В омуте блаженства - Симпсон Патриция - Страница 53

Она очнулась в холодной неприбранной комнате, Первое, что увидела Джованна, было распятие на стене около детской кроватки. Она с трудом перевела взгляд на маленькое оконце на другой стене комнаты. На темном небе мерцали звезды, и прохладный ветерок овевал лицо.

Джованна поморщилась. Голова была тяжелой, кожа горела – дурной знак для роженицы. А где ее ребенок? Она осмотрела комнату, та была пустой. Джованна легла на спину и закрыла глаза, ее живот был весь в огне.

– Помоги, Господи, – прошептала она, и горячие слезы потекли из глаз. – Пожалуйста! – Но у Джованны не было сил, чтобы выразить словами свою мольбу. Она забылась, молясь о ребенке, о Козимо и чтобы Создатель услышал ее.

Наутро ей стало еще хуже. Она больше не могла поднимать голову. Когда молодой священник вошел в комнату, неся ребенка, завернутого в одеяло, у нее не было сил взять свое дитя. Джованна плакала, а священник держал перед ней черноволосого ребенка.

– Это твой сын, – сказал он, улыбаясь. Но глаза его были печальными. Они оба были уверены, что горячка и потеря сил убьют ее. Многие женщины умирали от этой горячки.

– Ax, – Джованна сложила губы в дрожащую улыбку. – Он прекрасен!

– Он совершенно здоров. С ним все будет хорошо.

– Благодарю вас, брат, – с трудом выговаривала Джованна, ее губы свело от боли, прогнавшей радость из голоса. – Скажи, есть среди вас брат-мирянин по имени Козимо Каванетти?

– Козимо? – Священник бросил на нее настороженный взгляд, а затем занялся одеяльцем ребенка.

– Мне сказали, что он должен быть здесь.

– Он был, но...

– Пожалуйста. Я должна его увидеть.

– Виноват, но это невозможно.

– Это очень важно. Я ищу его, чтобы...

– Брат Козимо мертв.

– Что?

– Разве вы не знали, что он колдун? Он воскресил женщину. И это не рассказ трубадура. Есть свидетель его колдовства – старуха, видевшая, как он оживил мертвую женщину!

Джованна смотрела в потолок. Ее взор померк. Козимо мертв. Это невозможно. Она должна была сказать ему о сыне, о том, что любит его, что она свободна и будет его женой. Рыдания, которые можно было принять за приступ боли, сотрясли Джованну.

– Я думал, что все слышали рассказ о Козимо Каванетти.

– Я не слышала.

– Они замуровали его живьем. Это делают с колдунами, как вы знаете. Как вы назовете сына? – спросил он, пытаясь подбодрить ее.

– Козимо.

– Вы не должны и думать об этом! – Он перекрестился, его глаза были полны ужаса.

– Обещайте мне, брат. Назовите его Козимо! – Джованна попыталась сесть. – Назовите его Козимо – я прошу вас!

Священник отступил, прижимая ее ребенка к своей груди:

– Вы сумасшедшая!

– Он не был колдуном! – закричала Джованна в гневе. – За что убили его? Почему его нужно было лишить жизни?

Священник некоторое время смотрел на нее.

Джованна плакала, а фигура священника становилась перед ее затуманенным взором то белой, то черной. Затем все померкло. Джованна упала на бок. Последнее, что она почувствовала, был каменный пол, к которому она прижалась пылающей щекой.

Открыв глаза, Джессика увидела Козимо на коленях перед ней. Она взглянула на него и испугалась, увидев так близко.

– Она умерла, – сказал он тихо. – Она умерла именно так.

– Думаю, да.

– Она родила мне двух сыновей. – Он в изумлении покачал головой. – У меня было два сына.

– Как еще ты мог стать родоначальником рода Каванетти?

– Действительно, я совсем не думал об этом.

– Кажется, Джованна долго искала тебя, Козимо. Она тебя очень любила.

– Да. – Он погладил ее руку, но не встал. – Но почему она не сказала мне, что Николо мой сын?

Она должна была сказать.

– Может, она боялась рисковать. Боялась, что ты вызовешь Рондольфо ли Бриндизи и сразишь его. А когда тот умер, она не смогла найти тебя.

– Если бы только она сказала мне раньше, я бы украл ее у этого животного. Я ведь любил ее.

