном столе оставался один лишь скелет речной хищницы.

Заметно отяжелев от обильной пищи, я растянулся ногами к костру. В сознании еще мелькнула мысль позаботиться о завтраке, но шевелиться было лень, и я решил, что без труда сделаю это утром. Рыбы в реке, судя по всему, было навалом, и не стоило заранее беспокоиться о хлебе насущном.

В горах быстро темнеет. Еще мгновение назад я довольно ясно видел противоположный склон ущелья, а сейчас уже с трудом различал кусты, росшие в каком-то метре от моего временного места обитания. Костер продолжал тихо дотлевать, от углей по ногам разливалось приятное тепло. На небе появлялось все больше звезд, а противоположная зубчатая стена горного хребта окуталась слабо сияющим ореолом, предвещая восход нарождающейся луны, неполноценность которой двое суток назад оградила меня от лишних приключений в хижине ведьмы.

Мысли скакнули к словам Каиссы о Полуночных горах.

– Это владения духов нашего мира, – произнесла ведьма в ответ на мой вопрос о горах. – Люди в незапамятные времена жили в предгорьях, но, когда появились духи, вынуждены были покинуть эти богатые места.

– Духи, как я понимаю, злые? – Я вопросительно посмотрел на Каиссу. – И как же мне избежать их излишнего внимания к моей персоне?

– Они не злые и не добрые, – ответила ведьма. – Они просто другие. Что их заставило прийти в наш мир и облюбовать именно эти горы – непонятно…

– Так как же мне избежать с ними встречи?

– Может быть, ты вообще не увидишь их, – ведьма задумчиво смотрела на далекие горные пики, – но, что бы тебе ни привиделось, не обращай внимания. Очень многое, что ты можешь почувствовать или увидеть, – просто морок…

Пока духи этого мира мне не досаждали, и я решил, что, может, и дальше повезет. Не все же время собирать приключения в одном месте…

Очнулся я посреди глубокой ночи от непонятного звука. Месяц заливал призрачным светом окрестные горы, внизу о чем-то бормотала река. В первый момент я подумал, что река-то и явилась виновницей моего пробуждения. Когда находишься в одиночестве недалеко от бегущей воды, то через некоторое время начинаешь отчетливо слышать какой-то разговор. Только, сколько ни вслушивайся, слов не разберешь. Мне не раз приходилось сталкиваться с этим феноменом, вот и подумалось, что река виновата. В следующий момент я понял, что речка тут ни при чем. Из-за кустов вдруг выдвинулось большое животное и, покачиваясь, проследовало мимо меня. Я моргнул, и видение растаяло, лишь удаляющееся похру-стывание песка свидетельствовало о недавнем ночном госте. Я извлек из-за голенища кинжал, понимая, что это слабая защита против такого монстра. Вдруг из-за тех же кустов появилось второе, подобное первому, чудовище и, не замечая меня, лежащего чуть ли не у него под ногами, проследовало вперед. Приглядевшись к силуэту, я понял, кто меня навестил ночью. Мимо царственной походкой следовал верблюд, меж горбов которого восседал неподвижный наездник. Я уже хотел было окликнуть его, как верблюд скрылся в зарослях, а за ним потянулась длинная череда собратьев, груженная какими-то тюками. Повнимательнее приглядевшись к этому ночному шествию, я, к своему изумлению, заметил, что вижу сквозь силуэты верблюдов противоположный склон ущелья, залитый лунным светом. Вот те на! А я – то мечтал хотя бы горы перевалить в тишине и спокойствии. И вправду у меня, наверное, такая судьба: притягивать к своей персоне все необычное, что существует в этом богом забытом мире!

Однако призрачный караван не принес мне никаких злоключений. Всадники на верблюдах и лошадях молча проследовали мимо и растворились за поворотом ущелья. Я не поленился подняться и посмотреть, куда на ночь глядя отправились эти призраки, но дальше в ущелье царила умиротворяющая тишина безо всяких потусторонних штучек. Надо же, из всего ущелья выбрать именно то место, где нечисто. Нечисто в смысле колдовства, а не грязи… Или мне специально кто-то продемонстрировал это ночное видение?..

