Привычка жить - Симонова Мария - Страница 3

Он медленно пошел к флаеру. Вспомнил о лучевике и вернулся поднять его. К горлу подступала вязкая горечь, казалось, она проникает в мозг. Обрывки мыслей пробивались сквозь нее к сознанию. Только шершавая рукоять лучевика, легшая в ладонь, напомнила ему о том, что здесь, может быть, не всё еще закончено.

Андрей повернулся к темнеющему дверному проему; то, что оттуда до сих пор никто не появился, было утешительным знаком, хотя и не свидетельствовало об отсутствии опасности. Он должен проверить. Убедиться, как того требовала инструкция..

На сей раз Андрей не стал осторожничать: свое присутствие он давно уже обнаружил, поэтому резко, не скрываясь, вошел в зал. Развернулся, поводя лучевиком; вокруг было тихо и мертво. Странный звук тоже затаился, но Андрей уже примерно понял, где искать его источник. Стремительным шагом он обогнул гору хлама, готовый сию же секунду открыть огонь, рискуя даже подстрелить кого-то безобидного, потому что знал — второй секунды твари ему уже не подарят. Чудеса не случаются дважды. А ведь чуть раньше он думал, что здесь может прятаться человек из диких — их небольшие стаи встречались в заброшенных городах, хотя и редко. Очень редко. За хламом — он даже приостановился — была Х-камера. Небольшая, примерно с грузовой лифт. Открытая. Чуть дальше виднелись двери двух обычных лифтов, закрытые, давно не действующие и не представлявшие интереса. А вот Х-камера…

Эти помещения самых разных размеров, снабженные сложной аппаратурой, были во множестве оставлены предками в заброшенных городах. Новопроходцам предписывалось закрывать их и опечатывать до прибытия специалистов из спецотдела СВБ. При этом строжайше запрещалось экспериментировать с аппаратурой. Среди техников шла молва о нескольких случаях, когда человек, находившийся в камере, бесследно исчезал и обратно, сколько ни мучай аппаратуру, уже не появлялся. Никогда.

Андрей шагнул к камере. На него пахнуло живым теплом и еще чем-то — не сказать, чтобы неприятным, просто непривычным, напомнившим ему каперсы, почему-то с ноткой парного молока. Пол в Х-камере был покрыт бесформенной грудой; вглядевшись, Андрей понял, что это какая-то мануфактура: ковры, одеяла, вроде бы даже гобелены, и всё это свернуто и примято, образуя подобие гнезда.

Вот почему тварь так упорно взбиралась наверх: здесь, на Башне, в Х-камере, она устроила себе лежбище.

Не опуская оружия, Андрей сделал еще несколько шагов: где спит один, там не мешает поискать второго. Возможно, где-то тут затаился ее партнер и наблюдает, готовясь к броску?..

Из Х-камеры донесся шорох. Андрей молниеносно развернулся, направив туда лучевик. Тут рука его дрогнула, и палец на курке ослабел — как ни странно, ведь за мгновение до того в темноте гнезда зажглись два зеленых глаза.

Но маленьких. Очень маленьких.

Он подошел ближе, еще, наконец оказался у самой двери «в гнездо». Существо не нападало. Теперь он отчетливо видел, что оно совсем небольшое, примерно с кошку, но лежит на животе совсем не по-кошачьи, вытянувшись и приподнявшись на лапчонках, словно человеческий ребенок. И смотрит. Смотрит на него с пристальным удивленным интересом.

Выражение лица Андрея, кажется, было не лучше, пока он глядел, как существо зевнуло — рот оказался совершенно беззубым — а потом издало тот самый, не дававший ему покоя настырный скрип.

Андрей почувствовал себя растерянным. И почему-то виноватым. Лучевик его как-то сам собой опустился. Он поднял свободную руку и протянул ее к детенышу, очень медленно и осторожно погладил маленькую головку. Не встретив сопротивления, почесал за ушком — острым, но расположенным сбоку, словно у человека. Детеныш уркнул, свалился на бок и перевернулся уже совершенно по-кошачьи — давай-давай, мол, гладь меня, это я люблю.