Тоска в его голосе пронзила сердце Джессики. Какую любовь он пронес через века! С неожиданной для себя ясностью Джессика поняла, как ему помочь, как дать Козимо, чего он так страстно жаждал. Она может ничего не бояться.

– Козимо. – Она потянулась к его капюшону. – Дай мне взглянуть на тебя.

– Нет. – Он отстранился и плотнее натянул капюшон. – Нет, Джессика.

– Но я хочу видеть тебя.

Она взялась за его капюшон и потихоньку стала сдвигать его назад. Джессика приготовилась к тому, что увидит в свете огня из камина. Френк рухнул, увидев лицо Козимо, но Джессика знала, что она должна увидеть его ужасную внешность. Но знала она и то, что ее любовь к душевным достоинствам Козимо даст ей силу посмотреть на его изуродованное лицо.

– Нет, – возражал Козимо. Но капюшон все-таки упал ему на плечи, открыв израненное лицо.

Рот Козимо был перекошен на одну сторону, на нем постоянно была сардоническая улыбка, на щеках пролегли красные продольные шрамы. Белые полосы и пятна сходились около уха. Левое веко покрывало ослепший глаз. Лоб был изрезан морщинами и шрамами, убегавшими под волосы. Однако правый глаз был зрячим и блестящим, полным ума и доброты. Вероятно, он был очень привлекателен раньше и был похож на Коула. Сердце Джессики наполнилось страданием, когда он закрыл свое лицо руками.

– Нет, – протестовал он слабым голосом.

– Да, – отвечала Джессика. Она отняла его руки и, наклонившись, поцеловала его израненное лицо. Джессика почувствовала, что напряжение покидает его тело, его руки обвились вокруг ее талии.

– Нет, Джессика, – бормотал он. – Только Джованна.

– Вы забыли, милорд, – она провела рукой по его густым черным волосам, – что Джованна – это я.

– Ты Джессика.

– Нет. – Она взяла его лицо в руки, их взгляды встретились. Я – Джованна Монтальчино. А вы Козимо Каванетти. И мы нашли наконец друг друга, и это навсегда.

Она наклонилась вперед, притягивая его голову к своим губам. Она осторожно поцеловала его в губы, удивляясь, что не чувствует шрамов. Он обхватил ее своими огромными руками, почти свалив ее со стула, возбужденно дыша, прижимаясь к ней губами, чувствуя, что она принимает его со всеми его ранами.

Джессика не чувствовала страха, не чувствовала отвращения от его прикосновений, над всем этим царила любовь и желание. Она соскользнула на пол и упала на него. Он целовал ее сначала слегка, а потом со все большей страстью, погружая свое лицо в ее черные волосы, приходя в восторг от их прикосновения к его коже. Джессика откинула голову назад, и он целовал ее в шею, одновременно прижимаясь к ней бедрами. Его поцелуи заставили Джессику забыть, кто она такая. Вскоре она впала в странный сон, когда могла чувствовать только его губы, руки, а все, что она могла слышать, было его дыхание, становящееся все более быстрым и тяжелым. Козимо обнажил ее плечи и взял руками ее груди, качая их, в то время как она бормотала его имя. Джессика закрыла глаза и забыла все на свете.

– Я ваша, милорд, – шептала она, – а вы мой.

Проснувшись через несколько часов, Джессика обнаружила, что лежит на софе напротив камина. Огонь почти потух, а ноги замерзли, бедра сводила судорога. Джессика села, внезапно поняв, что она совсем голая под покрывалом, заботливо подоткнутым под нее. Который теперь час? Где Козимо?

Она вспомнила часы их любви и, покраснев, вскочила, как будто затем, чтобы отделаться от воспоминаний. Она осмотрела комнату, ища следы Козимо. С добром ли он ее покинул?

Вдруг Джессика увидела необычную книгу на столе. Она пробежала по полу, на ходу натягивая одежду. На столе лежал старинный манускрипт в тисненом кожаном переплете. Взглянув на него, Джессика сразу поняла, что это музейная книга. Она подошла и трепещущей рукой осторожно ее открыла.

Это было описание наблюдений за небом. На каждой странице была дата: «Пятое мая 1101», «Шестое мая 1101». Сердце ее забилось. Откуда взялся этот том? Тут она увидела парчовую закладку между двух страниц. Джессика бережно открыла заложенную страницу и взглянула на звездную карту. Там была ее комета, летящая по небу в двенадцатом веке, как она и предполагала, но не могла доказать без документов.