Третья стихия - Симонова Мария - Страница 27

Паук наскочил на Занозу сзади, сразу его опрокинул и сгреб передними лапами прямо к раскрытым и наверняка ядовитым челюстям. Но в самый критический и сладкий (для паука) момент укуса Кики заехал ему в пасть лазерником, воткнув его туда поперек. Челюсти временно заклинило, у паука произошла небольшая заминка — он освобождал свои жвалы маленькими дополнительными лапками мечтавшими уже запихнуть в ротик кое-чего повкуснее. Внезапно на него напали со всех сторон такие вкусные враги с железными дубинками (бывшими лазерниками), зажатыми у них в передних хватательных ногах. Вкусные враги — Петр, Седой и Рейчел — дубасили бедное насекомое кто во что горазд, и ему сразу стало не до коварного Занозы и даже не до его невкусного карабина, застрявшего во рту, — все ноги понадобились, чтобы отбиваться от врагов, а дополнительные лапки — чтобы защищать от ударов ротик. В это время главный и самый ядовитый враг — Карриган, выбрав удачный момент, послал в паука свой убойный плевок. После этого меткого выстрела паук почувствовал себя дурно, его потянуло в ближайший уголок, куда он, шатаясь, направился и где упал. На этом закончилась, так толком и не начавшись, его карьера оперативника-убийцы.

— У тебя что, вместо слюны — жидкий парализатор? — спросил Седой, утирая рукавом лоб.

— Почти угадал. А вместо крови — серная кислота, — отозвался Карриган.

Они еще разглядывали дохлого паука, когда в помещении раздался новый крик, принадлежавший Бельмонду.

— Смотрите! — воззвал к окружающим Фредерик Афанасьевич, взгромоздившийся после покушения на Илли с ногами на прилавок. Сидя там в весьма неудобной для его комплекции позе турка, Бальмонд тыкал пальцем вверх. Там, наверху, действительно творилось что-то новое и не вполне пока понятное: незримый «потолок» прогибался теперь не так угрожающе, и новых сталагмитов на нем больше не возникало, а по чернильному фону разлившейся Кляксы сновали туда-сюда едва уловимые тени, оставляя за собой нитеобразные следы.

Приглядевшись внимательней, Михаил понял что это паучки (и тут паучки!): сотни паучков творили наверху быструю работу — опутывали черноту тонкими нитями, сплетающимися постепенно во все более мелкую сеть. И эта ажурная авоська сдерживала напор, лишала массу подвижности и оттягивала, оттягивала ее от маленького зала, куда безразмерная тварь так упорно стремилась прорваться!

— Это что? — спросил Заноза у Карригана. Тот усмехнулся криво, но все же с заметным облегчением:

— Это не ко мне. — И поглядел на Илли: — Ты вызывала пауков?

Она устало пожала плечами:

— Я только просила о помощи. Кричала: «Помогите!» Мысленно. — Поглядев вверх, она добавила с сомнением: — По-моему, я тут ни при чем.

Сеть постепенно стягивала черноту с ночного неба, медленно уволакивая агрессора по направлению к Кляксе.

— Отличная работа! — Карриган кивнул Илли, как бы в знак благодарности. — Думаю, до утра теперь можно спать спокойно. — С этими словами он прошел к стойке, взял одну из стоящих рядом с Бедьмондом бутылок и осчастливил ее долгим поцелуем взасос.

— А как же это?.. — Бельмонд, неуверенно сползая с прилавка, указывал в тот угол, где скорчился паук. Карриган опустошил бутылку, сунул ее Бельмонду в дрожащие руки, вытер рот запястьем и ответил:

— А «это» к утру само рассосется.

7. БЕГСТВО

Не то чтобы Михаил сомневался в словах Занозы о том, что Скалди поутру воскреснет — само по себе это утверждение вернуло ему бодрость духа и вселило некоторую надежду после вчерашней страшной находки. И все же настоящим потрясением явилось для него на следующее утро воскрешение Скалди — наверное, третьим по силе потрясением в его жизни после встречи с Илли и обретением своего дара.

Остаток ночи он проспал так, будто провалился в какую-то собственную, подсознательную Кляксу, и никакие неудобства, вплоть до жесткого пола вместо уютной постели, не стали помехой его богатырскому сну. А выудил его наутро из небытия, словно рыбку на живца, переливчатый девичий смех. И таким нереальным казался этот смех на фоне не покидающей его даже во сне мрачной настроенности, что он сразу открыл глаза и сел, отыскивая взглядом источник веселья.

