В омуте блаженства - Симпсон Патриция - Страница 39

– Это то, чего ты хотел добиться прошлой ночью?

– Да, но ты, кажется, не вспомнила другой путь, поэтому я не буду принуждать тебя к этому снова.

Джессика скрестила руки, не расположенная позволять себе хоть что-то вспомнить о Козимо.

– Я должен идти. Спокойной ночи, Джессика.

– Спокойной ночи и спасибо тебе, Козимо. Я... я чувствую себя намного лучше теперь, поговорив с тобой.

– Я рад.

– Я увижу тебя завтра?

– Если ты так желаешь.

– Козимо.

– Да?

– Откуда у тебя столько мудрости?

– У меня было много времени для раздумий.

Джессика провела следующее утро, убираясь в доме и выпекая печенье. Она думала о своей работе, о том, как доказать и обосновать, что комета, которую она видела на картинах и фресках, минует землю через тринадцать лет. У нее осталось только шесть дней до отъезда в Калифорнию, а она написала меньше пяти страниц.

Джессика вынула последний противень печенья на черной патоке и выключила плиту. Это аппетитное румяное печенье она приготовила по рецепту Каванетти, она знала, что Коул его особенно любит. Джессика сняла печенье и положила противень в мойку. Приведя в порядок кухню, она взяла тарелку с печеньем и пошла в гостевой дом, надеясь объяснить свое вчерашнее поведение.

Коттедж был окружен машинами и репортерами с зонтами. Джессика пробилась через толпу, удивляясь тому, что происходит. Неужели Коул опять что-то натворил? Она вытянула шею над плечом человека с видеокамерой. На пороге дома стоял Коул. Люси и седой мужчина с важным лицом. Лицо Коула было похоже на белую маску, Джессика уже видела смертельную скуку, которая появлялась в его глазах, когда ему не везло.

– Что происходит? – спросила Джессика человека с камерой.

– Только что поступило сообщение, что Коул Николе не будет больше играть.

– Что? – Джессика задохнулась. Она поняла, что это полное крушение для Коула.

– А кто этот седой человек?

– Это Том Макнаррен, тренер его команды. Джессика увидела, как тренер отмахнулся от дальнейших вопросов и пошел к своей машине. Репортеры окружили его, но тот ни с кем не стал разговаривать. Джессика пыталась взойти на крыльцо, но репортеры тащили ее в другом направлении. Беспомощная, она видела только, как Коул вошел в дом.

Когда дверь захлопнулась, репортеры стали расходиться. Джессика наконец добралась до двери и постучала.

– Люси? – позвала она. – Это Джессика. Через минуту дверь открылась.

– О, Джессика. – Люси шире открыла дверь. – Входи. Я думала, ты одна из тех негодяев, которые так расстроили Коула. – Джессика вошла, и Люси быстро закрыла за ней дверь.

– Репортеры сказали, что Коул больше не будет играть. Это правда?

– Правда.

– Как Коул принял новость?

– О, как обычно. Пришел в ярость. – Она оглянулась, потом снова посмотрела на Джессику. Понизив голос, она сказала:

– Правда, у него не было одного из этих ужасных обмороков. Это они лишили навсегда его каких-либо шансов. Тренер думает, что он слишком стар и должен уйти.

– Уйти? Он силен, как бык.

– Скажи это тренеру. – Люси тряхнула головой и подошла к дивану. Она взяла полотенце и повесила его на плечо. – Я не перенесу, если он не даст Коулу шанса. Вероятно, это будет последний год Коула, перед тем как сесть на скамейку. Так кончается карьера.

– Где он?

– Он пошел к себе переодеться. Сказал, что хочет пробежаться.

– Думаешь, он поймет, если я постучу?

– Уверена, что ты не будешь ему в тягость. Джессика подошла к спальне Коула и постучала.

– Коул? – позвала она мягко.

Никто не ответил. Дверь слегка скрипнула. Джессика смогла открыть ее и войти. В комнате было темно, кровать не смята. Джессика обошла кучу спортивных ботинок и полотенец. Тут она увидела Коула, поникшего на стуле, сжимавшего голову руками. Он не поднял головы, когда она снова позвала его по имени.

