История Трейси Бикер - Уилсон Жаклин - Страница 8

– Нет у меня никаких проблем! А ты еще предлагаешь взяться за меня твердой рукой!

– И любящей, Трейси. Об этом я тоже сказала.

– Да-да, они мне объяснят, как они меня любят, пока будут лупить палкой. Честное слово, Илень, ты какая-то совсем сдвинутая. На твое тупое объявление только разные уроды откликнутся, любители бить детей.

А на самом деле даже они не откликнулись. Вообще никто не отозвался.

Илень все меня уговаривала не расстраиваться, как будто тут моя вина! Вот если бы она собралась с мыслями и сочинила по-настоящему эффектное объявление, нашлась бы куча желающих. Я точно знаю.

Хотя, может, зря я напустилась на Илень, только время трачу. Может, эта тетенька, которая сегодня придет, – как раз то, что нужно. Если она настоящая писательница, уж, наверное, она сумеет написать обо мне что-нибудь впечатляющее. Только надо обязательно ей понравиться, чтобы она меня выбрала из всех и написала обо мне статью. Что же делать, что же делать…

Ага!

Не «ага». Скорее «У-у-у!». Только я никогда не плачу.

Не хочу писать о том, что случилось. Наверное, я раздумала быть писательницей.

Я старалась – правда старалась. Сразу после завтрака бегом побежала к себе и попыталась украситься как только могла. Я знаю, что волосы у меня непослушные, так что я их стянула в такие тугие косички. У Камиллы были косички, все на них умилялись и говорили, какая она хорошенькая. Правда, мне показалось, что с косичками лицо стало какое-то голое. Тогда я смочила слюнями прядки по бокам и попробовала закрутить их в колечки.

Все равно вид был довольно унылый, и я решила придать лицу выразительности. Забралась в комнату к Адель – ей шестнадцать, она по субботам подрабатывает в универмаге и у нее в столе целый ящик битком набит косметикой. Я заняла у нее чуточку румян, чтобы щеки не были такими бледными. И розовый блеск для губ тоже попробовала. И тушь для ресниц. Еще и на брови чуть-чуть намазала, чтобы заметней были. И сверху все посыпала пудрой, как торт. По-моему, получилось ничего себе. Во всяком случае, необычно.

И еще я переоделась. Не встречаться же с писательницей в старой футболке и юбке! Нет уж, для такого случая требуется нарядное платье. Только у меня нарядного платья нет. Я примерила кое-что из вещей Адель, но они на мне как-то плоховато сидели.

Тут я вспомнила, что у Луиз есть совершенно шикарное платье – ей тетка подарила, года два назад. Настоящее выходное нарядное платье, с вышивкой и с пышной юбкой, и еще там внутри пришита беленькая нижняя юбочка с оборками. Сейчас это платье Луиз уже мало, но она все равно в него втискивается по праздникам. А размер у нас примерно одинаковый.

Я подумала, что Луиз взбесится, если увидит, как я разгуливаю в ее лучшем выходном платье. Ну и пусть бесится, лишь бы мне произвести благоприятное впечатление на писательницу. В общем, я прокралась по коридору к комнате Луиз, но мне не повезло – Луиз была у себя. С Жюстиной. Я услышала их голоса.

Между прочим, они говорили обо мне. И о памперсах. Прямо давились от смеха. Я бы им надавала по глупым ехидным физиономиям, только Дженни тогда отправила бы меня в мою комнату и не разрешила выходить и я бы не смогла встретиться с писательницей.

Так что я проявила чудеса сдержанности и ушла. Но я так и не знала, что надеть. Хоть было лето, на меня напал озноб, и я решила надеть мохеровый свитер, который Жюли мне связала на Рождество. Когда Жюли с Тедом меня выкинули, я поклялась, что мне ничего от них не надо, и хотела даже порезать свитер на маленькие мохеровые лоскутки, только духу не хватило. На самом деле свитер очень красивый, и на нем ярко-голубыми буквами вышито имя «Трейси», чтобы все видели, что он мой, специально для меня сделан. Правда, он немножко колючий и щекотный, но мама однажды сказала: чтобы быть красивой, нужно страдать.