Смеялась незнакомая девушка, стоявшая по-хозяйски за стойкой — голубоглазая, со светлыми прямыми волосами до плеч, в белоснежной маечке и в синих джинсах. Ее изящные запястья опоясывал каскад браслетов, мелодично позвякивавших при каждом движении рук. Улыбающийся Странник облокотился о прилавок напротив нее, а она смеялась, передавая ему с полки бутылку.

— Скалди, детка, ты опять все перепутала, — сказал Заноза. — Мои любимые напитки находятся на правом фланге.

— Ничего я не перепутала! Просто тебе с утра полезнее пить лимонад! — весело отвечала она, вручая ему бутылку. Тут до Михаила наконец дошло, откуда взялась здесь эта незнакомая девушка: просто вышла поутру, как ни в чем не бывало, из заднею помещения, увидела кучу посетителей и приступила с огоньком к привычной работе. Михаил отыскивал на ней глазами следы вчерашних рваных ран: одежду она, конечно, сменила, но на загорелой коже лица и рук не было видно ни малейшей царапины! Михаил почему-то подумал, что, будь сейчас на его месте Фредди А. Бельмонд, он точно свалился бы в обморок.

Не успел он вспомнить о Бельмонде, как тот нарисовался на пороге подсобки — умытый, причесанный и довольно-таки бодрый по сравнению со вчерашним. Если Бельмонд и лишался чувств при виде Скалди, то произошло это еще до пробуждения Михаила, а в целом, кажется, воскрешение Скалди вернуло ему в какой-то мере его природный оптимизм.

— Доброе утро! — поприветствовал его Бельмонд, огибая стойку, и любезно заказал себе у Скалди «что-нибудь перекусить». Вежливость была у хозяина «Горного орла» профессиональной привычкой, и ее проявление по отношению к преступнику, каковым он наверняка считал Михаила, только лишний раз доказывало вернувшуюся к Бельмонду поутру бодрость духа.

Ответив нечленораздельным «сдобрутрм», Михаил огляделся по сторонам: в помещении находился еще только Попрыгунчик, который крепко спал. свернувшись у погасшего диска. Даже паука в углу не было — то ли его убрали, чтобы не поганил интерьер, то ли оплеванное насекомое действительно рассосалось за остаток ночи.

Михаил встал и потянулся — тело онемело, мышцы болезненно охнули и нехотя приступили к работе. «Надо бы немного размяться», — подумал он без энтузиазма и вышел наружу, надеясь встретить там остальных и в первую очередь Илли. Он увидел ее еще с порога и не сказать, чтобы очень обрадовался, — она в компании Карригана занималась осмотром близлежащих полотен «картинной галереи». Петра и его банды нигде не было, но за этих Михаил не особо-то волновался — небось не потеряются, куда ж им деваться здесь без Проводника?

Клякса корячилась на своем прежнем месте, наподобие местного черного солнца, но вела себя смирно, не колыхалась. Казалось, что она стала как будто бы чуть менее разлапистой. Слева на асфальте валялся развороченный кусок металла — остатки пространственного резака: это было все, что осталось от Рика. Щемящее чувство вины возникло в том уголке души Михаила, который успел занять Рик — чужой и в общем-то неприятный ему парень, наглый, самоуверенный бандит. Михаил стоял сейчас на том самом месте, где вчера погиб Рик, и со всеми своими замечательными способностями бессилен был вернуть человека из сожравшей его адской пасти — ведь, может быть, он там еще жив…

Карриган обернулся, поглядел некоторое время на Михаила и сказал, словно прочитав его мысли:

— Он скорее всего мертв. О душе не знаю, а тело, вероятно, стало стройматериалом для инферно — он провоцировал слишком мощный выброс.

«А ведь ты знал, что случится, и мог остановить его. Но не стал. Позволил Кляксе его убить. За что?.. Неужели за то, что он в этот вечер оскорбил Илли?..»

Михаил вздрогнул, услышав в своей голове ответ: «По крайней мере я, в отличие от тебя, не считаю это слишком ничтожным поводом для того чтобы убить. К тому же, помешай я ему выстрелить, меня могло снести потоком мировой предопределенности».