Андрей огляделся и потер лоб — собственный, естественно, покрытый легкой испариной, несмотря на ощутимую на высоте прохладу.

Этот детеныш был обречен. И какое ему до этого дело. В городе, может быть, сотни таких, и всем суждено погибнуть — в конце концов, это закон эволюции: выживает сильнейший вид, а человек сильнее.

Сильнее?..

Ну, хотя бы тем, что у него имеется лучевое оружие. В остальном… Чем он так превосходит тварей, способных приспособиться практически к любым условиям, что эволюция изначально отдала ему предпочтение?..

Да просто тем, что он не тварь.

Тяжело вздохнув, Андрей сунул лучевик за пояс, потом наклонился и бережно взял детеныша на руки.

К флаеру он вернулся без приключений. То есть… Словом, на смотровой площадке было пусто, и царила прежняя тишина, будто ничто ее не нарушало лет эдак тысячу.

Но состояние флаера свидетельствовало, что кое-что ее всё-таки не так давно нарушало: связь не работала, и двигатель тоже, поскольку «метким» выстрелом снизу оказался поврежден гравикомпенсатор. Пока Андрей делал одно за другим вдохновляющие открытия, детеныш нежился на комфортном пассажирском сиденье, успел на него нагадить какой-то желтой сывороткой, прежде чем Андрей догадался подстелить ему тряпку, а окончательно привыкнув к обстановке, принялся требовательно скрипеть. К этому времени Андрей выяснил, что спутниковая тарелка, о которой пуще собственной жизни радел Рольф, безнадежно испорчена в результате двух метких попаданий. И теперь неизвестно, когда ему удастся доложить в Контору — но только не о выполнении задания, а об итогах чьей-то азартной охоты: погибший техник связи, расстрелянная аппаратура, ну и, конечно, одна убитая тварь. С такими потерями к завершению очистки восстанавливать здесь будет нечего — в городе камня на камне не останется. В том числе и суперустойчивой Башни. И чистильщиков тоже. Насчет тварей — это еще вопрос.

Андрей поглядел на детеныша — вот кто никак не соотносился у него с определением «тварь». Даже назвать его словом «зверь» у Андрея почему-то не поворачивался язык, хотя всем известно, что тварь и зверь — далеко не одно и то же.

— Молод ты еще, брат, для твари. Сущее дитя, — вздохнул Андрей, погладив короткую шерстку на загривке малыша. «Дитя» заверещало громче, искательно тыкаясь носом в ладонь, и вдруг… Заплакало тонко и жалобно. По-настоящему. Как люди.

На миг у Андрея сжалось горло.

— Что, проголодался? — произнес он треснувшим голосом. И потянулся к встроенному мини-холодильнику с припасами, к «погребу», как прозвали его они с Рольфом.

— Чего бы тебе дать…

В «погребе» содержались банки и пакеты с консервированной едой, вода, батарея пива, и, конечно же, ничего, способного утолить голод младенца.

— Водички, что ли?.. — размышлял Андрей. Он взял пластиковую бутылку, достал из кармана носовой платок, скомкал треугольником и, обильно намочив водой, сунул в рот детенышу. Тот сначала зачмокал, вцепившись в платок мохнатыми ручонками с едва прорастающими мягкими когтями. Потом вдруг замер, удивленно расширив свои изумрудные глазищи.

«Мамины…» — с невольным ознобом подумал Андрей.

Детеныш разжал когти, выронил платок и вновь расплакался — обиженно и уже погромче.

Андрей тяжко вздохнул. Честно говоря, ему тоже до ужаса хотелось заплакать, даже навзрыд. Но разводить слякоть было некогда, да и не к лицу как-то ему, мужчине, связисту СВБ, на пару с малым…

Расстегнув куртку, он аккуратно сгреб горестно всхлипывающего младенца и устроил его у себя за пазухой. Не забыл прихватить скомканный платок. Взял из «погреба» воду и пластиковую упаковку говядины. Потом вышел из флаера и пошел искать, где тут начинается аварийная лестница.