Джессика колебалась, не уверенная – оставаться ей или уйти. Уйти было бы проще всего, поскольку она не знала, что сказать, чтобы облегчить его боль. В такой момент она и сама не хотела бы слышать утешений. Все еще держа печенье, она приблизилась к Коулу, глядя на его поникшие плечи.

– Коул, извини.

Он не поднял головы. Джессика ощутила беспомощность. Что еще она может сказать? Вероятно, ей нужно остаться в стороне. А, может, он просто смертельно устал от надоевших ему людей и хочет побыть один.

Не находя слов, чтобы выразить сочувствие, Джессика положила руку ему на плечо в знак одобрения и поддержки. Она слышала, как он вздохнул, и осторожно провела рукой по его шее.

– Они глупцы, Коул, – проговорила она тихо. – Они ничего не понимают.

Наконец он взглянул на нее:

– Моя карьера окончена, Джесс, – Не может быть.

– Это будет чудом, если тренер согласится взять меня обратно, – вздохнул он. – Но я не верю в чудо.

– А я поверю, – ответила Джессика. – Я наконец поняла это. Ты должен поверить!

– Почему я должен?

– Потому что, потеряв веру, ты потеряешь надежду.

– Ты поешь совсем по-другому, чем прошлым вечером, – попытался он улыбнуться почти сердечно.

– Я много думала. – Джессика сняла с него руку и взяла печенье. – Попробуй, пожалуйста, печенье.

Он посмотрел на тарелку:

– Печенье на черной патоке?

– Оно самое.

– Ты смеешься?!

Джессика села на кровать, счастливая от того, что ему стало легче.

Он попробовал ее стряпню, а потом отправил в рот целое печенье.

– Это я люблю.

– Я знаю и тоже много помню.

– Ты знаешь, как давно я не ел ничего домашнего, Джесс? Лет десять. – Он поставил тарелку на ночной столик.

– Коул, извини за прошлую ночь. Я...

– О, забудь...

– Нет, выслушай. – Я беру назад свои слова.

Я была плохой. Я всегда хотела быть твоим другом, Коул. – Помня совет Козимо быть искренней, она глубоко вздохнула и бросилась в воду:

– Когда я еще была маленькой девочкой, я считала тебя самым сильным, самым симпатичным и добрым мальчиком, какого я знала.

Он перестал жевать и уставился на нее.

– Даже когда я училась в высшей школе, я думала, что ты намного лучше всех моих знакомых. Я хотела, чтобы ты взглянул на меня хоть раз. – Ее голос перешел на шепот, когда Коул поднялся во весь рост.

– Проклятье! – Его голос охрип от удивления. – Ты же никогда не разрешала мне.

– А ты никогда и не смотрел.

– Как я мог? – Он сжал челюсти, сдерживая приступ разочарования. – Кто я был? Бедный Николо Каванетти. Разве мог я смотреть на богатую мисс Джессику Ворд?

– Что ты этим хочешь сказать?

– Я был ничем, всего лишь полевым работником. Я видел, как вы живете. У меня никогда не было модной прически или дорогой одежды. Черт, я даже не умел говорить так, как вы!

– Но а не звала!

Она посмотрела на его широкую спину и впервые поняла, что не презрение к ней не позволило ему приблизиться.

– Потом ты заметил меня, – прошептала Джессика.

– Привыкнув быть лидером и различать тех, кто напоминал мне тебя – высокомерных, необычных и холодных, – я старался внушить им сменить холодность на обожание.

– И удавалось?

– Иногда. Но потом оказывалось, что холодность была не тем, чем казалась.

– Коул, я... – Джессика оборвала себя, ошеломленная его признаниями. Никогда, даже в самых смелых ее снах, она не могла предвидеть, что результаты ее искренности могут быть такими всеразъясняющими:

– И теперь я – бывший футболист, Джесс.

Совсем не то, что ты называла вызывающим успехом.

– Коул. – Джессика обняла его широкие плечи и прижалась щекой к спине, чего так хотела с того самого момента, когда приехала в Мосс-Клифф.

– О, Коул! – Она прижалась к нему крепче. – Ты мой друг, Коул, несмотря ни на что. Ты мой самый лучший друг, и всегда будешь им.

– Нет, Джесс! Я не хочу твоей чертовой жалости!

Джессика уронила руки, пораженная стыдом. Она совершила ошибку. Она поддалась своим чувствам, а он отверг ее. Совет Козимо не помог.