Мама всегда такая красивая… Вот если бы я была на нее похожа! Маленькая я была еще ничего, а потом вон что получилось.

Но сегодня я изо всех сил старалась выглядеть получше. К свитеру у меня была только одна старая юбка, у нее сбоку темно-синие пятна – однажды в кармане шариковая ручка потекла. С пятнами я ничего не могла поделать. Может, писательница подумает, что это нарочно такие разводы сделаны, вроде узора? И синий цвет – в тон буквам на свитере.

Я долго наряжалась и прихорашивалась у себя в комнате. Слышала, как другие дети с топотом побежали вниз, как Луиз и Жюстина хихикали, пока шли по коридору. У меня щеки так разгорелись, что никаких румян не нужно. Потом я услышала, как Адель разоряется, что такая-сякая поганка всю косметику у нее перерыла. Думаю – лучше я не буду пока высовываться. Еще немножко посижу у себя.

Потом позвонили в дверь, и я услышала, как Дженни разговаривает с кем-то у входа. Потом они пошли в гостиную. Тут я поняла: пора. Мой выход.

Я сбежала по лестнице и влетела в гостиную с улыбкой до ушей. Если хочешь кому-нибудь понравиться, нельзя появляться с хмурой физиономией. Мама всегда мне велит улыбаться пошире, даже когда прощается. Если смотришь мрачно, люди обижаются и не хотят больше с тобой общаться.

Надо улыбаться во весь рот, широко-широко!

Когда я вошла, все на меня посмотрели. И тоже заулыбались. Я, дуреха, сначала подумала – они мне улыбаются. А потом заметила, что улыбки у них неправильные. Насмешливые какие-то. А Жюстина с Луиз подталкивали друг друга локтями, хихикая и давясь от смеха. Адель сердито нахмурилась, и только Питер Ингэм улыбнулся по-настоящему. Он подошел ко мне, часто-часто моргая.

– Трейси, какая ты… нарядная, – сказал он.

Только я знала, что он врет. Что толку себя-то обманывать? Ясно же, что я выглядела как настоящее пугало. Дженни обычно не обращает внимания на внешность, а тут, кажется, даже она ужаснулась. А я подумала, что зря из кожи вон лезла – писательница так и не приехала.

Я же видела писательниц по телевизору. Они такие шикарные, прямо как кинозвезды, в сверкающих платьях, и в драгоценностях, и на каблуках. Почти как моя мама – только, конечно, не такие красивые.

А тетенька рядом с Дженни была похожа на какую-нибудь учительницу или нудного соцработника. Ненакрашенная, с растрепанными каштановыми волосами, в какой-то убогой футболке и мятых джинсах. Вроде как я, когда не наряжена, только взрослая.

Я уже решила уйти потихонечку к себе, чтобы зря не мозолить глаза Адель, но Дженни поймала меня сзади за свитер:

– Трейси, постой! Ты же хотела познакомиться с Кэм Лоусон.

– С кем, с кем?

– С писательницей, я тебе рассказывала, – зашептала Дженни. Потом еще больше понизила голос: – Зачем ты надела свитер, в такую жару? И что у тебя с лицом?

– Она воображает, что это красиво! – вякнула Жюстина, и они с Луиз покатились со смеху.

– Тихо, девочки! – сказала Дженни. – Ах, Трейси, Трейси!

Она крепко меня держала, чтобы я не могла броситься на этих глупых нахалок и как следует стукнуть их головами друг о друга.

– Оставь их, Трейси! Иди лучше поздоровайся с Кэм.

Я очень хотела познакомиться с этой Кэм (что за имя такое дурацкое?), хоть она ни капельки не была похожа на настоящую писательницу, но почему-то мне вдруг стало не по себе. Обычно я совсем не стеснительная, а тут даже не могла придумать, что сказать. Я что-то буркнула, вырвалась из рук Дженни и встала в уголке, чтобы оттуда смотреть.

Ко мне тут же притащился Питер. Жюстина и Луиз все еще потешались над моим видом. Было видно, что на самом деле они уже отсмеялись, но Жюстина продолжала заливаться фальшивым смехом, и Луиз от нее не отставала.