Так ни до чего и недодумавшись, я подбросил сучьев в почти догоревший костер и настроился добрать положенный мне ночной сон, прерванный в столь неподходящее время. Хотя, если честно, было несколько не по себе, и ущелье не казалось мне таким уж безобидным, как при дневном свете.

Но все имеет обыкновение кончаться. Кончилась и эта ночь, а при свете восходящего солнца ночные страхи показались далекими и не стоящими внимания.

Рыбалка была удачной. На этот раз я наловил с десяток рыбин и, разделав их и засолив, подвесил вялиться на ветерке. К обеденному зною рыбы подсохли, и я, последний раз отведав печеной форели, загрузил подвяленную провизию в котомку и направился к уже недалекому перевалу.

Тропа эта действительно когда-то была связующим звеном между окрестными государствами. Повсюду виднелись полуразрушенные неумолимым временем следы людской деятельности. То через ручей были переброшены примитивные мостки из нескольких бревен, то скалы подтесаны, чтобы не мешали проходу по тропе. И довольно часто встречались рукотворные пирамидки из камней. Похожие складывали в моем мире как жертву духам гор. Повинуясь внезапному импульсу, я тоже возложил камень на одну из пирамидок, хотя никогда раньше не был подвержен таким суевериям.

Растительность постепенно сменилась. Почти высохшие красные лопухи дикорастущего ревеня, лепившиеся в каждой более-менее подходящей для укоренения щели, сошли на нет. Их заменили желтенькие метелки эремурусов, в народе называемые лисьими хвостами, а еще выше появились террасы, сплошь заросшие гигантскими представителями флоры. Видимо, я поднялся до границы альпийских лугов, как сказали бы в моем мире. Растительность здесь действительно достигала гигантских размеров. Лопухом можно было вполне укрыться, желтые лисьи хвосты исчезли, уступив свое место фиолетово-синим собратьям, вытягивавшимся почти на трехметровую высоту.

Выйдя наконец из этого буйства растительности, я с трудом отыскал потерянную в травяных джунглях тропу. Перевал был уже совсем близок, хотя в горах расстояния из-за чистейшего воздуха при определении на глаз бывают очень обманчивы. Тем не менее я решил штурмовать вершину. Солнце еще стояло довольно высоко, и, если подъем неожиданно затянется, я успею вернуться назад, к кромке альпийских лугов, чтобы уже с утра повторить подъем. А может, и сегодня удастся перейти перевал и заночевать на другой стороне Полуночных гор.

Как водится, с расстоянием я ошибся. Солнце быстро скатилось за горизонт, и я еле успел отыскать место у одного из многочисленных ручьев, питающих травяные луга, на оставшейся далеко внизу террасе. С деревом на этой высоте был полный облом, и пришлось устраиваться на ночевку без привычного костра. А ночь обещала быть достаточно холодной. К вечеру направление ветра сменилось на диаметрально противоположное, и его ледяные порывы со стороны перевала, укутанного снегами, заставляли плотнее кутаться в старый халат и глубже вжиматься в каменную щель. Я долго разглядывал красно-коричневые и серые пики Полуночных гор, пока сон не смежил глаза.

Ночь прошла достаточно спокойно: ни дикие животные, ни призрачные путешественники не нарушили мое уединение. Единственный, кто не давал покоя и без кого я с удовольствием бы обошелся, был ветер, так и не утихший практически до утра. А под утро, в самый холодный предрассветный час, я дрожал от холода уже безо всякого ветра.

Выглянувшее в конце концов из-за зубчатого отрога солнце ласково погладило меня своими лучами по лицу. Предутренний холод, оставив после себя быстро сохнущую росу на камнях, капитулировал и был изгнан с позором на дно ущелья, в еще стоящие там серые рассветные тени. Я со стоном распрямил скрюченные конечности и принялся разминаться. Скоро кровь веселее побежала по жилам, и даже ледяная вода ручья уже не обжигала, а лишь приятно холодила разгоряченное лицо.